Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Не знаю, как они собираются засунуть все в один грузовик, он уже и так перегружен вещами. Непростая задача.

Так и вышло — процесс перегрузки всего багажа в один грузовик оказался долгим. Ребята пытаются загрузить весь скарб сверху, привязывая его веревками.

Я никогда не смогу выразить или объяснить, что это за люди, через что они проходят или почему это так важно, чтобы мы им помогали.

Я достала видеокамеру и предложила нашим пассажирам высказаться. Идея им понравилась.

Они не верят прессе, не хотят, чтобы СМИ сами решали, что важно, а что нет. Они хотят сами расставить акценты. Справедливо.

Когда я ехала сюда, я думала, что мне будет плохо от всего того, что я увижу.

Но вместо этого я увидела волю к жизни, улыбающиеся лица изнуренных, но непобежденных и трудолюбивых людей, детей, гуляющих, держась за руки. Я испытываю благоговение перед ними.

Благоговение перед их волей. Благоговение перед их надеждой.

Мы остановились, чтобы высадить несколько людей в каком-то безлюдном месте. Еда, кажется, находится в грузовике, который едет далеко позади колонны.

Делаем привал. Сейчас два часа после полудня, и жара стоит невыносимая. Я вижу, как многие беженцы суетятся, носят хворост и какой-то хлам, пытаясь обустроить это случайное место. Я не знаю, как у них хватает сил.

Мне только что объяснили типовой распорядок дня беженца. Утро обычно начинается с подготовки к завтраку: сбор воды и дров, приготовление пищи (если она есть), потом сам завтрак, после него мытье посуды и уборка территории, а потом зарабатывают на обед — они пытаются либо продать что-то из имеющихся пожитков, либо смастерить что-нибудь, кто что может.

В полдень опять носят воду и дрова, готовят обед.

После обеда цикл повторяется.

Каждый день посвящен выживанию. Не у всех получается.

Проблема не только в недоедании. В этом году УВКБ ООН потеряло четырех своих сотрудников.

Каждую неделю в мире убивают одного гуманитарного работника. Сложно обеспечить им безопасность и защиту.

Вообще, УВКБ ООН имеет один из самых высоких показателей по числу разводов, самоубийств и депрессий. Работа вредная.

При въезде в так называемый «район 91» висит знак:

«ПОЖАЛУЙСТА, НЕ ОТРЕЗАЙТЕ НАМ РУКИ! ДАВАЙТЕ ЛУЧШЕ СОЕДИНИМ ИХ!»

Нам надо добраться до местного базара, чтобы купить сардин и хлеба. Наши запасы не покрывают и половины потребностей.

Медсестра нервничает — у нее мизерный набор лекарств, а мальчику в третьем грузовике стало плохо. Пока непонятно, что с ним.

УВКБ ООН само нуждается в помощи для содержания большего количества докторов и медсестер, на закупку достаточного количества медикаментов. Здесь редко делают простые хирургические операции, а операций, увы, много.

Я сейчас рядом с Ньямбе, сотрудницей УВКБ ООН, которая большую часть времени везде сопровождает меня. Она впервые работает в качестве сопровождающей, к тому же это ее первый визит в лагерь, находящийся так далеко от транзитной станции.

Мы пошли разыскивать лекарства. По пути натолкнулись на солдат ООН, расположившихся в этом районе. Оказалось, что они из Бангладеш.

Один из солдат довольно равнодушно отнесся к нашей просьбе о помощи с медикаментами: «Идите и найдите НПО». От такой холодной реакции мы растерялись, подавленно оглянулись на пыльные дороги, на нищих местных Жителей города, на небольшие хижины.

«А где ближайшее НПО?» Солдат развел руками без особого интереса.

Тут в дело включилась Ньямбе, которая оправилась от растерянности быстрее, чем я, и довольно убедительно разъяснила солдату, что все мы являемся братьями и сестрами под общим флагом ООН.

Они спросили, врачи ли мы.

Мы объяснили: «Нет, просто сотрудники». Солдаты о чем-то посовещались и все-таки выдали небольшую сумку с лекарствами от боли и обезвоживания. Обед. Начали раздавать пищу. Теперь мы проверяем наши сумки.

Главы семейств подходят к нам, чтобы получить дополнительные пайки на тех, кто не значится в регистрационных списках. В такой ситуации только специальная желтая карточка предъявителя позволит ему получить булочку хлеба и половину банки сардин. Таков местный рацион одного взрослого человека. Один человек — одна желтая карточка.

Солнце садится. Понятно, что мы не доберемся до нашего места назначения сегодня — в здешних местах передвигаться в темноте опасно, тем более караваном типа нашего. Пытаемся связаться с администрацией лагеря Бо, который расположен примерно на час пути ближе, чтоб заночевать у них. Перед сном придется еще приготовить и раздать наборы сухого пайка нашим 400 подопечным.

На втором грузовике спустила шина. Как только заменим колесо, двинемся дальше. Первый грузовик днем раньше остался где-то позади из-за технических неполадок.

Пока ничего интересного не происходит. Никто даже не делает фотографий для CNN.

Выдвигаемся.

Сейчас 7:40 вечера. На улице темно, хоть глаз выколи, движемся очень медленно. Навстречу нашему авто подбегает человек из грузовика, идущего впереди, жестами просит нас остановиться. Съезжаем на обочину дороги и останавливаемся.

«Что случилось?»

«У нашего грузовика фары не работают». Переставляем грузовик в конец колонны и продолжаем движение.

На контрольном пункте молодые парни машут нам, приказывая остановиться. Они светят фонарями внутрь нашего грузовика, задерживают лучи на наших лицах. Внимательно разглядывают нас, а потом разрешают ехать дальше.

Сейчас 9:30 вечера. Мы прибыли в Бо. Мы проведем здесь ночь, а в 7 утра снова двинемся в путь.

Мы встретились с Мухаммадом, который здесь работает. Мы помогли ему приготовить три больших миски пшеницы и три больших миски бобов.

Вместе с женщиной, которая явно была лидером группы, мы начали раздавать еду. Прошло какое-то время, пока все беженцы вышли из грузовиков, все были очень голодны.

Я представляю себе, как плохо они, должно быть, себя чувствовали. Меня саму тошнило. Наверное, меня бы вырвало во время поездки, но, поскольку по дороге не было никаких уборных, то я ела только хлеб и ничего не пила. Оказывается, правильно сделала.

Я пыталась помочь, раздавая кружки и ложки. Железных мисок не хватало, поэтому после того, как одни люди поели, мы сразу же вымыли все тарелки, чтобы использовать их вновь.

Первыми были накормлены дети, затем женщины, и, наконец, мужчины. Кто-то обратился ко мне «памви», что означает «белый человек». Кто-то назвал меня «сестрой».

Они были добры ко мне, зная о том, что я здесь для того, чтобы помочь.

Другие люди на их месте, наверное, злились бы, толкались и скандалили — слишком тяжелы были их испытания, чтобы еще стоять и ждать медленно движущейся очереди за едой.

Пройдя сквозь столько мучений и трагедий за все годы своих скитаний, сейчас люди не шумели и не злились, а, наоборот, терпеливо помогали мне разобраться, что к чему.

Ньямбе и я отправились ночевать в ближайший отель. Я чувствовала, что это незаслуженная привилегия. Но я так устала. И я с глубокой благодарностью воспользовалась этой возможностью.

Нам дали номера с вентиляторами, но мой не работает. За окном я слышу голоса людей и едва различимые звуки американской музыки 80-х. Только что я увидела жирного прыгающего паука.

Когда-то поверхность кровати была пластиковой, но сейчас почти вся обивка содрана. На кровати нет простыней, только матрац.

Мне уже нравится эта комната. Человек, который проводил меня в номер, улыбнулся, когда открыл дверь, и сказал: «Отлично! Хорошо!» Затем он показал мне туалет и с широкой гордой улыбкой сказал: «Смотри!» И спустил воду.

Минуту назад он вернулся, чтобы дать мне спички и свечу.

С часу ночи до 4.30 утра здесь нет электричества.

Ньямбе вошла ко мне в комнату, и мы поделили остатки буханки хлеба. Было слишком жарко, чтобы есть, поэтому я предусмотрительно оставила свою половину на завтрак.

8
{"b":"36068","o":1}