Эта гора, имеющая высоту в 4638 метров над уровнем моря, является величайшей горой Швейцарии и уступает высотой только Монблану, зато превосходит его поражающей красотой форм. Но не только этим она должна быть прославлена в истории человеческого знания, а и тем, что на ней осенью 1901 года было сделано наблюдение, которое побудило живую мысль человека к дальнейшим и плодотворным исканиям в одной из самых важных для человека, самых изумительных областей науки о жизни.

В. Каспари приехал к подошве Монте — Роза со своим помощником. При них была аппаратура для наблюдения за электрическим рассеянием: приборы Эльстера и Гейтеля. Предварительно эти приборы были тщательно проверены в Физическом институте Высшей технической школы Берлинского университета Е. Ашкинассом. Последний был научным другом В. Каспари, и они только что выпустили совместную работу о влиянии радиоактивных излучений на микроорганизмы. Теперь В. Каспари должен был ринуться на разведку нового явления.

Ученый был полон энергии и решимости, но разговор с проводниками в одной из предгорных деревень его несколько смутил. Как только речь заходила о необходимости побывать в ложбине Лиссьох, среди скал и вечных снегов, проводники переглядывались и лица их заметно омрачались.

— Объясните же, в чем дело, я не понимаю вас, — спросил Каспари.

После минутного молчания один из них — полуитальянец–полунемец сказал:

— Уважаемый господин доктор, нам бы не хотелось вести вас в эту чертову лощину Лиссьох. Там не все благополучно. Даже при самой лучшей погоде и ярком солнце люди заболевают, а некоторые даже, говорят, остаются там навсегда.

— Хорошо, — сказал Каспари. — Это тем интереснее для нас. Раз мы знаем опасности лощины, мы примем меры и не будем далеко заходить в нее.

Двадцать пять лишних франков решили дело в пользу Каспари. Проводники решили идти. Подъем на Монте — Розу был труден. Экспедиция, состоявшая из пяти человек — В. Каспари, его помощника, двух проводников и носильщика, то и дело останавливалась, чтобы передохнуть и осмотреться. Погода резко изменилась в худшую сторону, подул ветер, мешавший подъему, по небу неслись сизые тучи, вдали шел дождь, где–то грохотал обвал.

По мере восхождения на гору небо стало проясняться. 9 сентября 1901 года Каспари и его экспедиция приблизились к назначенному месту. Было 12 часов дня. Над ними было ясное ярко–синее небо, и радостное солнце слепило глаза. В. Каспари и его помощник немедленно принялись за наблюдения. Оба прибора были быстро установлены, и их электрометрам был дан заряд.

Члены экспедиции чувствовали легкую тошноту и головокружение. Каспари не отрывался от электрометра и диктовал изменения в положении нитей. Через несколько минут он воскликнул: — Поразительно! Вот редкое явление столь быстрого рассеяния отрицательного заряда.

И тут же он пошатнулся — началось сильное головокружение. Одного из проводников тошнило, он хватался за живот и раскачивался всем телом, носильщик сидел скрючившись на камне.

Каспари силой воли заставил себя вернуться к наблюдениям, несмотря на то, что чувствовал себя весьма плохо. Не прошло и двадцати минут, как вся экспедиция буквально валилась с ног от слабости. А день был ясный и яркий, солнце жгло лицо и руки, слепило глаза. Только серые сколы и вечные льды стояли на страже этого странного места. Проводники настаивали на немедленном возвращении.

— Мы же говорили вам, что это — чертова ложбина!

— Хорошо, — сказал Каспари, — я закончил.

Он взял тетрадь и через минуту объявил своему помощнику результаты наблюдений, которые показали исключительно большое преобладание положительных ионов над отрицательными.

— Итак, — сказал он, — в этом ущелье положительных ионов почти в пять раз больше, чем отрицательных. По–видимому, такое преобладание положительных ионов над отрицательными вызывает столь странное и быстрое заболевание человека. Надо поскорее уходить отсюда!

— Легко сказать «надо поскорее уходить»… Попробуйте–ка! — сказал один из проводников.

Действительно, люди еле передвигали ноги. Могло показаться, что идет группа тяжело больных людей. Экспедиция с большим трудом покинула ложбину Лиссьох.

Размышляя над этим случаем и рядом других наблюдений подобного рода, В. Каспари пришел к выводу, что можно говорить о воздухе трех видов: с преобладанием положительных ионов, которые вызывают явления общего недомогания, головокружения, тошноты и чувства недостатка воздуха; с преобладанием отрицательных ионов, которые, очевидно, вследствие противоположной полярности, должны обладать диаметрально противоположным действием на организм, что, однако, надлежит еще экспериментально выяснить; и, наконец, в закрытых помещениях, где воздух застоявшийся и, по–видимому, лишен как положительных, так и отрицательных ионов. Действие этого воздуха походит на действие положительных ионов, но, очевидно, чем–то отличается от него. Этот «внутренний» воздух оказывается непригодным для жизнедеятельности организма, ибо он лишен благотворных электрических качеств.

Так в сентябре 1901 года были осторожно сформулированы некоторые положения о различных электрических свойствах воздуха и о действии их на человеческий организм. Но мысль человека, скованная научным догматизмом, всегда более консервативна, чем его свободное воображение. В опубликованном в 1901 году научном отчете о своем восхождении на Монте — Розу Вильгельм Каспари не нашел нужным довести свои соображения до их логического конца. А ведь он, наверное, знал, что в анналах науки зарегистрировано несколько случаев массового удушения людей и животных на открытом воздухе, но причины этих явлений оставались загадочными, и он не хотел касаться этого деликатного вопроса.

Описанные события произошли, как уже говорилось, в тот год, когда К. Э. Циолковский мечтал о межзвездных полетах на реактивных космических кораблях и математически доказывал их возможность. Его творческая мысль рвалась все дальше и дальше… В космических кораблях будет искусственный воздух… Какое он, этот воздух, произведет действие на организм человека? Кто может дать ответ на этот сложный вопрос?

Осторожность В. Каспари и дерзания К. Э. Циолковского — это противоположные, но неизбежные явления прогрессирующей науки.

Шли первые годы Великой Октябрьской революции. Угол Ивановской и Васильевской улиц в Калуге. Дом № 10 — двухэтажный, каменный, с толстыми кирпичными стенами, с большим мезонином, балконом, выходящим в садик во всю длину второго этажа. В верхнем этаже и мезонине жила наша семья. Одну из комнат занимала военно–историческая библиотека отца, другую в мезонине — моя электрохимическая лаборатория, существовавшая с 1913 года, когда я был еще учеником реального училища.

Дореволюционная Калуга — город помещиков и купцов, рыбы и мяса, яблок и «калужского теста» — темно–коричневой сладкой массы. О нравах этого города можно было бы написать целый том.

Октябрьская революция изменила облик Калуги. Кое–где еще были открыты лавки частников, но большинство уже закрыто. Бедный люд перебрался из подвалов и бараков в бывшие барские дома. По улицам бродили «бывшие люди», ожидая: что–то будет? Что принесет им конец гражданской войны? Ожесточенные споры, холодные квартиры с плохо греющими «буржуйками», голодный паек. Зато настроение у простых трудовых людей — приподнятое, боевое.

В нашем доме тоже холодновато и не сытно. Но все настроены бодро. Мой отец Леонид Васильевич, человек сильной воли и необычайного спокойствия, говорил: «История человечества есть процесс необратимый. Надо работать и работать, чтобы создавать культурные ценности. Если вы проникнетесь этим убеждением, работа вам покажется легкой и приятной, как бы тяжела она ни была, и вы пойдете рука об руку с новой эпохой. Я — русский и России в ее тяжелые годины не оставлю».

В 1918 году после ряда совещаний в Москве моему отцу было поручено организовать Курсы красных командиров в Калуге. До конца гражданской войны он пробыл в должности начальника этих курсов. После окончания гражданской войны вышел в отставку и затем получил почетное звание Героя Труда РККА «За многолетнюю и полезную деятельность по строительству вооруженных сил страны».