Проголосовав резолюцию и одобрив ее единогласно — причем голосовали и дети, — крестьяне с собрания разошлись.

Эту резолюцию офицер, командир ремонтной команды Сто семьдесят шестого полка, и привез своему командиру в кармане, вместо хлеба и овса, на подводах поставщиков…

Французский солдат ремонтной команды Сто семьдесят шестого полка просил теперь Жанну объяснить ему — кто же такие большевики? Должно быть, их программа и в самом деле справедливая, если их поддерживает местное население от мала до велика?

На одесском заводе Ройхварга дело было другого характера.

В связи с забастовкой и настоятельной необходимостью ее ликвидировать на завод явились представители Центропрофа — меньшевики.

В цехе тяжелых весов был созван митинг, и представитель Центропрофа выступил по поводу требований рабочих.

Требования были: немедленно выплатить задолженность за прошедший месяц, повысить расценки на пятьдесят процентов в связи с дороговизной и вместо десятичасового рабочего дня ввести восьмичасовой.

Представитель Центропрофа призывал рабочих отнестись к этим требованиям со всей гражданской сознательностью и чувством ответственности перед государством. Он целиком поддерживал требования рабочих о выплате им задолженности и заверял, что это можно будет осуществить в самом скором времени, — лишь только рабочие приступят к работе, завод начнет выпускать продукцию, реализует ее на рынке, пополнит свою кассу деньгами — и станет способен выполнить свои финансовые обязательства. Что же касается повышения расценок, то представитель Центропрофа не считал возможным отстаивать его, ссылаясь на то, что собственник завода может на этой финансовой операции обанкротиться, а это не в интересах рабочих, так как они станут безработными. Представитель Центропрофа вообще высказывал сомнение в том, что такое повышение заработной платы необходимо, так как французское командование быстро наведет в стране порядок, и дороговизна, таким образом, вскоре прекратится.

О переходе на восьмичасовой рабочий день представитель Центропрофа не желал и говорить. Он доказывал, что в условиях военного времени требование это является антигосударственным и… вообще большевистским.

В заключение представитель Центропрофа призывал рабочих забастовку немедленно прекратить и встать к станкам.

Рабочий коллектив выслушал представителя Центропрофа в полном молчании.

Председательствующий на митинге — тоже представитель Центропрофа — предложил задавать вопросы.

Поднялось с просьбой дать слово для вопроса не менее двухсот рук.

Вопросы были:

Не из меньшевиков ли Петлюра, который привел немцев на Украину?

Не из меньшевиков ли и Винниченко, который запретил своим казакам-повстанцам воевать против новых, французских интервентов?

Почему меньшевики поддерживают военные формирования белой добрармии генерала Деникина?

Почему меньшевики вообще сотрудничают с любой контрреволюционной властью, а называют себя революционной партией?

И еще много других аналогичных вопросов.

Последний вопрос поставил консультант по сборке тяжелых весов, старый слесарь Никодим Онуфриевич Столяров:

— И зачем собственно вы, лакеи капитала, сюда пришли?

Митинг на том и закончился. Слова для обсуждения не взял никто. Просто вкатили в цех большую тачку, в которой вывозили стружку от токарных станков, посадили в нее обоих представителей Центропрофа и под свист и улюлюканье вывезли вон и выкинули на мусорную кучу…

Французский солдат спрашивал Жанну: кто же такие большевики и какая у них программа, если рабочие не хотят слушать представителей никаких партий, кроме большевистской? А если так и рабочие стоят за большевистскую партию, то почему же эта партия запрещена и объявлена вне закона?

Жанна должна была ответить на все эти вопросы: и что по существу произошло в селе Анатолиевке, и в чем смысл инцидента на заводе Ройхварга.

Жанна должна была вообще объяснить своим землякам и новым друзьям — французским пуалю Сто тридцать шестого пехотного полка — суть событий, происходящих в селах Одесщины и на заводах Одессы.

Она должна была рассказать, какую роль играют во всем этом меньшевики и эсеры — партии, именующие себя «революционными», но поддерживающие контрреволюционные режимы, и деникинцы, петлюровцы и белополяки — порождение этих партий, вооруженные наемники иностранных интервентов.

Она должна была растолковать также, какую роль в происходящих событиях играют большевики и почему трудовое крестьянство и рабочие именно их поддерживают.

Жанна ответила на все эти вопросы еще в театре, во время пышного празднества, но еще лучший ответ получили новые друзья Жанны — французские солдаты, когда они все вместе вышли из театра на улицу.

Была уже поздняя ночь. Город утопал во мраке. В центре редкие уличные фонари тускло светились в тумане: в целях экономии топлива фонари зажигали через один. Окраины города и совсем поглотила тьма: в целях экономии топлива фонари на окраинах не зажигались вовсе.

Но над поглощенными мраком окраинами на западе высоко в небо поднималось прозрачное сияние. Похоже было, что сегодня — по случаю празднества — тот край города залит ослепительным светом бесчисленных фонарей и щедро освещенная земля бросает яркий отсвет на небо.

Но это не было отсветом пышного освещения городских окраин. Окраины лежали во тьме. Сияние на горизонте не было зеленовато-желтым и неподвижным, как от яркого электрического света. Оно было красновато-желтое и переливающееся — точно зарево над пылающим на земле огнем.

Это и было зарево пожара.

На запад от города — между Дальником и Татаркой — горело какое-то село.

Анатолиевка не одна отказалась дать хлеб и фураж интервентам. Отказались все, за исключением нескольких немецких колоний, села и хутора приодесского края.

Это был акт массового непослушания, гражданского сопротивления, акт явного протеста против действий интервентов, да и самого их прихода сюда. И французское командование войсками интервентов на одесском «плацдарме» отдало приказ: села и хутора, отказывающиеся поставлять частям оккупационной армии провиант, не выполняющие правил военной реквизиции или оказывающие какое бы то ни было противодействие, — подлежат наказанию.

Отряды офицеров добрармии, отряды петлюровских сечевиков, отряды белопольских легионеров, возглавляемые специальными группами французской полевой жандармерии, врывались в такие села и хутора, забирали хлеб и фураж силой, людей выгоняли из хат, а хаты поджигали.

В эту ночь — в ночь, когда гарнизон оккупантов торжественно праздновал награждение героев Вердена, чествовал победителей в мировой войне, — на одесском «плацдарме» вспыхнуло и костром запылало полтора десятка сел.

Иностранная оккупация пришла с мечом и пыталась утвердиться огнем.

Рабочий день Николая Ласточкина начинался с восходом солнца. И каждый раз это был трудный и беспокойный, полный тревог и опасностей день революционера-подпольщика в городе с миллионным населением.

Деятельность областного комитета партии распространялась на две губернии, отряд большевиков насчитывал по области более двух тысяч человек, которые руководили десятками подпольных организаций, — и Ласточкин жил как бы одновременно на территории двух губерний и на четырехстах улицах города. Руководитель большевистского подполья был «экстерриториальным», но реальная «география» его рабочего дня была огромна.

Ласточкин никогда не спал две ночи сряду в одном месте, а в течение дня успевал побывать на нескольких конспиративных квартирах.

На сегодня, например, у него было назначено по меньшей мере десяток неотложных встреч.