Наконец она заснула, но некрепко, и ее обступили сновидения. В своей полудреме она увидела именно то, чего она больше всего боялась. Если бы она бодрствовала, то могла бы закрыть глаза и отвернуться, могла приказать своим ногам унести ее прочь, а страх подгонял бы ее, заставив ускорить шаг. Она бы бежала так, как бегут люди, когда за ними по пятам гонится смерть. Но Анна спала и потому ее ноги не могли переступать быстрее, а глаза — закрыться.

Вы не сможете закрыть глаза на собственные мысли, нет, не сможете, как не сможете и перегнать их, как бы быстро вы ни бежали. Анна смотрела свой сон и сердце ее замирало но при всем своем желании она не могла зажмуриться.

Кандиде же наконец удалось сбросить давящий груз, который мучил ее весь этот бесконечный день. Никто и ничто не могло заставить ее пережить все сызнова — день этот миновал и уже не сможет вернуться. Рассказав все мисс Силвер, она сбросила эту немыслимую тяжесть. У Кандиды было такое чувство, что она долго-долго карабкалась на крутой холм и наконец вышла на тропу, ведущую вниз.

И теперь можно не думая идти туда, куда она ведет. Кандида слишком устала, чтобы о чем-нибудь думать.

Теперь нужно раздеться. Но что это там, на столике у кровати? Стакан с горячим молоком. Анна… как это мило с ее стороны… Весь день Кандида почти ничего не ела. Взяв стакан, она села у камина. Она сидит и пьет молоко — вот последнее, что Кандида запомнила…

Пришло утро. Анна, покинув сны, надела халат с цветочным рисунком. От вчерашних слез веки припухли и покраснели. Она плохо спала, но надо было начинать новый, очень нелегкий день. Руки и ноги были как из свинца, поднос с чаем казался жутко тяжелым. Поставив его на столик, она мрачно поздоровалась с мисс Силвер и отправилась дальше, к двери в спальню мисс Кандиды. Анна постучалась, но мисс Кандида не ответила. В одной руке Анна держала чашку с чаем (поднос остался у мисс Силвер), другой она снова постучала и, не получив ответа, повернула ручку и вошла.

Едва она шагнула за порог, чашка соскользнула и упала. Но, вцепившись мертвой хваткой в блюдце, Анна смотрела не на разбитую чашку и растекавшуюся лужицу чая, а на пустую, прибранную комнату. Постель была неразобрана и, похоже, в ней сегодня никто не спал — она была застелена точно так же, как вчера утром. Анна припомнила, что покрывало в головах легло не совсем ровно — уж очень у нее дрожали руки… И когда она, оглянувшись с порога, это заметила, еще подумала: «Какая теперь разница? Ведь мисс Кара умерла». Она взглянула на подушку — та лежала точно так же, как тогда. Взгляд Анны медленно переходил с постели к окну, книжным полкам, камину, туалетному столику — там белел клочок бумаги, на котором было что-то написано. Анна спешно пересекла комнату, поставила блюдце на столик, потом взяла освободившейся рукой этот листок. Чернила были смазаны, а почерк… настоящие каракули, да еще и клякса:

Прощайте. Я так больше не могу.

Анна продолжала смотреть на записку до тех пор, пока слова не начали расплываться перед глазами, потом отправилась обратно, тем же путем, каким пришла.

На этот раз она не стала стучаться к мисс Силвер, повернула ручку и толкнула дверь, словно слепая. Мисс Силвер поставила свою чашку на поднос и взяла протянутый ей листок бумаги.

Анну била крупная дрожь, и она снова начала плакать.

— Она ушла! Сперва одна, а потом другая! Сначала мисс Кара, а теперь мисс Кандида! Но почему?! О Dio mio, почему?!

Мисс Силвер внимательно изучала неровные каракули.

— Это почерк мисс Сейл?

Анна всплеснула руками.

— Откуда мне знать!

— Но вы же должны были его видеть! Прошу вас, сядьте и возьмите себя в руки. Вы должны были видеть почерк мисс Сейл.

— Где мне его видеть? — всхлипывала Анна. — Мисс Оливия написала ей письмо, она ответила — всего одно письмо из тех, что сюда приходят! Я их не разглядываю и знать не знаю, какое от кого, какое было от мисс Кандиды! Я знаю только, что она была здесь, а теперь ее нет, и лишь Богу известно, что с ней стало и что станет со всеми нами!

Мисс Силвер выбралась из кровати, запахнулась в голубой халат и надела черные войлочные туфли. Вместе с рыдающей и болтавшей без умолку Анной она вошла в комнату Кандиды.

— Постель! Вы же видите — на ней не спали! Она точно в том виде, как я ее застелила! Вчера вечером мисс Кандида сказала, что она сама приготовит постель — ее и вашу и положит грелки. «У вас и так полно дел», — сказала она.

Истинная правда — я же одна, попробуй все успеть! Мисс Кандида такая славная, такая добрая! И мистер Дерек тоже!

Вчера вечером подошел и говорит: «Давайте я вам помогу с посудой», а я ему: «Нет-нет, мисс Оливии это не понравится», а он мне: «Милая, а мы ей не скажем». Это у них, у молодежи, манера такая, называть всех милой. Это ничего для них не значит, но он сказал так, будто всерьез, и помог мне со всеми делами. Они очень добрые: и он, и мисс Кандида. Ну почему все-все так плохо?

Мисс Силвер не обратила внимания на эти причитания.

Она подошла к кровати и отвернула край одеяла. В ее постели на этом месте вчера лежала грелка. В постели Кандиды грелка тоже была. Станет ли девушка, собирающаяся сбежать, класть грелку в свою постель? Мисс Силвер расхаживала по комнате взад и вперед, потом открыла дверцу шкафа.

— Анна, подойдите сюда. Вот то платье, в котором она была вчера вечером, верно?

Черное платье висело на вешалке. Одно плечо соскользнуло и болталось свободно. Анна судорожно вздохнула.

— Да… да… точно оно… моя бедная мисс Кандида!

— Тогда чего здесь не хватает?

— Серая юбка и пальто… серое пальто… она надевала его, когда шла на улицу. И маленькую серую шляпку — она должна быть в ящике. Нет, она ее тоже взяла! И сумочка… ее нет! И туфли уличные… смотрите, тут только те, что были на ней вчера вечером. Она не могла уйти в них! Dio mio! Куда она ушла и почему?

— Если бы она ушла, одна из дверей или хотя бы окно, были отперты. Разбудите мистера Дерека и вместе с ним осмотрите все внизу, пока я одеваюсь.

Но когда Анна ушла, мисс Силвер отправилась в свою комнату далеко не сразу. Заперев дверь, она подошла к книжному шкафу и внимательно его изучила. Строго говоря, это был не книжный шкаф, а полки, вделанные в нишу между камином и стеной, где находились окна. Полки начинались у самого пола и заканчивались в двух футах от потолка. С обеих сторон нишу обрамляли узкие резные деревянные планки, а сверху — резной карниз.

Мисс Силвер стояла и смотрела на эти полки. Сняв несколько книг, она обнаружила, что задняя часть полок прилегает к деревянной панели. Кандида Сейл говорила о том, что, проснувшись среди ночи, увидела сперва полоску света, а затем в нише открылась дверь. И полки, и деревянная панель в качестве задней стенки вполне могли быть сделаны именно затем, чтобы скрыть потайную дверь, но то, что эта дверь открылась, Кандиде вполне могло просто присниться. Сделав эти два вывода, мисс Силвер отправилась в свою комнату.

Когда Анна привела Дерека Бердона, мисс Силвер была уже полностью одета, волосы были аккуратно заплетены и уложены двумя кольцами, а челка — убрана под сеточку. Она была одета в оливково-зеленое кашемировое платье, ныне низведенное в ранг утреннего, и теплый пушистый платок, который ее племянница Этель подарила ей на Рождество, — такой уютный и практичный. Эти лилово-пурпурные тона были необыкновенно хороши, к тому же темный платок был вежливой данью трауру, царившему в доме.

Услышав звук приближающихся шагов, мисс Силвер поспешила отпереть дверь. Дерек Бердон был в своем халате — великолепно расшитом, подчеркивавшем его бледность. Он сказал, что та дверь, через которую мисс Оливия покинула Андерхилл, оставалась не только незапертой, но и распахнутой настежь. Платок, найденный неподалеку от двери, насквозь промок — всю ночь шел дождь. Анна признала в нем один из тех, которые вышила Барбара Сейл во время своей болезни. В одном из углов платка красовалась изящная заглавная буква "К".