Но Кэрролл лишь беспечно рассмеялся.

— Боюсь, вашему слухачу помешало пребывание по другую сторону двери. Жаль, что он не вошел в кабинет и не присоединился к нам — тогда бы он во всем разобрался. Порлок сказал мне, что Таушер был вражеским агентом, находившимся в Бельгии, когда я там гастролировал, и спросил, не встречал ли я его. Мне этот вопрос показался оскорбительным. Я понятия не имел о существовании этого парня, а тут мне объявляют, что он нацистский шпион, и спрашивают, знал ли я его! Кому бы такое понравилось? Признаюсь, я вспылил. Но вы ведь не станете убивать человека только за то, что то он проявил бестактность, верно?

— Ну… — произнес Лэм, откинувшись на спинку стула.

Фрэнк Эбботт перевел взгляд с двери, закрывшейся за Леонардом Кэрроллом, на лицо шефа. То, что выражал этот холодный и саркастический взгляд, едва ли понравилось бы мистеру Кэрроллу.

— Ну, сэр?

— Я спрашиваю вас.

Младшему офицеру пришлось забыть о самолюбии. Когда учитель задает вопрос, школьник обязан отвечать, а не задирать нос кверху. Тон Фрэнка тотчас же стал весьма почтительным.

— У каждого из них наготове несколько причин, по которым убийцей может оказаться кто-то другой. Мастермен весьма изобретательно предположил, что Тоут мог проскользнуть в темноте через холл и ждать за дверью в гардеробную. Кэрролл также нашел несколько добрых слов о Тоуте. Все трое просто из кожи вон лезли, расписывая, как миссис Оукли опустилась на колени возле убитого и назвала его Гленом.

— Да, в этом нужно разобраться, — буркнул Лэм. — Мы еще не говорили с мисс Лейн и мисс Мастермен. Думаю, миссис Тоут можно не принимать в расчет. Если она и видела своего мужа в холле, то ни за что в этом не призналась бы, а о других она вообще ничего говорить не пожелала. Я бы сосредоточился на этих трех мужчинах, если бы не история с миссис Оукли. Возможно, у ее мужа мог появиться мотив, так что и его нельзя упускать из виду. Что же касается вышеупомянутой троицы, то вот что мы имеем: Кэрролл достаточно быстро соображает, и, учитывая показания Пирсона, у него мотив имелся. Мастермен оставил отпечатки на выключателе у камина — вроде бы у него была для этого уважительная причина. Насчет мотива мы мало что знаем, но, похоже, он мог у него иметься. Нужно, чтобы Ярд покопался в его прошлом. Теперь Тоут… Что вы о нем думаете?

Фрэнк поднял брови.

— Если убийца должен был быстро соображать, едва ли Тоут подходит на эту роль. С другой стороны, если Тоут такой тупой, каким кажется, то как же он заработал столько денег?

Лэм кивнул.

— На это есть два ответа. Первый: он их не заработал, а украл. И второй: он не такой дурак, каким выглядит.

Фрэнк подумал, что шеф отнюдь не теряет форму.

— Первый вариант мне не кажется особенно вероятным, — сказал он. — Черный рынок требует мозгов. Если человек глуп, его могут использовать как орудие, но не позволят ему выйти из игры с крупной суммой. Тоут, насколько я понимаю, купается в деньгах, а если так, то я очень сомневаюсь в том, что он глуп. Значит, верен второй вариант.

Лэм рассеянно барабанил пальцами по столу.

— Если Тоут убийца, он должен был пометить Порлока светящейся краской и добраться до какого-нибудь выключателя. На выключателях у двери в гардеробную есть смазанные отпечатки, как и на самой двери. Этого и следовало ожидать. Но выключатели на верху лестницы вытерли начисто.

— Это скорее Кэрролл.

Лэм кивнул.

— Или Тоут. Он мог добраться туда, выйдя через дверь для слуг и поднявшись по задней лестнице — хотя я не знаю, зачем ему это делать.

Фрэнк покачал головой.

— Сомнительно. Тоут слишком массивен, чтобы соскальзывать по перилам и бегать по лестницам. Да и вообще, сэр, я не понимаю, как кто-либо мог бегать по лестнице вверх или вниз, не будучи услышанным. Нельзя бесшумно ступать по дубовым ступенькам.

— Можно, если вы в одних носках. Если Кэрролл соскользнул вниз по перилам и взбежал вверх по лестнице, он мог сбросить свои шикарные туфли и оставить их в удобном месте, чтобы потом надеть снова. Тоут мог нести туфли в руке — толстяки часто обладают легкой походкой. Но я не понимаю, зачем ему подниматься наверх, чтобы выключить свет, когда было бы гораздо проще сделать это внизу, у двери в гардеробную.

— Ну, это версия Мастермена — Тоут мог последовать из гостиной за остальными, когда они вышли смотреть шараду, пометить по пути Порлока краской, пройти через темный холл и подождать за дверью в гардеробную. Это позволило бы ему орудовать находившимся там выключателем, а светящееся пятно на спине у Порлока — надежный ориентир в наступившей темноте. Теоретически такое вполне возможно, но доказательств никаких.

Дверь медленно открылась, и появился Пирсон с подносом в руках. Судя по его поведению, сейчас он был дворецким, а не детективом. На подносе находились чайник, кувшин с молоком, сахарница эпохи королевы Анны[13], пара чашек с блюдцами, фруктовый пирог, тарелка с сандвичами, а также блюдо с крышкой, откуда исходил приятный запах тостов с маслом или оладий.

Закрыв за собой дверь, Пирсон поставил поднос.

— Я подумал, что вам пора выпить чаю, сэр. Под крышкой тосты с анчоусом, а на тарелке сандвичи с яйцом. — Доложив это, он вновь превратился в частного детектива. — Если позволите, сэр, я хотел бы кое-что сообщить, о чем вам, по-моему, следует знать.

Лэм оторвал взгляд от блюда с крышкой.

— Говорите!

— Это касается горничной миссис Оукли…

— Что с ней такое? — Лэм повернулся к Фрэнку Эбботту, который взял чайник. — Если хотите, наливайте себе эту жижу. Я пью только крепкий чай, как следует заваренный и с хорошей порцией сахара, какой готовила моя бабушка. — Он снова повернулся. — Ну, что там насчет горничной миссис Оукли?

— Ее зовут Хупер, сэр, мисс Хупер. Ничего, сэр, кроме того, что мистер Порлок ей платил.

Лэм выпрямился на стуле.

— Вот как? Почему вы так думаете?

Пирсон выглядел еще более виноватым, чем обычно. Почему-то он напомнил Фрэнку уховертку, высовывающуюся из-под камня — впрочем, Фрэнк не знал, высовываются ли уховертки из-под камней.

— Я не думаю, сэр, я знаю. В таких домах телефоны очень удобны для подслушивания, так как у дворецкого в буфетной имеется параллельный аппарат. Если я видел, что мистер Порлок кому-то звонит, я просто шел в буфетную и закрывал дверь. А если ему звонила мисс Хупер — хотя, конечно, она себя не называла, — я соединял ее с мистером Порлоком и продолжал слушать. Соблюдая осторожность, можно было избежать щелчков.

Фрэнк Эбботт добавил три капли молока в чай соломенного цвета.

— Откуда вы знали, что звонит Хупер, если она не называла своего имени? — спросил Лэм.

— Молодая леди на телефонной станции смогла сообщить мне номер абонента. Мисс Хупер называла себя мисс Робинсон. Вскоре я выяснил, что в Милл-хаусе нет никаких Робинсонов. По содержанию разговоров я понял, что звонит личная служанка.

— Что она говорила?

— Впервые она позвонила в прошлый вторник вечером. Я соединил ее с мистером Порлоком. «У вас есть, что сообщить?» — спросил он. «Не очень много, — ответила она. — Они прибыли, но воспитательница — мисс Коул — вернулась в город, а старая няня снова приехала сюда». Мистер Порлок сказал, что его интересует не старая няня, а новая секретарша. Горничная фыркнула и заявила, что миссис Оукли слишком балует девушку — предложила ей поехать в Лондон и выбрать себе вечернее платье. «Когда она едет?» — спросил мистер Порлок. «Завтра». Тогда он сказал ей, что миссис Оукли нужна светящаяся краска для часов сына, и велел ей убедить ее послать мисс Браун — секретаршу — в магазин «Де Люкс», так как там есть эта краска. «Только ничего не перепутайте, — предупредил мистер Порлок. — Она должна быть в „Де Люкс“ между двенадцатью и часом». Он спросил, как будет одета мисс Браун, и мисс Хупер ответила, что у нее только одно пальто — светло-коричневое твидовое, довольно поношенное. Потом мистер Порлок стал спрашивать о ее шляпе, туфлях и сумочке. «У нее по-прежнему волосы и глаза одного оттенка?» — со смехом осведомился он, а горничная снова фыркнула и сказала, что не обратила на это внимания. «Что-нибудь еще?» — спросил мистер Порлок. Мисс Хупер ответила, что произошло нечто странное. Перед обедом миссис Оукли прошла из своей спальни в будуар — эти комнаты смежные, — и Хупер услышала, как она вскрикнула. Горничная вошла в будуар узнать, в чем дело и увидела, что ее хозяйка уставилась на скомканную фотографию, которую держала в руке. Потом она села и уронила фотографию, а Хупер подобрала ее. «Ну?» — спросил мистер Порлок. «Вы хотите, чтобы я сказала вам, кто был на этой фотографии?» — осведомилась горничная довольно ехидным тоном. «Назовите мне имя фотографа», — велел мистер Порлок. «Роубекер и сын, Норвуд», — ответила Хупер. Тогда он присвистнул и положил трубку. Минуты через две мистер Порлок позвонил по лондонскому номеру — вот по этому, сэр, — и поговорил с женщиной, которую называл Мейзи. «Между двенадцатью и часом дня, — сказал он ей. — Ищите девушку в светло-коричневом поношенном пальто из твида». Мистер Порлок сообщил ей описание секретарши, которое узнал у горничной, и добавил: «У нее волосы и глаза были совсем одинакового цвета. Думаю, они и теперь такие же — золотисто-коричневатые и очень красивые. Действуйте!» В тот раз это было все, сэр.