Я достал для него книгу, и в течение последующих тридцати минут он увлеченно листал ее, останавливаясь на тех главах, где описывались состязания по стрельбе, клубы стрелков, а также перечислялись самые известные спортсмены Америки. Наконец, он откинулся на спинку кресла, и стало ясно, что он нашел то, что искал, и теперь что-то сосредоточенно обдумывал.

– Это просто безумие какое-то, Ван, – произнес он, глядя куда-то вдаль. – Средневековая трагедия в современном Нью-Йорке! Нет, никто сейчас, конечно, не носит кожаных штанов и камзолов, и все-таки… Боже мой! Нет-нет, видимо, так на меня повлияли эти невероятные новости, сообщенные Маркхэмом…

Он вернулся к своему кофе, но я видел, что новости полностью завладели его сознанием.

– Сделайте мне еще одолжение, Ван, – снова заговорил он. – Принесите, пожалуйста, словарь немецкого языка и сборник стихотворений из коллекции Бэртона Стивенсона.

Когда я принес ему нужные книги, он открыл словарь, нашел одно-единственное слово и, захлопнув том, отложил его в сторону:

– Так оно и есть. Впрочем, я в этом даже и не сомневался.

Затем он принялся что-то искать в антологии детских песенок и считалочек. Через несколько минут Фило закрыл и ее, после чего растянулся в кресле, выпустив вверх струйку голубоватого дыма.

– Да нет, не может быть, – произнес он так, словно спорил сам с собой и в чем-то сомневался. – Слишком уж все невероятно, фантастично и нереально. Волшебная сказка, обагренная кровью, если можно так образно выразиться, извращение какое-то, не поддающееся разумному объяснению… Бессмыслица, черная магия, колдовство. Настоящее сумасшествие, одним словом!

Вэнс, посмотрев на часы, ушел переодеваться и оставил меня путаться в догадках. Я никак не мог понять, что же могло вывести из равновесия моего друга. И что это за странный набор книг: трактат по стрельбе из лука, словарь немецкого языка и сборник детских стишков? Я пытался подвести их к общему знаменателю, но безуспешно. Впрочем, как потом оказалось, ничего удивительного во всем этом не было. Даже когда под тяжестью неопровержимых доказательств выяснилась вся правда о случившемся, она оказалась столь чудовищной, что люди до сих пор отказываются верить в нее.

Вскоре Фило вернулся. Он переоделся для выхода из дома и теперь с нетерпением ожидал приезда Маркхэма, который почему-то запаздывал.

– Понимаете, мне очень хотелось заняться расследованием какого-нибудь сложного дела, – заметил Вэнс. – Но такое! Нет, я вовсе не стремился разбираться в подобных кошмарах. И если бы я не был хорошо знаком с Маркхэмом, я бы заподозрил его в розыгрыше или мистификации.

Через несколько минут прокурор появился в саду с таким видом, что сомнений не оставалось: в городе приключилось нечто экстраординарное. Он был мрачный и встревоженный, а его всегда бурные приветствия на этот раз ограничились лишь кивком головы. Маркхэм и Вэнс дружили уже пятнадцать лет и, хотя они были совершенно разными, искренне ценили общество друг друга.

Пост окружного прокурора Маркхэм занимал более года, и ему часто приходилось звать на помощь Вэнса, который ускорял раскрытие преступлений благодаря своим уникальным способностям. Словом, в том, что он решил прибегнуть к помощи своего приятеля и на этот раз, ничего удивительного не было. Опережая события, замечу только, что ему здорово повезло, и только благодаря Вэнсу это чудовищное преступление в конце концов раскрыли.

– Конечно, все это может оказаться иллюзией и моей собственной выдумкой, – без особой убедительности в голосе начал прокурор. – Но я почему-то решил, что вы, возможно, согласитесь…

– Разумеется! – с грустной улыбкой проговорил Вэнс. – Но сначала я попрошу вас присесть и подробно пересказать мне вашу историю. Труп, как я полагаю, уже никуда не убежит. И прежде чем мы его осмотрим, нужно привести в порядок все имеющиеся у нас факты. Вам известно, кто замешан в этом деле? Почему уже через полчаса после того, как было совершено преступление, о нем стало известно окружному прокурору? Из того, что вы мне сообщили по телефону, я толком ничего не понял.

– Проклятие, Вэнс! – выругался Маркхэм, опустившись на краешек стула. – Суть преступления – если, конечно, это действительно уголовное дело, а не несчастный случай – ясна. Загвоздка только в том, – продолжал он, мрачно разглядывая кончик сигары, – как оно совершено. Весьма странно, но со смыслом. В последнее время стрельба из лука стала модным увлечением: вся молодежь американских колледжей заинтересовалась ей.

– Согласен. Но только я не слышал, чтобы стрелой из лука убивали человека по фамилии Робин. Как известно, Робин означает «малиновка», но она все же птичка, а не человек, а охотиться на людей с лукам и стрелами и убивать их не разрешено никому. Чего нельзя сказать о малиновках.

Маркхэм прищурился и внимательно посмотрел на Вэнса:

– Вам это тоже пришло в голову, да?

– Разумеется. Сразу же после того, как вы назвали фамилию пострадавшего, – походя заметил Вэнс, затянувшись сигаретным дымом. – С младенчества помню: «Кто малиновку убил?» Да не как-нибудь, а стрелой из лука! Именно так, как в этой считалочке. Странно, но зачастую плохенькие и не очень складные стишки, заученные еще в детстве, оседают у нас в мозгу на всю жизнь. А как его звали?

– Джозеф, если не ошибаюсь.

Вэнс снова вызвал дворецкого, и когда Карри пришел, Фило сразу отправил его за справочником по Нью-Йорку. Когда ему принесли книгу, он очень скоро отыскал в ней имя пострадавшего. Им оказался Джозеф Кокрейн Робин, обитавший в районе Риверсайд-Драйв.

– И что все это нам дает? – удивленно спросил прокурор.

– Пока не знаю, – проговорил Вэнс, неопределенно пожимая плечами. – Я просто собираю факты, относящиеся к данному случаю. Итак, что мы имеем на сегодня? Мистер Джозеф Кокрейн Робин, то есть «малиновка», был убит стрелой, выпущенной из лука. Неужели вам это не кажется странным?

– Ничуть! – раздраженно фыркнул Маркхэйм. – Достаточно распространенная фамилия. Я вообще удивляюсь, что с возрождением этого вида спорта у нас еще так мало жертв по стране. К тому же я не исключаю и той возможности, что гибель Робина – несчастный случай.

– Боже мой, да что вы такое говорите! – осуждающе покачал головой Вэнс. – Впрочем, даже если это и так, нам это мало чем может помочь. В последнем случае это все становится еще более странным. Из тысячи любителей пострелять из лука убили именно того, кто носит фамилию Робин! Если поверить в несчастный случай, то можно закончить спиритизмом, демонологией и тому подобными лженауками. Может быть, вы тоже верите в то, что среди нас обитают духи и джинны, ведущие в отношении человечества некую сатанинскую игру?

– А разве учитывать совпадения значит верить в демонов?

– Мой дорогой друг, ставшая притчей во языцех «длинная рука его величества случая» не может простираться до бесконечности. Есть и другие законы, основанные на математических формулах. А наша ситуация, как мне думается, гораздо более сложная, чем может показаться на первый взгляд. Вот, например, вы мне по телефону говорили, что последним, кто видел Робина живым, был некий господин по фамилии Сперлинг.

– Именно так. Но какое эзотерическое[1] объяснение вы найдете этому факту?

– Наверное, вы знаете, как слово «сперлинг» переводится с немецкого? – елейным голосом проговорил Вэнс.

– Допустим, в школу я ходил, как и все остальные, – недовольно пробурчал Маркхэм, но уже в следующую секунду глаза его округлились, а тело неестественно напряглось.

Вэнс подвинул к нему поближе словарь немецкого языка.

– Ну, все равно, посмотрите еще раз. Мы должны все перепроверить. Сам я в словарь уже заглядывал. Я испугался, что это воображение играет со мной злую шутку, и потому предпочел воочию во всем убедиться и увидеть это слово напечатанным черным по белому.

Маркхэм молча раскрыл книгу и быстро пробежал глазами нужную страницу. Несколько секунд он сверлил взглядом одно-единственное слово, а потом решительно поднялся со своего места, словно пытаясь стряхнуть с себя некое наваждение, завладевшее его сознанием. Когда он заговорил, в голосе его прозвучали вызывающие и даже воинственные нотки: