Ближайшая станция располагалась в городке Листопадном, сквозь который, как нитка сквозь бусину, проходила стремительная река Пимерида. Сейчас в Листопадном никакого листопада, разумеется, не было. Он походил на сказочный городок, где вполне мог бы обитать Санта-Клаус вместе со своими помощниками-эльфами. Улицы застилало серебро снежного покрова, замерзшие фонтаны блестели в лучах скупого солнца. Тишина и покой. Одним словом, мечта.

Я заметила обмотанные разноцветными шарфами деревья, покрытые орнаментами фонарные столбы и протянутые от одного дерева к другому нити с детскими вязаными носочками, звездочками да варежками. Эсфирь шагала уверенно, в сандалиях на босу ногу, и, судя по всему, не мерзла. Зато при взгляде на нее я мерзла за нас обеих.

— Ты бы хоть шарф повязала, — не выдержала я. — Вон сколько их на деревьях!

Эсфирь только рукой махнула, мол, нечего пороть ерунду.

Я послушно шагала за ней, минуя переулки с таинственными, точно игрушечными магазинчиками и длинные здания с зеркальными витринами, где, за стеклом, стояли разряженные манекены.

Наконец очутились на крыльце какого-то неприметного заведения с неброской вывеской «Травы, эликсиры, порошки». Если б там еще и метлы для ведьм продавались, я бы ни капельки не удивилась.

— Что мы забыли в этой лавке?

Эсфирь не ответила — хлопнула дверью перед самым моим носом. Оставаться на холоде не хотелось, пришлось тоже войти внутрь. Внутри пахло шалфеем, корицей и мятой. В причудливо изогнутых стеклянных трубках и колбах перегонного аппарата у стены бурлила какая-то коричневая жидкость. Пока я рассматривала аппарат, Эсфирь о чем-то тихо переговаривалась с продавщицей. Я услыхала только: «Весьма редкие в наше время» и «Пять капель на одно превращение». Что ж, выходит, наша Эсфирь не так уж и благородна, раз обращается за помощью к разным знахаркам да ведуньям.

У выхода она вынуждена была задержаться, потому как я преградила ей дорогу.

— Что еще за превращение? Ты что, эту гадость пить собралась?! — шепотом вопросила я, трясущимся перстом указав на склянки у нее в руках. В одной склянке плескалась малиновая жидкость, а в другой — ядовито-оранжевая. Действительно, кто знает? Вдруг продавщица всучила ей яды?

— Конечно, собралась. Выпью и тебя заставлю, — невозмутимо ответила Эсфирь и едва слышно добавила: — Не пойдем же мы к королю без маскировки! И нарядов надо будет прикупить. Арчи распорядился на твой счет — тебе полагается платье из золотой парчи, никак не менее тысячи невиев. Он и денег мне выдал.

Ничего себе наглость! Да как он посмел! От возмущения я даже остолбенела.

— Эй! — Эсфирь потрясла меня за плечо. — Давай-ка поторопимся, пока поезд не ушел. На остановку отведено всего-то полчаса.

Вернувшись в купе, я первым делом поподробнее расспросила Эсфирь о склянках. Оказалось, купленные в лавке снадобья могут кого угодно изменить до неузнаваемости. Во флаконе с малиновой жидкостью хранился образ пухлой краснощекой крестьянки ростом на пару дюймов ниже меня, с прямыми русыми волосами до талии и массивными мозолистыми ногами. А ядовито-оранжевая настойка в буквальном смысле позволяла почувствовать, каково это быть хрупкой красавицей с атласной кожей и слабыми лодыжками. Мой выбор был очевиден. Я настояла на том, чтобы превратиться в хрупкую красавицу.

— Хорошо, хорошо, — успокоила меня Эсфирь. — Но до королевской резиденции еще далеко, а настойка действует всего пару часов. В географическое общество мы отправимся в своем нормальном виде.

Однако прежде чем поезд докатил до города Центриуса, где находилось географическое общество, произошла непредвиденная остановка. Едва мы миновали скалистые Анданские горы, поезд резко затормозил — так резко, что из-под колес посыпались искры. Меня по инерции бросило вперед, прямо на Эсфирь. А если учесть, что до падения я мирно попивала сладкий чай, одежде моей попутчицы пришлось несладко.

— И кто теперь будет отстирывать пятно? — с укоризной сказала Эсфирь. — Я…

Наверное, она хотела добавить, что в свое время за это сари заломили бешеную цену. Да только у нас обеих, точно по приказу, отнялся дар речи. В стекло купе упирался сизый винт самолета.

В соседних купе начался переполох, люди забегали по узкому коридорчику, поезд не двигался с места. Мы что, приехали на аэродром? Но как такое возможно?

Я осторожно прислонилась к окну, чтобы посмотреть, что же там, за этим винтом. Оказалось — другие самолеты, множество старых и новых моделей. Начиная от бипланов, которые изобрели еще братья Райт, и заканчивая огромными пассажирскими авиалайнерами.

Я решила проверить обстановку «за бортом» и, преодолев поток толкающихся пассажиров, выбралась наружу.

— Подожди! — крикнула Эсфирь. Она бежала следом, путаясь в сари. Ее то и дело оттесняли к стене. — Без меня не уходи!

Да я и не собиралась. Зато вот Эсфирь, похоже, намерилась обойти всю взлетную полосу. Она выглядела взволнованной.

Самолеты были разбросаны по аэродрому как попало. Некоторые громоздились друг на дружке, чудом не падая. Иные вообще висели в воздухе, и непонятно было, что их держит. Винты не работали, шасси были выпущены, в воздухе витал дух таинственности, а по земле расползалась немая тоска.

В кабине одного из самолетов чах странный сероватый человек с безразличным, блуждающим взглядом и холодной полуулыбкой. Эсфирь тоже его заметила.

— Даниэль! — воскликнула она в слезах. — Даниэль! Это ты?

Человек не отозвался, он даже не повернулся в нашу сторону, хотя окно кабины было открыто.

— Я думала, ты погиб при крушении! — крикнула ему Эсфирь. — Пожалуйста, слезай оттуда и поговори со мной! Иначе я сама к тебе приду, слышишь?

Похоже, на сей раз Даниэль услышал. Он качнул головой и, не размыкая губ, словно чревовещатель, произнес убитым, глухим голосом:

— В краю упавших самолетов к мертвецам следует обращаться учтивее.

Ага, ясно. Мертвец, значит. То-то я подумала, больно уж он серый. И вообще, где-то я раньше подобное видела. Наверное, еще в прошлой жизни, до того как попала в Мериламию. В каком-то фильме, кажется. Но что в одном мире смелая фантазия, то в другом — жестокая действительность.

Я тронула Эсфирь за руку:

— Пойдем-ка лучше назад.

— Ты иди, а я останусь, — решительно сказала Эсфирь. — Будь он хоть покойником, хоть упырем, я хочу с ним побеседовать.

Ну вот, только вампиров нам не хватало. В этом несчастном краю упавших самолетов жители были все как на подбор — худые, сутулые и мертвецки-бледные. У любого режиссера ужастиков от такого зрелища слюнки бы потекли.

А у меня подогнулись колени, когда какой-то любопытный покойник выбрался из своего самолета на живых людей посмотреть. За ним подтянулась еще пара-тройка мутных бездыханных типов. Это оказалось не так романтично, как я себе представляла. И вообще, не пора ли делать ноги?

— Эсфирь, — окликнула я. — Поезд вот-вот тронется! Я скоро тоже тронусь! Ты хочешь застрять здесь и превратиться в зомби?!

— Но мой муж… — проговорила она.

— Нет у тебя никакого мужа и точка! — закричала я и схватила ее за руку. Чуть ли не волоком до поезда тащила. Когда мы поднялись по железным ступенькам в вагон, пронзительно зазвучал свисток, и из паровозной трубы повалил дым.

До Центриуса ехали молча. Да и о чем тут говорить, когда у каждого свои думы? Эсфирь наверняка жалела, что не смогла наглядеться на своего покойного мужа. Я размышляла над тем, как бы так намекнуть исследователям в географическом обществе, что «край зомби и их самолетов» следует обнести высоким частоколом. Несколько раз к нам заглядывала антикварная старушка — и неизменно заставала картину скучающих аристократок.

— До станции десять минут, — заглянув в последний раз, сообщила она.