Теперь мы переходим к обзору того, как взаимоотношение человека и растений "освещалось" в обширной литературе, определявшей себя как советская. Здесь невозможно говорить о конкретных произведениях: их очень много и они, в общем, совершенно незапоминающиеся. Напротив, придется много говорить о жизни, поскольку эта литература в основном представляет собой инструкции населению, и в ней лишь озвучивается в доступной форме совокупность воззрений, которыми это население обязано руководствоваться. Так вот, эта литература делит все растения на общественные и, соответственно, общественно полезные (зерновые, кормовые, в редких случаях — лесные угодья, колхозные сады и огороды) и частные, заслуживающие всяческого презрения вместе с их владельцами. Исключения делаются в лирической поэзии, например, для сирени в саду, — но вот только что же осталось от сиреневого сада великого селекционера Колесникова, кроме названия улицы "Сиреневый бульвар"? А так цветник — средство наживы, не говоря уже о парниках и оранжереях, а комнатные растения — мещанство. И запахиваются тракторами розарии, рубятся лопатами луковицы тюльпанов, вылетают на помойку цветочные горшки… Преобразование природы человека, замыслявшееся безбожной системой, включало в себя, как известно, и преобразование природы; самые меньшие братья наши претерпевали гонения наряду с нами.

Но комнатные оказались стойкими, они выжили — и вместе с ними выжили их хозяева. В эпоху подвальных трущоб и коммуналок люди стойко держались за последнюю свою отраду; из подвальных окон глядели на мир сотнями глаз герани, а в тесной комнате воцарялись у окна в большом ящике фикус, пальма, гибискус, известный под народным псевдонимом "китайская роза". И недаром герани, вполне по Чапеку, роскошно цвели в бедных комнатах: им требуется прохлада для земли — а где этого достигнешь лучше, чем в сыром подвале, и железистое удобрение — а что для этого лучше, чем дырявая кастрюля или старая консервная банка? Очень жаль, что герани вышли из моды, потому что разнообразию их сортов практически нет предела, а роскошь цветения у них совершенно тропическая. Еще жаль, что в новых, так называемых благоустроенных домах так решительно отменены подоконники, а отдельные квартиры почему-то устроены таким образом, что фикусы, стойко перенесшие вмести с геранями звание символов мещанства, пали перед их мелкогабаритностью и, кажется, вовсе исчезли из быта.

В качестве последнего литературного примера приведем содержание одного из рассказов В. Гиляровского из его книги "Москва и москвичи". В нем речь идет об очень ученом и очень скромном человеке, который довольствовался вполне непритязательным бытом в каком-то подвале и питался хлебом с колбасой. Друзья по подписке купили ему небольшой уютный домик на Шаболовке у некоей вдовы. Осматривя дом, счастливый владелец обнаружил, что бывшая хозяйка плачет на кухне, и встревожился, не обижена ли она сделкой. Оказалось, что ничего подобного, а жалко резать корову: в ее новом жилище для коровы места нет. Жалость к корове разделял и ученый, поэтому договорились так: корова остается в живых и на старом месте, а ее хозяйка поступает в экономки. При осмотре дома самое потрясающее впечатление произвела "зала", причем не только опрятностью, но и тем, что в ней на множестве окон и в простенках стояли горшки и кадки с удивительно пышно растущими кустами и деревцами самых разных субтропических видов. В дальнейшем обнаружилось, что вдова не только чисто ведет дом, жалеет корову и ухаживает за растениями, но отличается и другими приятными свойствами: хорошо готовит и питает уважение к учености и к ее представителям. В результате воспоследовал неравный, но совершенно счастливый брак, основанный на взаимном почитании обоими супругами тех прекрасных свойств, которые каждый из них усмотрел в другом. Вот каким замечательным образом привели двух немолодых людей к счастью любовь к животным, растениям и — не в последнюю очередь — к себе подобным.

К сожалению, современная художественная литература оставляет впечатление, что ей не до растений; в мире постмодернистских построений и людям-то выжить тяжело. Литература же, которую можно условно обозначить как познавательную, либо повествует о "пользе", которую можно извлекать из растений, либо оценивает их с точки зрения их "оккультной" ценности. Это, разумеется, достойно сожаления, но тем не менее утверждает растения в статусе самых меньших братьев: как и мы, они страдают от гримас общества потребления и мучаются в окружении неоязычества. Но поскольку не твари определяют судьбы творения, а Сам Творец, нам в нашем отношении к растениям полезно помнить, что они были — и будут! — лучшим украшением Райского Сада.

Самые разные люди в самые разные минуты своей жизни могут найти в Библии ответы на свои вопросы, даже если вопросы эти и не осознаются. Более того — человек меняется, и соответственно с этим меняется и его прочтение Библии; в нее, как в реку, нельзя войти дважды так, чтобы она оказалась одной и той же. Но аналогия с рекой — чисто внешняя, словесная, она, как и всякая языческая мудрость, нуждается в христианском осмыслении; Библия всегда одна и та же, а меняемся мы, и характер нашего изменения не в последнюю очередь зависит от того, часто ли мы обращаемся к Писанию, а главное — с какой целью.

Библия — не только Книга книг, как ее часто называют, она еще и Книга жизни, Книга мироздания. И замечательно то, что сказано в сущности гораздо больше, чем это просто выражено словами. О глубокой и многослойной символике библейских текстов написаны сотни книг, но все же каждый читатель в состоянии сделать свое маленькое открытие, увидеть то, что Священное Писание приготовило ему как личный подарок.

Вот, например, упоминание сорных трав; его общий смысл понять относительно несложно. О плевелах рассказывает притча в Евангелии от Матфея (Мф 13:24–30,36-42); эта притча изъясняется Самим Спасителем. Диавол тайно ("когда люди спали") сеет сорные травы на пшеничном поле; плевелы всходят вместе с пшеницей к удивлению работников, потому что семя было доброе; работники хотят тут же их уничтожить. Но хозяин поля опасается, что вместе с плевелами будет выполота и пшеница, поэтому предлагает подождать до жатвы, а тогда сначала собрать и сжечь плевелы, а потом приступить к сбору урожая. Для учеников Христос поясняет, что Сын Человеческий сеет в мире доброе семя — сынов Царствия, плевелы же суть сыны лукавого, семя диавола; жатва — это конец времен, жнецы — Ангелы.

Cлово плевел в современный русский язык взято непосредственно из церковнославянского; соответственное русское слово половел почти не употребляется, хотя фиксируется этимологическим словарем Фасмера. Именно с ним связан глагол полоть, то есть "уничтожать плевелы"; родственно ему и слово полова, что означает "мякина, солома" — именно то, что выбрасывают при сборе урожая. Такое явное соответствие евангельской притче этого описания в русском языке аграрного процесса, как представляется, наглядно демонстрирует ту роль, которую греческий текст Писания сыграл в формировании русского литературного языка.

Терния и волчцы упоминаются в Писании значительно чаще и нередко вместе. Значения их близки: так называются колючие сорные травы. Приведем список мест, в которых встречаются эти слова:

терния (терны), волчцы: Быт 3:18 (их произрастание — наказание Адаму за грехопадение, поскольку затрудняет работу); Ис 5:6 (Господь пошлет запустение на Свой виноградник, ибо тот принес дикие ягоды); Ис 10:17 ("Свет Израиля будет огнем, а Святый его — пламенем, которое сожжет и пожрет терны его и волчцы его в один день"); Ис 27:4 (Господь не гневен, но если кто противопоставит Ему в Его любимом винограднике волчцы и терн, Он выжжет виноградник); Ис 32:13 (предостережение беспечным — терн и волчцы будут расти на земле и на развалинах ныне веселящихся городов); Иез 2:6 (Господь увещевает пророка не страшиться тех отпавших, к которым Он его посылает, даже если они будут для него волчцами и тернами); Иез 28:24 (о Сидоне: "не будет он впредь для дома Израилева колючим терном и причиняющим боль волчцом"); Ос 10:8 (идолопоклонство Израиля; "терние и волчцы вырастут на жертвенниках их"); Евр 6:8 ("производящая терния и волчцы <земля> негодна и близка к проклятию, которого конец — сожжение");