— Что, прямо так любой? — недоверчиво спросил Рогожин, лихорадочно анализируя ситуацию. Похоже, что вылез он несколько неудачно. Колечко, видимо, оказалось совсем непростым, во всяком случае, Тамд явно посчитал его обманкой, раз так сочувствовал ему. А вот он, Рогожин, точнее Квил Берк, Взяв именно это колечко, проявил какую-то особенность, хоть и имеющуюся в Академии, но все достаточно редкую, что бы считаться такой ценной. "Что же, — подумал Рогожин, раз уж начал выбиваться из образа посредственности, будем последовательными".

— Разумеется, я согласен!

— Что же, — ответил не ждавший иного ответа Вир ум Литон, — пройдем на арену.

Место проведения магических поединков не особо впечатляло. Первой же ассоциацией Рогожина стал Колизей: тот же мелкий белый песок на полу, та же овальная форма, те же ряды сидений, поднимающиеся снизу вверх. Как ни странно, многие места были заняты. Как позже выяснилось, подобное представление было довольно большой редкостью, и руководители многих кафедр желали лично взглянуть на подающего надежды абитуриента. Вместе с ним на арену вышел человек, немногим старше самого Рогожина, среднего роста, худощавый, он привлекал к себе внимание неестественно бледным лицом с горящими на нем черными глазами. В обрамлении длинных черных волос оно казалось белым пятном в полумраке. Его синий плащ свисал на узких плечах, и он с некоторым презрением посмотрел на широкоплечего Рогожина.

— Тем временем Вир ум Литон тоном заправского конферансье объявил:

— Учебный поединок между учеником Квилом Берком и бакалавром Ааром ум Зейлом! — после чего ушел с арены.

20 неуфа 4035.

Утро началось с гулкого удара, пронзившего всю башню и заставившего Смолина недовольно поморщиться. Сегодня он второй раз за неизвестно сколько времени поспал в нормальной комнате на застеленной чистым бельем кровати, не беспокоясь о своей дальнейшей судьбе, и вставать совершенно не хотелось. Казалось, что все было совершенно недавно, побег из "Метронома", выход в Гирум, марафон сквозь Дикие земли, Ворток, Баргет, почти две недели на "Пенителе", и он, наконец, в башне всамделишного волшебника, будет учиться магии… Только вот он не мог понять, хорошо это или плохо. Вчера, когда они разговаривали с Аэсом, он понял, что его принимают за выходца из какого-то сопряженного мира, и это добавляло убеждения в правильности принятого решения, ведь раз Аэс знает о существовании таких миров, то сможет и сказать, как вернуться домой. А с другой стороны, Когда они вчера проводили оммаж, когда то ли ученик, то ли помощник Аэса, Сур-Неор, скреплял присягу магической печатью, он очень странно смотрел на них двоих. Он прекрасно владел собою, и поэтому начал сильно беспокоиться, во что же он ввязался, раз такой хладнокровный маг, каким казался Сур-Неор, не смог до конца скрыть своего не очень одобрительного отношения к этой затее.

Смолин понимал, что ему чего-то недоговаривают, возможно, из-за недостатка доверия, возможно, из-за желания использовать втемную, но деваться особо было некуда. Вчера, помимо присягания Аэс-Шаеру, что было равносильно договору о поступлении на службу взамен предоставления не только оплаты в виде жилья, еды, денег и прочего, но и определенную защиту, Александр дал еще и ученический обет, который определявший обязанности сторон в обучении. После этого Смолин был предоставлен самому себе, так как у гроссмейстера были какие-то дела, отложенные из-за нежданного появления в его расписании нового ученика, но требовавшие безотлагательного участия. И это время Смолин потратил на изучение башни. И больше всего внимания он уделил библиотеке. Она отнюдь не напоминала уходящие в мрачную даль ряды шкафов до потолка, с полками, прогибающимися под весом многотысячелистовых талмудов, паутины, плесени и пыли. Нет, разумеется, были в ней и такие шкафы, заполненные книгами в кожаном переплете, целых два, но высота прочих семи была вполне обыденной, несильно превышающей человеческий рост. Он вытащил наугад пару книжек и осмотрел их.

"Да уж, книгопечатанием и целлюлозно-бумажной промышленностью тут пока и не пахнет", — подумал он, осматривая довольно грубые на вид, но гладкие на ощупь страницы и буквы, хоть и сильно похожих, но в мельчайших деталях друг от друга отличающихся. Зато пахло магией. Принцип местного книгопечатания был довольно несложен: переписчики, люди, обладающие каллиграфическим почерком и получающие за это очень неплохие деньги, копировали текст на бумагу, после чего ее зачаровывали на прочность и гладкость. Такая книжка не изнашивалась, даже проходя через сотни рук и неудивительно, что две различные книги практически не отличались друг от друга. Был у них лишь один недостаток: алфавит, используемый в них, был совершенно непонятным. Только сейчас Смолин осознал, что он, пусть и умеет читать и писать, но все равно неграмотный, как и Квил Берк, и Вер-Таал. Пытаться изучать язык в одиночку, пусть и имея такой источник, как библиотека, он не стал, справедливо полагая, что Аэс-Шаер наверняка этим вопросом озаботиться. Поэтому он, с сожалением окинув шкафы взглядом, покинул библиотеку и отправился дальше, сопровождаемый проводником.

В целом башня вполне соответствовала его представлениям о средневековом сооружении, хотя и с определенной спецификой. Почти шестидесятиметровое каменное сооружение имело в первую очередь служебное значение и предназначалось для создания опорного узла обороны в случае городских боев. Поэтому в ней имелось подземное хранилище, заполняемым городом в случае войны всем, что могло потребоваться в случае осады: едой, оружием, снаряжением. Имелась и своя тюрьма, в которой могли содержаться любые пленники: и обычные люди, и маги. Камера для магов была покрыта материалом, по своим свойствам напоминающий тот, которым была покрыты стенки бункера Маркова. Имелся в ней и негатор, подобный тому, что он снял на корабле, но отличающийся мощностью.

В баше жили многочисленные слуги и рабы, обеспечивающие ее нормальную жизнь, располагались конюшни, в которых обитали многочисленные верховые животные, от обычных лошадей до санокских гаруков и местных крайсов, внешним видом напоминающих киношных рапторов. И это обстоятельство сильно удивило Смолина, ведь животным требовалось обеспечивать постоянный приток свежего воздуха и, в тоже время, не допускать появления неприятных запахов. Как известно, теплый воздух всегда поднимается наверх, и свежий воздух с трехметровой высоты, где начинались первые окошки-бойницы, откуда можно было провести вентиляцию, просто не смог бы достичь конюшен. А потому приходилось активно использовать заклинания. Впрочем, невозможность постройки конюшен за пределами башни объяснялась достаточно просто. Дело в том, что земля в городе была очень дорогой, и тем дороже, чем "престижнее" район. Башня же была частью оборонной системы города, а потому в стоимость ее содержания входили лишь текущие расходы, без налога на занимаемую площадь. Потому вместо того, чтобы платить за землю, маги просто обновляли вентиляцию. Размеры же башни определялись количеством защитников, которое ее могло оборонять, ведь невозможно защитить периметр в сотню метров лишь десятком солдат. Потому в городах новые башни строились крайне редко, лишь по решению Великого совета или личному указу кагана. А за городом их практически не строили, так как вес владельцу давал не сам факт обладания недвижимостью где-нибудь в районе границы с Кар'аатской пустынею, а ее расположение в черте города, желательно крупного. Именно поэтому, когда владельцу башни требовались новые помещения, то ей предстояло расти вверх, а не вширь.

И, видимо, поэтому планировка башни Аэса была очень запутанной. Множество переходов, галерей, винтовых лестниц соединяли самые разные уровни и места этого сооружения. Представляя собой поставленный на торец кирпич со сторонами в сто пятьдесят и сто метров, башня имела множество этажей, каждый из которых имел различную высоту. Нередки были многоэтажные комнаты, или этаж, на котором находилось всего три или четыре. Поэтому Смолин их окрестил уровнями, а местные не называли никак, предпочитая называть нужные им места.