Рако замешкался в дверях.

– Мне все еще непросто здесь находится, – неохотно сказал он, пожав плечами.

А ведь когда-то это была уютная спальня, вспомнилось Фальку. Двадцать лет назад она принадлежала собственно Люку. Фальк сам много раз здесь ночевал. Шептался в темноте с Люком. Задерживал дыхание и глотал смех, когда Барб Хэдлер кричала им, чтобы они немедленно заткнулись и спали. Засыпал в уютном спальном мешке совсем рядом с тем местом, где было теперь это ужасное пятно. Эта комната была когда-то хорошим местом. Теперь, как и в прихожей, здесь пахло хлоркой.

– Можно открыть окно?

– Лучше бы не надо, – ответил Рако. – Приходится держать жалюзи опущенными. Подловил пару ребят, которые пытались сделать снимки, вскоре после того, как это случилось.

Рако вытащил свой планшет и тапнул пару раз по экрану. Передал планшет Фальку. На экране была череда снимков.

– Тело мальчика уже убрали, – сказал Рако. – Но тут видно, как все в комнате было.

Жалюзи на фотографиях были подняты полностью, и свет заливал кошмарную сцену под окном. Дверцы шкафа были распахнуты настежь; висевшая внутри одежда сдвинута вбок. Большая плетеная коробка для игрушек – перевернута. Покрывало с ракетами было отброшено с кровати, будто кто-то проверял, что под ним. Ковер был, в основном, бежевого цвета, кроме одного угла, который занимала темная красно-черная лужа, растекавшаяся из-под перевернутой корзины для белья.

На секунду Фальк попытался представить себе последние секунды Билли Хэдлера. Вот он скорчился в углу, по ноге стекает горячая моча; он пытается подавить рвущиеся из груди судорожные вздохи.

– У вас дети есть? – спросил Рако.

Фальк потряс головой.

– У вас?

– Один на подходе. Девочка.

– Поздравляю.

– Хотя есть еще целая армия племянников. Не здесь – дома, в Южной Австралии. Несколько – возраста Билли, и есть еще парочка помладше, – сказал Рако, забирая у Фалька планшет и проматывая фотографии. – И вот в чем дело. Моим братьям прекрасно известны все места, где прячутся их дети. Заведи их в комнату к ребенку с завязанными глазами, и они найдут своего в два счета.

Он тапнул по экрану.

– Как ни посмотри, выглядит оно так, будто кто-то что-то искал, – сказал Рако. – Кто-то, кто не знал потайные места Билли, методически обшаривал комнату. Он в шкафу? Нет. Под кроватью? Нет. Похоже, будто мальчонку выслеживали планомерно.

Фальк пристально всмотрелся в темное пятно, которое когда-то было Билли Хэдлером.

– Покажи, где нашли Шарлот.

Детская напротив была отделана в желтых тонах. Музыкальная карусель свисала с потолка посреди пустой комнаты.

– Джерри и Барб забрали колыбельку, – объяснил Рако.

Фальк осмотрелся. Как сильно эта комната отличалась от других. Ковер и мебель оставались на своих местах. Едкий запах хлорки отсутствовал. Казалось, это некое заповедное место, не затронутое тем ужасом, который происходил снаружи, за дверью.

– Почему Люк не убил Шарлот? – спросил Фальк.

– Расхожее мнение гласит, что дело во внезапно проснувшейся совести и чувстве вины.

Фальк вышел, вновь пересек коридор, вернувшись в комнату Билли. Встал у пятна в углу, повернулся на сто восемьдесят градусов и прошел обратно в комнату Шарлот.

– Восемь шагов, – сказал Фальк. – Но я – относительно высокого роста. Будем считать, для большинства людей это девять. Девять шагов от тела Билли до Шарлот, которая лежит в своей колыбели, как на тарелочке. А Люк весь накачан адреналином, кровь стучит в ушах, кровавый туман, все дела. И вот девять шагов. Вопрос в том, достаточно ли этого для полной перемены образа мыслей?

– По мне, кажется, недостаточно.

Фальк подумал о человеке, которого когда-то знал. Картина, которая прежде была такой ясной, теперь стала искаженной, размытой.

– Ты был знаком с Люком? – спросил он.

– Нет.

– У него настроение менялось быстрее, чем он успевал пальцами щелкнуть. Девять шагов – это на восемь больше, чем ему было нужно.

И все же в первый раз с тех пор, как он вернулся в Кайверру, Фальк почувствовал, как его кольнуло сомнение.

– Это же своего рода программное заявление, правда, разве нет? Что-то в этом роде. Это – личное. Он убил всю свою семью. Вот что будут говорить о тебе люди. Женщина, на которой Люк женат уже восемь лет, истекает кровью на полу в прихожей, а он проводит – сколько там? Две минуты, три? – переворачивая вверх дном детскую, чтобы убить своего собственного сына. Как закончит, планирует убить и себя тоже. Так что если это был Люк, – он слегка замялся на слове «если», – почему его дочь осталась в живых?

Они постояли с минуту, молча глядя на карусельку, неподвижно висевшую над пустым местом. Зачем нужно было убивать всю семью, кроме младенца? Фальк поворачивал эту мысль в уме и так и сяк, пока не додумался до нескольких возможных причин. Стоящей была только одна.

– Может, тот, кто был здесь в тот день, не убил младенца потому, то ему не нужно было убивать младенца, – сказал Фальк наконец. – Ничего личного. Какая разница, кто ты. Ребенок в тринадцать месяцев – не свидетель.

– Они тут не в безумном восторге от моих посещений, – сказал Рако с ноткой сожаления в голосе, поставив два пива на столик во «Флисе». Столик пошатнулся, и пиво плеснуло на исцарапанную столешницу. Он заехал домой переодеться в штатское и вернулся с толстой папкой с надписью Хэдлер под мышкой. – Плохо для бизнеса. Каждому приходится разыгрывать представление, торжественно убирая ключи от машины.

Они оба взглянули на бармена. За стойкой был все тот же крупный бородач, что и накануне вечером. Он наблюдал за ними поверх газеты.

– Такова уж у нас, копов, судьба. Твое здоровье. – Фальк поднял стакан и сделал долгий глоток. Он всегда спокойно относился к алкоголю, но сегодня рад был возможности выпить. Ранним вечером в пабе было тихо. За столиком в дальнем углу они были совсем одни. У дальней стены трое мужчин сидели, уставившись с животным безразличием в экран телевизора, где шли собачьи бега. Фальк их не узнал, и они игнорировали его в ответ. В задней комнате подмигивали и бренчали покерные автоматы. Кондиционер извергал потоки арктического холода.

Рако отпил глоток.

– И что теперь?

– Теперь надо сообщить Клайду, что у тебя возникли сомнения, – сказал Фальк.

– Обратиться в Клайд прямо сейчас – это значит немедленно переключить их на задницесохранятельный режим. – Рако нахмурился. – Ты же знаешь, что будет происходить у них в голове, как только они заподозрят, что налажали. Да это будет соревнование по художественной гимнастике, они головой до задницы достанут, доказывая, что с их расследованием все в порядке. Я бы именно так и сделал.

– Не уверен, что у тебя есть выбор. Когда такие дела. Это работа не для одного человека.

– У нас есть Барнс.

– Кто?

– Констебль у меня на участке. Так что нас трое.

– Вас только двое, приятель, – сказал Фальк. – Я остаться не могу.

– Я думал, ты сказал Хэдлерам, что сможешь.

Фальк потер переносицу. Лязг игральных автоматов у него за спиной вдруг стал ощутимо громче. Такое ощущение, будто шумит прямо у него в голове.

– На пару дней. И это означает день или два. На все расследование не хватит. К тому же я здесь неофициально. У меня есть своя работа, и она меня ждет.

– Хорошо. – Тон у Рако было такой, будто все это и так само собой разумелось. – Останься тогда на пару дней. Никакой бумажной волокиты. Делай то, что собирался делать, насчет денежной стороны дела. Как только у нас будет на руках хоть что-то, я еду в Клайд.

Фальк ничего не ответил. Он думал о двух коробках банковских выписок и документов, которые он забрал из дома Хэдлеров и которые лежали теперь в номере наверху, у него на кровати.

Ты солгал. Люк солгал.

Он собрал пустые стаканы и отнес обратно на стойку.

– Повторить? – Бармен, отложив газету, величественно поднялся с табуретки. Со вчерашнего вечера Фальк никого, корме него, за стойкой не видел.