– Он посочувствовал мне в связи со смертью Юрвина, – произнесла наконец Марджед, не в силах больше уклоняться от участия в разговоре. – А затем похвалил за то, как я одна управляю фермой. Все равно что сказать, будто Юрвин не идет в счет и мне даже лучше без мужа-преступника. – Она была в такой ярости, что голос дрожал, а руки тряслись.

– Ну, это он зря, – промолвил Ивор Дейвис.

– И поверьте мне на слово, когда он к нам заходил на ферму, то так и шнырял вокруг глазами – наверняка высматривал, что еще можно из нас выжать на следующий год, – поведала Гуэн Дирион. – Думаю, нам не стоит доверять ему, несмотря на все его манеры.

– В конце концов, он всего лишь Герейнт Пендерин, – напомнил присутствующим Илий Харрис.

– Не понимаю, почему мы должны робко стоять, позволяя графу Уиверну заходить к нам на подворье и в наши дома, когда ему вздумается, – заявила Марджед, все еще пылая гневом. – Не понимаю, почему мы даем ему это право. Не пора ли нам отплатить ему той же монетой?

– Марджед, – вступил в разговор Алед, – не стоит торопиться. У него ведь есть право посмотреть, чем он владеет.

Она обернулась к нему, сверкая глазами.

– Алед Рослин, – сказала она, – ты вроде бы считаешься нашим вожаком. И вроде бы должен работать с комитетом, чтобы помочь нам устроить организованное и действенное выступление против наших хозяев, а мы так до сих пор ничего не знаем, что конкретно нам нужно делать.

– Сейчас не время и не место, Марджед, – сказал он.

– В таком случае где это место и когда наступит это время? – спросила она. – Скажи нам, Алед. И что мы будем делать? Разрушать заставы, как делают в других местах? Это сработало три года назад. Для большинства из нас заставы – последняя капля. А скоро придет пора везти известь на поля. Разве нам по карману дорожная пошлина?

– О, Марджед. – Сирис уже поднялась было, чтобы уйти, но вновь опустилась на скамью. – Не говори о насилии, прошу тебя.

На Аледа она не смотрела.

– Комитет работает над этим, – ответил Алед. – Вопрос не из легких. И не стоит его здесь обсуждать так открыто. Трудно найти человека, который возглавил бы такое движение. Нам нужен тот, кто возьмет на себя роль Ребекки.

– А что, если тебе взяться, Алед? – предложила Морфилд Ричардс, жена фермера, жившего в трех милях от деревни.

Но Алед покачал головой, явно чувствуя себя неловко.

– Я примкну к такому движению, если оно будет организовано по решению комитета, – сказал он. – Но возглавить его не могу, Морфилд. У меня нет такого авторитета. Ребекке придется командовать целой армией мужчин, а это нелегко.

– И женщин, Алед, – добавила Марджед. – Ей придется командовать целой армией мужчин и женщин. И что, у нас не найдется такого смельчака? Юрвин взялся бы за это. – В ее голосе слышалась горечь. – Так вот, я полагаю, нам не следует дожидаться решения комитета или появления Ребекки. Я полагаю, нам следует проявить свое недовольство сейчас. Без промедления.

– Но как, Марджед? – спросил Ивор.

– Только без насилия, – заволновалась Сирис.

– Можно выказать недовольство и без насилия, – сказала Марджед. – Можно досаждать, не прибегая к жестокости или ненужному разрушению. Молоко, которое привозят в Тегфан, однажды может оказаться кислым. Или его не донесут до кухни, а случайно разольют по крыльцу и террасе. Однажды ночью дверь в конюшню случайно окажется незапертой, и все кони разбредутся. Может произойти еще тысяча разных вещей, было бы воображение.

Послышались смешки и удивленные возгласы. А затем все принялись фантазировать.

– Как-нибудь ночью овцы уйдут с пастбища, проломив ограду, и решат пощипать цветочные клумбы.

– А если он заявится к кому-нибудь в дом, то что взять с неловкого старика, разлившего чай или свиные помои?

– Как-нибудь он поедет верхом, а поперек аллеи окажется веревка, да еще лошадь испугается какого-нибудь резкого звука и помчится галопом. Да, хотел бы я увидеть такую картину.

– Слишком жестоко, парень, помилосердствуй. Лошадь может повредить себе ногу. А седок приземлится и переломает себе ребра.

Все очень веселились, обмениваясь подобными репликами.

– Ну, – обратилась к ним Марджед, – кто со мной?

Несколько человек, среди них, конечно, Сирис, категорически отказались. Еще несколько согласились попробовать при условии, что никто, включая графа Уиверна, не пострадает. Большинство же с восторгом согласились проявить свое недовольство, а заодно отплатить за свои страхи и горести. Само собой вышло, что Марджед взяла на себя руководство. Алед советовал подождать.

– Дай ему еще неделю или две, Марджед, – попросил он. – Возможно, теперь, увидев все собственными глазами, он кое-что изменит. А к тому времени кто-нибудь согласится стать Ребеккой, и мы сможем выступить гораздо более широким фронтом.

Но Марджед не желала ждать.

– Я ждала больше двух лет после ареста Юрвина, – спокойно сказала она. – Я ждала несколько месяцев после образования комитета, куда тебя выбрали, Алед, представлять нас. Я ждала почти неделю после приезда Герейнта Пендерина, после приезда графа Уиверна. Я ждала уже достаточно.

Вокруг раздался одобрительный ропот.

– Что ж, – Алед поднялся с места, – ты поступаешь так, как считаешь нужным, Марджед. А я подожду решения комитета. Тебя проводить, Сирис?

– Нет, спасибо, Алед. – Сирис не смотрела на него, хотя говорила очень решительно. – Не хочу, чтобы ты делал крюк.

Она поспешно покинула классную комнату, одна, даже не бросив взгляда на Марджед.

Если бы не Герейнт Пендерин и ему подобные, с горечью размышляла Марджед, то не было бы между ними таких разногласий. Все, что они хотят, это жить спокойно и честно зарабатывать на достойную жизнь. Но это право у них отнято, и она, если нет никого другого, позаботится о том, чтобы они не сложили смиренно лапки.

И пусть со стороны кажется ребячеством их готовность придумывать каверзы для графа Уиверна. Все дело в том, что у них слишком мало способов выразить протест.

Мэтью Харли знал, что репетиция церковного хора проходит вечером по четвергам. И он также знал, что в этом хоре поет Сирис Вильямс. Он не договаривался с ней о встрече после репетиции, так как предполагал, что, вероятнее всего, она пойдет домой вместе с Марджед Эванс. Но все равно слонялся по деревенской улице на всякий случай, если вдруг она выйдет одна.

– Да, благодарю вас, – сказала Сирис, когда он, поздоровавшись, попросил разрешения проводить ее домой.

Она даже взяла кавалера под руку – он сам предложил ей опереться на его локоть. Во время воскресных прогулок он никогда этого не делал. Валлийские женщины, особенно те, что часто ходят в церковь, какие-то странные. Чересчур строгих правил. И очень робкие.

Но ему нужна была женщина, жена. Он не верил, что Сирис Вильямс или любую другую женщину поместья можно заполучить без брака, хотя одно время подумывал о Марджед Эванс. Она достаточно долго вдовеет, чтобы почувствовать беспокойство, и, возможно, не откажется немного покувыркаться. Впрочем, Марджед Эванс не была в его вкусе. Слишком она волевая, слишком прямолинейная. Сирис гораздо приятнее. Она хорошенькая, покорная и очень аппетитная. А ему, безусловно, не хватало женщины.

Сирис Вильямс считалась женщиной кузнеца, хотя Харли не сомневался, что она все еще девственница. Впрочем, недавно этот роман закончился.

– Мне понравились воскресный чай и наша прогулка, – сказал он.

– Да. – Она улыбнулась, не глядя на него. – Мне тоже.

– Я надеялся, что вы позволите снова навестить вас. Хорошо?

Она не стала отвечать сразу. Идя рядом с ней, он подумал, она подходит ему по росту. Подле нее он чувствовал себя высоким. Жаль, нельзя увести ее за холмы и получить удовольствие, не думая о браке. Нет, это невозможно.

– Хорошо, – наконец сказала она, – вы очень любезны. Такая неожиданная сговорчивость была словно бальзам для его уязвленных чувств. Он знал, что в поместье его не любят. Этого и следовало ожидать. У него была работа, и он исполнял ее неукоснительно. Его никогда не волновало, что он непопулярен среди местных жителей. Сознание власти, которое давало его положение, вполне компенсировало этот недостаток. Но теперь над ним нависла угроза. Хозяин два года не проявлял никакого интереса к тому, что здесь творится, и вдруг приехал из Лондона, и задает вопросы, и вмешивается, куда его не просят. Управляющего это очень раздражало.