Нервы и страх брали верх, адреналин обострял восприятие, течение времени странно замедлилось. Тут Ловкачка оттолкнулась от большого бетонного обломка, выглядела она в этот миг словно астронавт, шагающий поверхностью Луны, – если, конечно, верить россказням Учителя. Белый даже в такие мгновения замечал изрядную грацию ее движений. Была она худенькой, гибкой и… дьявольски ловкой. Ведь недаром в анклаве ей дали именно такое прозвище. Вот она без труда перескочила широченное, в пару метров, щупальце…

«Сарлак! Твою мать!» Белый свернул в последний момент, мысленно себя понося. Все из-за нервов. Размечтался, задумался, вместо того чтобы помнить о ловушках. Скрытая слоем обломков сетка щупалец гигантского хищного растения была едва заметна. Если бы он не знал ее положения, оказался бы теперь в душащей хватке, парализованный ядом, обреченный на болезненную и медленную – действительно медленную – смерть. Сарлак переваривал пойманные жертвы по нескольку дней, а яд его был настолько токсичен, что и мгновенная спасительная операция оказывалась напрасной. Если выстрелившие иглы пробивали кожу, приговор был неотвратим. Паралич не отступал. Никогда. Проверено десятки раз. Освобожденного от такой ловушки человека можно было лишь добить.

Обход без малого трехметрового щупальца потребовал от убегающего манка немалой эквилибристики. Особенно учитывая, что в этот миг он не мог сбавлять скорость. К счастью, Белый отрабатывал подобные маневры. Раз сто, а может, и того больше. Должен был попасть на лежавшие на осыпи, забрызганные почерневшей кровью обломки бетона. Лишь они и оставались достаточно стабильными, чтобы можно было от них оттолкнуться и пройти над ловушкой поверху. Первый шаг… Второй… Удалось без ошибки, с третьим он уже не рисковал. Пролетел над щупальцем, молясь лишь об одном: чтобы не споткнуться, приземлившись.

Сарлаку в этот день повезло больше Белого. Щупальце мгновенно свернулось, сбросив маскирующие его обломки, и сомкнулось в убийственной хватке на неосторожной жертве.

«Шарики уже настолько близко?»

Белый не выдержал; едва лишь его ботинки соприкоснулись с землей, он быстро оглянулся. Сетчатая ловушка уже сомкнулась на теле твари, но продолжала дрожать, словно ее кто-то тряс изнутри. Толстые, с палец, волокна в нескольких местах порвались, на камни пролился ручеек зеленоватой опалесцирующей жидкости. Пойманный хищник сражался за жизнь. Был он сильнее человека, но судьба его оказалась предопределена. Еще миг, и щупальце подняло его ввысь, потом оно распустится, вбрасывая все еще живую, но уже обездвиженную жертву в пищеварительную яму.

Остальные твари, черно-синие, лишайные, тут и там покрытые пучками жесткой щетины, остановились, слыша ужасный скулеж слабеющего товарища. Уставились большими раскосыми глазищами на все еще подрагивающее щупальце, рыча и склоняя головы. Их было восемь. Семеро молодых – теперь уже шестеро – и невероятно массивная самка, наверняка их мать или предводительница стаи. Молодые шарики… Наполовину меньше взрослых особей, зато более ловкие и быстрые. «Это объясняет, отчего они меня почти достали…»

Белый не остановился, как его преследователи. Бросив взгляд через плечо, он погнал дальше, в сторону ожидающей его в воротах перепуганной девушки. Шарики, пусть пойманные врасплох внезапной гибелью товарища, через миг возобновят погоню. Это ясно, как миллион солнц. Вопрос лишь, надолго ли они остановились. Получил он три или пять дополнительных секунд? Сука, похоже, не станет переживать из-за гибели одного члена стаи, потянет за собой остальных, и тогда…

Белый сосредоточил внимание на черном прямоугольнике подворотни и на выглядывающей оттуда Ловкачке. Пятнадцать шагов, десять, пять. «Только не сейчас, не так близко от спасения», – молил он мысленно, выжимая из немилосердно горящих ног последние капли силы.

Ворвавшись на темную лестничную площадку, он оттолкнулся от матраса, прислоненного к стене и смягчившего удар. Ждавшая его девушка в тот же миг захлопнула массивную дверь. Стук створки о фрамугу слился с другим, еще более громким звуком. Что-то грохнуло в толстое дерево с внешней стороны – так, что посыпались побелка и ржавчина.

Это препятствие не задержит оставшихся тварей надолго. Они оба знали об этом, а потому – понеслись в сторону лестницы, Ловкачка впереди, Белый – сразу следом, как на тренировках. Не могли столкнуться, потеряв ритм, потеряв равновесие. Каждая секунда задержки могла привести к их смерти. «Три этажа, шесть пролетов – и окажемся у цели». Снизу донесся громкий треск. Укрепленные в это утро замки уступили напору ярости тварей. Дикий визг, многократным эхом отражающийся от облупленных стен, заставлял холодеть кровь. Предпоследний пролет. Пыль, поднимаемая тяжелыми ботинками, отмечала дорогу беглецов, когда они резко поворачивали, хватаясь за расшатанные поручни.

Дверь слева, открытая почти настежь. Она минует дверь не останавливаясь, он же должен попасть ладонью по ручке и дернуть створку так сильно, чтобы захлопнуть все замки. Если он ошибется или если что-то пойдет не так, они – трупы. Мутировавшие собаки порвут толстую кожаную защиту и доберутся до… «Сосредоточься, парень». Белый впился взглядом в круглую латунную ручку. Была она такой маленькой, такой скользкой. Одолев две последних ступеньки, он вытянул руку вперед. Три четверти визора маски покрывал пар. Он должен это сделать, пусть и вслепую. Бегущий в голове своры шарик как раз отталкивался от обожженной стены, ловко преодолевая последний пролет.

Пальцы, укрытые в толстой перчатке, не настолько ловки, как того хотелось бы, хотя и сжались на гладком металле с натренированной точностью. Рывок изо всех сил, дверь со скрипом двинулись к косяку – со скрипом настолько громким, что тот прорвался сквозь биение пульсирующей в ушах крови. Удастся ли ее захлопнуть, прежде чем гонящаяся за людьми тварь минует порог? Белый убедится в этом через долю секунды. Если опоздал – окажется сбитым с ног и разодранным, даже ногу не поставив на подпаленный ковер…

Он пронесся коротким загроможденным коридорчиком и ворвался в комнату за ним. С трудом затормозил у зияющей на полу дыры. Вся внутренняя часть дома обрушилась в колодец двора. Впереди была пропасть в несколько этажей, за спиной – хлипкие двери, а справа и слева – треснувшие стены. Из этого помещения наружу вела лишь одна дорога. Он глянул на Ловкачку. Та была бледна, тряслась, словно в лихорадке. «Ничего странного, – подумал он, – мы уже трижды избежали почти верной смерти». Оглядываясь в сторону спрятавшегося во тьме коридора, он протянул к ней руки. Она крепко его обняла, он почувствовал ее ладони на своей спине.

– Люблю тебя, сумасшедшая, – просопел он, когда они сделали, что нужно, и она, в конце концов, выскользнула из его объятий. Она покачала головой, показывая, что не слышит, потому он заорал так громко, как сумел: – Люблю тебя, Ловкачка!

Теперь она его услышала. Встала спиной к бездне и подала ему все еще дрожащую руку. Он сплел с ней ладонь, крепко стиснул в своей. Оба они глянули на ритмично содрогающуюся дверь. Шарики бились в нее непрерывно, изо всех сил, обезумев от голода и зова крови.

Белый украдкой глянул на девушку, которая уже вскоре должна была стать его официальной партнершей. Оскалился, чтобы подбодрить ее. Не могла она этого знать, точно так же, как и он не мог рассмотреть сквозь маску его губы, но довольно было взглянуть в эти блестящие голубые глаза, чтобы знать: она тоже улыбается ему сквозь слезы.

Замки с громким треском уступили. Оба они непроизвольно вздрогнули. В узком коридорчике сделалось тесно от черно-синих, лишайных, покрытых сочащимся гноем фигур. Дико скулящие шарики бросились прямо на замерших людей.

Белый почувствовал удивительно сильную хватку Ловкачки. Их вылазка на поверхность заканчивалась здесь и сейчас. Теперь они могли сделать только одно. Не поворачиваясь, он дернул девушку за руку и… прыгнул, потянув ее следом.