Она вошла в кабину и нажала кнопку. Фуникулёр медленно пополз вверх.

На вершине

Кинсли безрезультатно проплутала несколько часов среди заснеженной деревни. За это время она успела заглянуть практически во все дома, разбросанные на вершине горы, в гостиницу, бар и лыжную станцию. Затем она очень долго стояла на краю вершины и смотрела вниз, где были очерчены сотни следов от лыжни. Она каждую минуту надеялась увидеть всадника, который мчится в её сторону, но…вокруг одна пустота. Одни лишь следы пребывания человека и ни единой души. Поразмыслив немного, Кинсли остановила свой выбор на гостинице. Она нашла там немного еды. Утолив голод, она затопила камин, что стоял в небольшом холле, напротив стойки порть, и здесь же устроилась на диванчике. Она очень долго смотрела на огонь, пылавший в камине, раз за разом восстанавливая в памяти мельчайшие детали своих встреч с Евстасом. Вспоминала все, что он говорил или делал, а затем задавала себе один и тот же вопрос: Как же до него достучаться? И можно ли вообще достучаться? Мысли мелькали одна мрачнее другой. Она не знала, что дальше делать,…как поступить? Душа Кинсли была переполнена чувствами. Она не могла думать ни о чём, кроме него. В голове Кинсли молнией пронёсся вопрос. Почему он оберегает её? Почему? Если она ему не безразлична, тогда зачем он избегает её?

Погружённая в невесёлые мысли, Кинсли и не заметила, как начала засыпать. Она пыталась противиться накатывающей дремоте, но глаза закрывались сами собой. Усталость брала своё. Прекратив бесполезное сопротивление, Кинсли свернулась калачиком на диване и заснула. Она и понятия не имела, сколько времени проспала. Проснулась Кинсли от ощущения теплоты. Ещё не открывая глаза, она плотнее укуталась в шерстяное одеяло. До неё донёсся своеобразный треск поленьев. «Огонь ещё горит, — сладко зевая подумала она, — как тепло. И это одеяло…одеяло? Откуда оно взялось?». Кинсли распахнула глаза и тут же дёрнулась и, приняв сидячее положение, стала усиленно протирать глаза. Но нет,…ей не привиделось. Напротив неё в кресле сидел молодой мужчина в синих джинсах и синем свитере. Мужчина обладал мужественной красотой. Казалось, что в нём идеально всё, начиная от внешности заканчивая руками с длинными пальцами, которые в данную минуту обхватили бокал с вином и слегка покручивали его в руке. Решительное лицо обрамляли длинные чёрные волосы. Синие глаза источали мягкий свет. Левая рука лежала на подлокотнике кресла, правая держала бокал. Ещё один наполненный бокал стоял рядом с Кинсли на столике.

— Евстас! — с глубокой нежностью прошептала Кинсли. Она не смогла бы не смотреть на него, если б даже попыталась это сделать.

— Вы могли умереть сегодня! Почему вы не послушали меня? Я ведь сказал, что вы не сможете победить. Сейчас даже мне не под силу это сделать. У каждого из пяти архангелов есть печать моего отца. Сломать эти печати никому не под силу. Я могу лишь защищаться. — В голосе князя Евстаса прозвучал одновременно укор и некая безысходность.

— А разве у нас есть выбор?

Евстас едва заметно улыбнулся.

— Ты очень храбрая девушка, Меган!

— Я пытаюсь быть достойной тебя! — прошептала Кинсли, с надеждой глядя на Евстаса. Услышав эти слова, он резко помрачнел.

— Ты лучше меня. В тысячу раз. И я не заслуживаю твоей любви. Я не заслуживаю ничьей любви. Даже жалости я не заслуживаю. Только страданий. Они мой удел.

— Ты не смеешь говорить такие слова, — вскричала Кинсли, без оглядки бросаясь на его защиту — ты лучший из всех, ты…

— Вначале выслушай меня, — негромко, но твёрдо остановил её князь Евстас, — я затем и пришёл сюда. Когда я услышал твои слова, то осознал, что должен прийти и всё рассказать тебе. Выслушай и ты поймёшь, что я тот самый «Пятый уровень» зла, который ненавидят все люди.

Кинсли порывалась ответить, но Евстас твёрдым взглядом остановил её порыв.

— У меня сохранились смутные воспоминания о детстве, — тихо заговорил Евстас с той печалью, которая присуща людям с израненной душой. Кинсли невольно замолчала с тревогой, вглядываясь в потухшие глаза Евстаса. — Сколько себя помню, я чувствовал ненависть отца. Ненависть братьев и сестёр. Он ничем не показывал своих чувств, но относился ко мне не так, как ко всем остальным детям. Моя бедная мать пыталась защитить меня от всеобщей ненависти своей любовью, но ей это не удалось. Семена были посеяны. Не могу сказать, что я тоже ненавидел свою семью. Нет,…я любил их всех и каждого в отдельности. Но чувство несправедливого отношения ожесточало меня. Когда мне исполнилось семь лет, отец отвёл меня к воеводе, который доводился ему родным братом. С того дня я начал обучаться ратному искусству и настолько преуспел в нём, что уже в четырнадцать лет отправился в поход. Тогда же я убил свою первую жертву. По мере того как я рос, счёт убитым увеличивался. Уже в двадцать лет я слыл самым сильным воином в армии царя. Вначале он стал доверять мне лёгкие предприятия, но постепенно доверие между нами укреплялось. Я создал свою рать и начал водить её в походы. Никто не мог устоять перед нами. Но тогда я был всего лишь таким как все. И тогда же я встретил…мою будущую супругу. Впервые я увидел её в церкви. С первого взгляда я полюбил её. Когда наши взгляды впервые соприкоснулись, я почувствовал, что не одинок в своих чувствах. Время шло, я покрывал своё имя славой, уничтожая врагов, а большей частью невинных, во имя и по приказу грозного царя. Сейчас я уже не помню, сколько битв было выиграно, и кровь скольких людей осталась на моём мече. Тогда я радовался своим победам. Я радовался смерти людей. Я не задумывался о том, что творю. Я относился с жестокостью к своим врагам и часто не миловал даже пленённых. Не однажды моя любимая пыталась образумить меня. Она говорила о сочувствии и милосердии. Она говорила о жалости к несчастным людям, но всё было напрасно. Я не слышал её. Я не слышал никого за исключением внутреннего голоса, призывающего убивать снова и снова. Так прошёл ещё год. Я стал любимцем царя. Он обед не вкушал без моего присутствия. Часто призывал меня к себе и спрашивал мнение моё. Я всегда честно отвечал на вопросы, и царь это знал. Породниться со мной любой считал для себя честью, — тихо продолжал рассказывать князь Евстас, — но мне была мила только одна девушка. С позволения царя я заслал сватов к её отцу, и вскоре состоялась наша свадьба.

В этом месте Евстас несколько раз судорожно вздохнул.

— В брачную ночь мы заснули в объятиях друг друга, утомлённые любовью. Не успело взойти солнце, когда наш час расставания уже пробил. К нам в спальню вбежала моя мать. Она была обуяна ужасом. Она сообщила мне, что царевы слуги убивает всех моих родных. Она просила, умоляла меня бежать, но…разве я мог их оставить. Я попрощался со своей супругой, призывая её бежать к отцу, взял меч и вышел. Меня тут же скрутили и повалили на землю. Когда я очнулся, весь двор был в крови моих родных. На моих глазах мёртвое тело моей матери повалили на повозку и подожгли. Потом меня заковали в цепи и поволокли во дворец к царю. Едва меня вывели со двора, как я увидел…супругу. Она не смогла меня оставить и уйти. Не смогла, — Евстас на мгновение остановился, но тут же продолжил свой рассказ с той же печалью, — её убили на моих глазах. Я рыдал как малое дитя, оплакивая её. И именно в тот момент почувствовал, как моё тело наливается невиданной силой. Ненависть ослепляла мои глаза, душу и сердце. Я жаждал мщения. Я разорвал цепи и наказал убийц моей семьи. Ты понимаешь? — Евстас поднял взгляд на Кинсли. — И вампиров, и Зортов, и бесов я создал в миг своей ненависти. Моя ненависть стала моим проклятием. Начиная с того дня, я начал убивать всех, кто попадался мне на пути. Я убивал и убивал, не в силах остановиться. Лишь много дней спустя ко мне пришло понимание того, чей я сын и какими огромными силами обладаю. Я возрадовался, узрев свою власть. Ибо ей подчинялись даже мёртвые. Я пожелал воскресить свою супругу. В тот день…я увидел её. Она явилась ко мне по первому же зову. Но в глазах её больше не было прежней любви. Была только жалость. Она посмотрела на меня, покачала головой и, повернувшись от меня, пошла прочь. Она не желала оставаться рядом со мной. Она ушла и больше никогда не являлась ко мне. Я даже передать не могу, как меня потрясла та встреча. Пелена спала с моих глаз. Я осознал, что творю. И в тот день поклялся исправить всё зло, что причинил людям. Отныне моя жизнь должна была стать искуплением за грехи. Я построил монастырь и перенёс туда гроб моей супруги. Это всё, что мне дано видеть. Вот теперь ты знаешь всё обо мне.