Гэвин сразу же понял, что молодой полицейский тоже его узнал. Когда Рондо увидел Гэвина, его глаза на мгновение сощурились, но тут же приобрели нормальное, чуть равнодушное выражение. Потом он бросил предупреждающий взгляд на Гэвина, давая понять, что лучше будет, если он не станет упоминать о том, что они уже встречались.

Остальные, вероятно, решили, что Рондо так сурово смотрит на Гэвина, потому что осуждает его образ жизни. Но Гэвин-то лучше знал. Он сразу понял, что Рондо без слов пообещал ему ад, если он хоть словом обмолвится перед полицейским начальством о его похождениях в нерабочее время.

Гэвин испугался еще больше, когда Кертис попросил отца выйти из комнаты. Последнее время старик проходу ему не давал, все воспитывал, упрекая то в одном, то в другом. Дошло до того, что Гэвин стал бояться одного только его вида, ожидая, что предок немедленно примется читать нотацию. Но сейчас Гэвин был только рад, что отец рядом с ним. И как бы плохо ни сложилась ситуация, Гэвин знал, что отец его не бросит.

Он не забыл, как однажды они с отцом ездили на берег залива на выходные. Отец попросил его не заплывать слишком далеко.

– Волны выше и сильнее, чем кажутся с берега, – предупредил он Гэвина. – Здесь есть подводное течение. Будь осторожен.

Но Гэвину захотелось произвести на отца впечатление, показать, что он отличный пловец и мастерски владеет серфом. Увы, все оказалось не так. Гэвин вдруг понял, что дна не достать, да и волны не давали этого сделать. Он перепугался и пошел ко дну. Гэвин даже не боролся и был обречен утонуть.

Но сильная рука обхватила его и помогла вынырнуть на поверхность.

– Все в порядке, сынок, я тебя поймал. Гэвин отбивался, пытаясь нащупать дно.

– Расслабься, Гэвин, положись на меня. Я тебя не отпущу, обещаю.

Отец дотащил его до берега. Он не стал ругать Гэвина, когда они оба оказались на песке. Никаких «я же говорил» и «ты, как всегда, не слушаешь».

Он вроде и обеспокоенным не выглядел, когда помогал Гэвину откашлять воду, которой тот наглотался. Отец завернул его в большое полотенце и обнял. Они долго сидели так и молчали. Отец просто прижимал его к себе и смотрел на воду.

Когда каникулы закончились и мать спросила, как все прошло, отец подмигнул Гэвину и принялся расписывать, как все было замечательно.

– Мы отлично провели время.

Отец не сказал, что Гэвина не было бы в живых, если бы он не спас его.

Гэвин верил отцу, не сомневался, что тот снова придет ему на выручку, если Гэвин начнет «тонуть» в лавине вопросов. Отец – это такой человек, которого хорошо иметь рядом в тяжелые минуты.

Вот почему Гэвин занервничал, когда сержант Кертис попросил отца подождать в коридоре, пока он поговорит с Гэвином наедине.

– Я выйду только в том случае, если адвокат останется, – ответил отец.

Кертис согласился. Уходя, отец сказал:

– Я буду рядом, сынок. – И Гэвин не усомнился в этом. Потом Кертис посмотрел на Гэвина таким тяжелым взглядом, что тот заерзал на сиденье вопреки своему намерению сохранять спокойствие. Гэвин подумал было, что детектив решил поиграть в молчанку, когда тот сказал:

– Я знаю, что перед отцом тяжело говорить о девочках и сексе.

– Да, сэр.

– Теперь, когда твой отец вышел, я хотел бы задать тебе несколько личных вопросов.

Куда уж больше? Он, верно, шутит. Гэвин подумал так, но ответил:

– Согласен.

Вопросы оказались почти такими же, какие задавал ему отец еще дома. Гэвин отвечал Кертису так же откровенно. Он рассказал ему о том, как они с Джейни занимались сексом.

– В тот, последний вечер ты не предлагал ей заняться сексом?

– Нет, сэр.

– Ты видел, что она занималась сексом с кем-то другим?

Что? Они решили, что он стал бы на это смотреть? Неужели они принимают его за больного?

– Я бы не подошел к ней и не заговорил, если бы она была с другим парнем.

– Ты прикасался к ней?

– Нет, сэр. Я попытался взять ее за руку, но она ее выдернула. Джейни заявила, что я убогий попрошайка и что я стал для нее настоящей занозой в заднице.

– И тогда ты назвал ее сукой?

– Да, сэр.

– Что на ней было надето?

Надето? Гэвин не помнил. Когда он вспоминал о Джейни, то видел только ее лицо, горящие глаза, улыбку, одновременно зовущую и жестокую.

– Я не помню.

Кертис посмотрел на Рондо:

– У вас есть еще вопросы?

– Откуда у тебя ее фотография? – спросил Рондо.

Гэвин боялся прямо посмотреть на него, но все-таки сделал это.

– Джейни сама мне ее дала.

– Когда?

– В тот вечер. Она сказала: «Забудь об этом, Гэвин». Потом дала мне снимок. Она назвала это сувениром. Когда мне будет ее не хватать, я смогу использовать фотографию, чтобы… ну вы знаете…

– Джейни говорила тебе, кто сделал этот снимок?

– Какой-то парень, с которым она встречалась.

– Имя она называла?

– Нет.

– А ты спрашивал? – Нет.

Кертис подождал немного, предполагая, что у Рондо будут еще вопросы, но когда тот сел, удовлетворенный ответами Гэвина, сержант встал.

– На сегодня все, Гэвин. Если ты сам не вспомнил что-то еще.

– Нет, сэр.

– Если вспомнишь, сразу же дай мне знать или скажи отцу.

– Я так и сделаю, сэр. Надеюсь, Джейни скоро найдется.

– Мы тоже надеемся. Спасибо за помощь.

Отец, как и обещал, ждал его в коридоре. Гэвин удивился, увидев рядом с ним Лизу. Она тут же бросилась к нему, обняла, спросила, все ли в порядке.

– Мне надо вымыть руки, – пробормотал Гэвин и ушел, прежде чем его смогли остановить.

У писсуаров никого не было. Он зашел в одну из кабинок и, убедившись, что он один, нагнулся над унитазом. Его вырвало. Он почти ничего не ел с утра, только немного хлопьев на завтрак, поэтому его рвало желчью. Его выворачивало так долго, что напряглись жилы на шее. Гэвину казалось, что голова вот-вот лопнет. Спазмы были такими сильными, что у него заболела грудь.

Когда-то давно его уже рвало от страха. Ему было четырнадцать, он тайком катался на машине матери, когда та ушла на свидание с тем, за кого потом вышла замуж. Раз она бросила его, чтобы идти ужинать с этим неудачником, Гэвин счел себя вправе покататься на ее машине.

Он доехал только до ближайшего «Макдоналдса», где съел биг-мак. По дороге домой, всего в квартале до их дома, ему под колеса рванулся молодой соседский ретривер. О щенке судачили все соседи. Он был умным и дружелюбным и всего несколько дней назад облизал Гэвину лицо, когда тот нагнулся его приласкать.

Гэвин успел затормозить, и трагедии не случилось, но еще секунды, и он задавил бы чудесного щенка. Как только Гэвин оказался дома, его вырвало. Мать так и не узнала, что он брал машину, щенок вырос в отличного пса. Если не считать чувства вины, все прошло без последствий.

Но на этот раз ему не повезло.

Гэвин дважды спустил воду и вышел. Он умылся холодной водой, выполоскал рот, умылся снова и выпрямился.

Прежде чем Гэвин осознал, что рядом с ним стоит Рондо, полицейский железной хваткой схватил его за запястье, заломил ему руку за спину, положил свою ладонь Гэвину на затылок и твердо нажал между лопатками.

Рондо ткнул Гэвина лицом в зеркало, и тому показалось странным, как оно не разлетелось при ударе. Скулу пронзила острая боль, из глаз совсем не по-мужски брызнули слезы. Рука болела так, что, казалось, она сейчас выскочит из сустава. Задыхаясь, Гэвин пробормотал:

– Отпусти меня, ты, козел. Рондо прошипел ему на ухо:

– Мы с тобой знаем один секрет, так, парень?

– Я знаю ваш секрет, офицер Рондо. – Губы Гэвина были прижаты к зеркалу, но Рондо его понял. – Когда вы не на службе, вы трахаете старшеклассниц.

Рондо еще выше завел его руку, и Гэвин не сдержался, вскрикнул.

– А теперь я расскажу тебе о твоей тайне, Гэвин. – Голос полицейского напоминал шипение змеи.

– У меня нет никаких тайн.

– Конечно, есть. Ты устал от игр этой сучки. Ты решил, что пора ее проучить. Поэтому ты договорился встретиться с ней. Она издевалась над тобой, и ты разозлился.