Ответа он уже не услышал.

…пахнет прелью. Над головой щебечет иволга. В кустах клещевины, за спиной, возится ланд-капрал Фюрке: капрала тошнит. Взгляд опускается ниже. Хочется зажмуриться. Нет, нельзя. Надо смотреть. Я сказал: смотреть, Намюр! Ты слышишь?! Когда одержимые Чистыми Тварями взяли в оборот твою роту под Вернской цитаделью, ты ведь смотрел в лицо худшему зрелищу, чем сейчас!

Давай, приятель.

Не отворачивайся.

Тело, до половины утонувшее в палых листьях, скручено из безумных частей. Ладонь младенца. Плечо и часть грудной клетки взрослого мужчины. Редкие седые кудри старика падают на исклеванные птицами нежные щеки юноши. Правая щека старше левой: там пробивается редкая бородка. Ноги разного возраста: одной лет пять, другой все тридцать. Волосатый живот зрелого человека, но гениталии под животом – невинного ребенка. Поодаль лежит второй труп. Точно такой же, но над ним больше поработали лесные падальщики. Это его увидел капрал Фюрке, после чего стал бесполезным для поисков и расследования. А ты все смотришь, хотя толку в этом мало.

И еще: запах.

Нет, не вонь мертвечины – это ты бы счел сейчас благом, ароматом духов Крошки Жаклин.

Пожалуй, так пахнет гниющая судьба.

Странная мысль. Но понять ее исток не получается: почти сразу ты ныряешь в кусты и, мучительно кашляя, присоединяешься к Фюрке.

Стоит ли говорить, что все удовольствие от ужина было отравлено напрочь? Даже вчерашние гады-трепанги опять встали поперек горла. Бледный до синевы, Мускулюс быстро плеснул в чарку, залпом выпил.

Повторил без перерыва.

Когда Просперо Кольраун демонстрировал ученикам последствия запретных опытов на стыке дэвгеники и «magia nigra», например результат случки лягушки, гороха и инкуба, – это было куда менее противно.

– Да, вы видели. Теперь я понимаю, мастер колдун: вы действительно видели.

Ландверьер с сочувствием следил за действиями малефика.

– Вам ясно, почему я не стал тащить эту пакость в город? Мы с Фюрке зарыли тела у Юстовых оврагов. Капрал молчун, на него можно положиться. Опытного мага в Ятрице нет, вызывать волшебника из столицы – лишние хлопоты. Пойдут слухи, гуртовщики станут гонять стада в обход, купцы объявят бойкот ярмарке… Вы будете смеяться, мастер колдун, но я люблю этот город. Этот маленький, сонный, славный город. Я счел за благо промолчать. И пять лет уверял себя, что поступил верно. Особенно когда той же зимой явились каземат-сыскари из столицы. Правда, по совсем другому делу.

Сперва Андреа решил, что ослышался.

– Сыскари? Это был листвянчик-месяц, пять лет тому назад?!

– Да. А что?

– Начало месяца? Середина?!

– По-моему, третья декада. Вам дурно, мастер колдун?

– Нет, – ответил Андреа Мускулюс. – Все в порядке. Давайте еще выпьем?

Волшебника не удивишь чудом.

Но это было именно чудом из чудес.

В прошлый вторник престарелый лейб-малефактор Серафим Нексус лично представил Его Величеству верноподданного колдуна Андреа Мускулюса.

Последний впервые удостаивался аудиенции у августейшей особы и волновался, как девица перед брачными гонками. Однако, хвала Вечному Страннику, все прошло гладко. Король пребывал в благосклонном расположении духа, лейб-малефактор открыто покровительствовал «даровитому отроку, без пяти минут магистру»; да и сам Мускулюс, простив старцу легкомысленного «отрока», был в ударе. Кланялся с изяществом, ел ножом и вилкой. Говорил как по-писаному, без срамных идиом простонародья, и исключительно вовремя: то есть когда к нему обращались. В паузах же молчал с благоговением. В итоге Эдвард II дал высочайшее распоряжение оформить колдуну патент члена королевской свиты. Сперва на сезон предстоящей охоты в Бреннских лесах, а там – как получится.

– В каком, позвольте спросить, качестве? – кланяясь, осведомился писец-куратор из Канцелярии Патентов, дотошный и въедливый, как жучок-древоточец. Сизые щеки писца обвисли скорбными брылями в предчувствии работы. – Ранг? Звание? Жалованье казенное или на свой кошт?

– Стар я стал, – невпопад раскашлялся Серафим Нексус. – Подагра замучила. И седалищный нерв ущемлен гораздо. Тяжко мне по охотам гарцевать…

Эдвард II лукаво, с пониманием кивнул:

– Оформляйте на казну. В качестве, значит, действующего консультанта лейб-малефициума.

Король задумался и, лучезарно улыбнувшись, добавил:

– С испытательным сроком. Серафим, не ревнуй, сам ведь рекомендовал…

Просперо Кольраун на этот раз надеялся отсидеться дома: любые поездки, а охоту в особенности, боевой маг почитал напрасной тратой сил телесных. К своим телесным силам он относился исключительно бережно. «Охота пуще неволи!» – жаловался маг домочадцам. Однако придворный волхв-люминосернер накануне отъезда, обкурившись сморчками, кликушествовал не к добру. Пророчил «дорогу дальнюю, казенный дом», с отягчающими обстоятельствами. Королеву схватила мигрень, инфанты рыдали, обнимая отцовские сапоги, – короче, для успокоения династии пришлось-таки Кольрауну сопровождать Его Величество. Скрипя сердцем, сапогами, рессорами кареты и пружинами новомодного сиденья, Просперо с величайшей неохотой последовал за владыкой.

Консультанту лейб-малефициума, увы, места в карете не полагалось, так что Мускулюс поехал верхом на казенной кобыле.

Охотничий лагерь напоминал растревоженный муравейник с редкостно бестолковыми муравьями. Слуги, ловчие, конюшие, доезжачие, стремянные, посошковые, егеря, псари, повара с поварятами, дамы скверного поведения… Казалось, что за королем увязалось полстолицы. Причем именно та половина, которая была меньше всего приспособлена к походной жизни. Хорошо хоть загонщики успели покинуть лагерь. С тазами, гонгами и колотушками они еще затемно отправились в чащу – и сейчас, как доложил премьер-ловчий, «рады гнать».

После легкого десерта, затянувшегося часа на три, свита погрузилась в седла, готовясь сопровождать повелителя.

Андреа Мускулюс ограничил завтрак древесными устрицами, бриошью «Dofine» и глотком белого с тмином. В освободившееся время он успел трижды «обнюхать» сбрую, снаряжение и окрестный Филькин Бор на предмет вредоносных флюидов, порчи и засад бунтовщиков. Последнее, конечно же, было излишним. Присутствие в лагере Просперо Кольрауна, боевого мага трона, и отряда лейб-стражи во главе с капитаном Рудольфом Штернбладом – все это делало рвение молодого колдуна пустой тратой маны. Политическая обстановка в государстве также не сулила сюрпризов. Дворцовые прогносты из академии «Златой Кочет», все как один, клялись головой, что сословия благоденствуют, завистники бессильно скрежещут, а многочисленные бастарды доброй волей подписали отказ от претензий на престол Реттии.

Однако Андреа привык скрупулезно относиться к своим обязанностям. Из-за чего, в значительной степени, лейб-малефактор и положил на него глаз. Но положил совсем не так, как делал это в иных случаях. Доброжелательно, можно сказать, положил. Испросив предварительно дозволения у «коллеги Просперо», перед отъездом охотников из столицы:

– Вы не против, дорогой друг?

– Разумеется, дорогой друг!

– А что, дорогой друг, скажет на этот счет ваш протеже?

– А кто его, дорогой друг, станет спрашивать?

Кстати, Просперо Кольраун с утра тоже положил глаз на ученика. В прямом смысле слова: вызвал малую глазовертку, скрутил с ее помощью «Рябую Зеницу» и укрепил на лбу у Мускулюса. Теперь боевой маг имел возможность следить за охотой, не покидая лагеря. Лично скакать по лесу, тратя на это драгоценные силы, Кольраун явно не собирался.

Шелковый гамак, на взгляд победителя Септаграммы Легатов и ужаса Чистых Тварей, много лучше подходил для защиты августейшей особы.