Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

При дворе шахиншаха был вельможа–христианин по имени Ормизд. Происходил он из могущественного и знатнейшего рода Ахеменидов  — основателей Великой Империи. Помните царей Кира, Дария, Ксеркса, Артаксеркса? Это все славные цари из династии Ахеменидов, которая со временем лишилась царского достоинства, но не пресеклась и знатные потомки некогда могущественных персидских царей служили при дворе Сасанидов на высших должностях.

Таким вельможей был наш брат Ормизд Персидский. Изображения, разумеется, не сохранилось. Но выглядел он как то так… Это типичные иранские аристократы 5 века.

 

Уроки истории - i_045.jpg

Когда шахиншах узнал, что Ормизд — христианин, то пришел в ужас! Неужели придется пойти против чести и подвергнуть пыткам потомка великих правителей?

Царь просил Ормизда отречься от Христа, но получил ответ, исполненный величавого достоинства. Ормизд сказал, что тот, кто отречется от Спасителя — дрянь–человечишко и недостоин называться человеком чести. Отрекаться от Христа просто неприлично! Кто предаст Христа, тот также легко предаст и своего царя!»

Таким образом, Ормизд был движим не просто верностью Христу, но высшим типом человеческого достоинства. Не пыток страшился он, и не вечной погибели своей бессмертной души, а потери самоуважения.

Пожалуй, это единственный из известных мне мучеников, который заявил, что предать Христа просто НЕПРИЛИЧНО и по отношению к Христу и по отношению к самому царю!!!

Шахиншах не стал мучить этого человека, поняв, что физические страдания для него ничего не значат. Он велел Ормизду стать погонщиком верблюдов. Унижение для потомка царя просто невероятное. Кроме того, Ормизда раздели, оставив ему из одежды только набедренную повязку, что было уж совсем немыслимо для аристократа. Ормизд же ухаживал за верблюдами, нисколько не утратив царской осанки и достоинства.

Наконец шахиншах не выдержал… Ведь он и сам считал себя человеком чести, а честь иранского правителя в то время выражалась в верности своим слугам, особенно тем, кто верен своему правителю. Ормизд же хранил верность и государю и Сыну Божьему. Шахиншах вновь вызвал Ормизда к себе и подал ему хитон. Ормизд с поклоном принял дар одежды, как должное. Но тут царь не выдержал и завопил: «Ты унижен сверх меры, неужели не отречешься от сына еврейского плотника?» В ответ на это гордый Ормизд разорвал хитон и бросил к ногам царя со словами: «Неужели этим хитоном хочешь купить мою честь? Возьми его и пусть он станет символом твоего бесчестья!»

Потрясенный шахиншах выслал Ормизда из страны, не тронув.

* * *

А я задумался… Как мало ценится в современном христианском сообществе такие добродетели, как честь, достоинство и элементарная порядочность!

Понятия о приличии почти никогда не определяют христианских поступков. Мне кажется, что это неправильно, потому что чувство собственного достоинства — это не гордыня, а одна из христианских добродетелей… Мне кажется, что существует целый ряд греческих слов, которые в своем семантическом поле имеют значения «достоинство» или «порядочность». Они же в Новом Завете означают подлинно христианские свойства характера. Это и χρηστότης, и ἀρετή, и ἄξιος и другие…

А вы как думаете? Прилично ли христианину иметь чувство собственного достоинство, быть порядочным и человеком чести в высоком смысле этого слова? Христианин — это тот самый восточный Благородный Муж? Этакий акунинский Эраст Петрович Фандорин, только с христианским мировоззрением? Я думаю, что да! И к этому надо стремиться!

Добро вопреки репутации. Безымянный греческий монах

Два одессита пошли в гости. Подходят к двери.

Один стучит ногой.

— Сема, но почему ты стучишь ногой?

— Пусть думают, что у нас руки заняты подарками!

Из недуховных анекдотов…

Сегодняшнюю историю поведал нам практически наш современник. Греческий монах по имени Арсений Езнепидис, известный миру, как Паисий Святогорец.

 

Уроки истории - i_046.jpg

Главный герой этой истории остался безымянным и это глубоко символично. Скоро вы поймете, почему…

В Греции, где подвизался монашескими подвигами сам Паисий, в одном из монастырей был обычай: монахи в качестве послушания выполняли разномастную работу для местных крестьян. Быт греческого крестьянина начала 20 века не был омрачен ужасами коллективизации и продразверстки, но все же трудиться приходилось немало. Богатыми были далеко не все…

Монахи, дававшие обет нестяжательства, разумеется, могли бы стать бесплатной рабочей силой для иного предприимчивого и не обременённого совестью селянина–кулака. Но ведь не зря в Греции все есть, кроме коммунизма, поэтому совесть у местных крестьян водилась. И монаху–помощнику небольшое денежное вознаграждение всегда выплачивалось. Не желая обидеть хозяев, монах вознаграждение брал, но, по сложившийся традиции, был обязан тут же раздать эти деньги нищим. Таковы были правила игры, и они соблюдались самозабвенно и неизменно.

Всю устоявшуюся религиозную отчетность в стиле «тишь–да–гладь–да–Божью–благодать» портил только один монах, имени которого Паисий не запомнил (а может быть и специально не упомянул). Этот монах денюжку от крестьян брал, засовывал в специально пошитый кошель и прятал в складках рясы. То есть нагло нарушал обет нестяжательства. Дело осложнялось тем, что наш инок и не скрывал того, что деньги берет и нищим не раздает. Но на исповеди в грехе стяжательства не каялся… Был скуп на слова, на вопросы братии не отвечал, отмалчивался…

Инока окрестили жадиной и скрягой. О нем постоянно наушничали начальству, но брат отличался скромностью в одежде, в тайноеденьи замечен не был, имуществом не обрастал… Т. е. предъявить ему обвинение не представлялось возможным. Все решили, что брат попросту свихнулся и деньги копит чисто ради спортивного интереса. Этакий нумизмат в рясе. Скряга–собака–на–сене!

Так и жил он в атмосфере легкого презрения, смешанного с недоумением… Жил пока не умер…

А на похороны вдруг стал стекаться народ из окрестных деревень. Тут то все и открылось. Оказывается анонимный инок, работая в разных усадьбах, примечал людей, дошедших до крайней нужды. А, приметив, начинал копить для них деньги. Скопив нужную сумму, он тайно покупал для них вола, или новую борону или еще какую нибудь необходимую в хозяйстве вещь. Несколько десятков семей были спасены им от разорения, нищеты или голодной смерти.

* * *

Но мораль этой истории вовсе не в том, что надо заниматься благотворительностью, помогая ближнему «не рыбой, а удочкой».

В этой истории меня поразило полное пренебрежение инока своей репутацией! Ему было совершенно искренне наплевать на то, что о нем подумает братия! Он ходил перед Богом, знал, что чист и довольствовался этим.

История не сохранила нам ни лица, ни имени этого человека, но сквозь образ, описанный старцем Паисием, явственно проступают черты Того, Кто пренебрег Своей репутацией ради спасения грешников. Того, Кто исцелял в субботу, навлекая на Себя гнев фарисеев и книжников. Того, Кто ел и пил вино с мытарями и грешниками, не заботясь о благочестивом имидже для гордых постников. Того, Чья нагота была прикрыта лишь Кровью, обильно текущей из ран Распятого на кресте — позорнейшая казнь, которая навсегда могла погубить репутацию казненного.

Я думаю о том, а как часто я искренне желал ближнему блага, не просто не заботясь о своей репутации, но в ущерб оной? И не могу припомнить такого случая…

Если спрыгнуть с нашего эгоизма на наше благочестие, то можно разбиться насмерть. Поэтому примеры чистой заботы о ближнем нужны нам, как никогда… Хотя бы в уроках истории… 

Что делать христианину, взирающему на чужие грехи? Нонн

— Есть два пути борьбы со злом, — сказал он (отец Браун, прим. П. Б.). — И разница между этими двумя путями, быть может, глубочайшая пропасть в современном сознании. Одни боятся зла, потому что оно далеко. Другие потому что оно близко. И ни одна добродетель, и ни один порок не отдалены так друг от друга, как эти два страха… Вы называете преступление ужасным потому, что вы сами не могли бы совершить его. Я называю его ужасным потому, что представляю, как бы мог совершить его. Для вас оно вроде извержения Везувия; но, право же, извержение Везувия не так ужасно, как, скажем, пожар в этом доме.

К. Г. Честертон. Тайна Фламбо. Из сборника «Тайна отца Брауна» (1927)
11
{"b":"415180","o":1}