— Ты кто?! — изумился Уж и мгновенно понял: на сосне висел его идеал.

Змея молчала.

— Что ты делаешь, Змея? — сколько мог кротко, спросил Уж.

— Отвисаю, — коротко ответила Змея.

— А для чего нужно отвисать? — заинтересовался Уж.

— Для гармонии, — ответила она.

— А если я, Змея, буду висеть пополам, во мне будет гармония? — не отступал Уж.

— Если она в тебе есть.

— Я хочу быть тобою, — признался Уж.

— Невозможно, — сказала Змея, но спросила: — Что тебе нравится во мне?

— Мудрость и всеведение, — волнуясь и запинаясь, ответил

Уж.

— А это нравственно — быть мною? — интриговала Змея.

— Я не знаю, — ответил Уж и добавил, — я очень хочу быть тобою.

Змея помолчала и предложила:

— Если так, то делай то, что я тебе скажу: свернись под этой сосной и думай, повторяя, одно — "камень нравственнее прочностью".

Уж сделал так.

Прошло много времени, прежде чем Уж открыл глаза. Когда он посмотрел вверх, то увидел на ветви сосны веревку.

(Психологический бестиарий В.Ахрамовича. Ж-л "Наука и религия". 01.1999г.)

     Шёл по свету сказочник, и было имя ему - Гам: словно требовательный стук весёлого бродяги в ворота угрюмого старинного замка. Сказки свои нёс он в узелке: сказки весёлые и печальные, смешные и страшные, - в общем, всякие разные. Был наш сказочник любим и почитаем во всех концах обитаемого мира, и услышать его мечтала каждая душа человеческая, в мире этом присутствующая.

     Придёт Гам в город столичный, сядет под замшелый дуб, развяжет узелок свой - а оттуда короли и свинопасы, феи и драконы, карлики да богатыри так и посыплются. Прекратятся на время войны, люди возрадуются и подобреют - а Гам сидит себе да рассказывает о битвах с врагами, о пирах с друзьями, о великой любви и ненависти непримиримой.

      И вот однажды, в тот самый день, которого не воспоёт ни одна сказка, разразилась буря. И так неистовствовала она, что смешались небо с землёю, огонь с водою, слушатели со сказителями, и даже пространство со временем долго спорили, после той бури, о природе Вселенной.

      Сказочника же Гама забросила буря на маленький островок посреди сердитого океана. И стал он первым человеком, ступившим на эту отрезанную от мира землю, где обитали лишь звери лесные, гады морские да птицы поднебесные.

      Отлежался Гам, подлечил бока помятые, разрешил все свои недоумения - вспомнил наконец, кто он такой и что ему на роду написано, - и отправился слушателей искать. Обошёл сказочник островок раз, другой, но не нашёл ни единой души человеческой, только выглядывают из-за кустов, да из-под камней глаза горящие да уши любопытные.

      Сел Гам на полянке лесной солнечной и задумался крепко:

      - Как же так? Всю жизнь по свету странствую, и всегда было у меня что рассказать, и всегда было кому меня послушать. Что рассказать, я и теперь найду, да кто же в этом краю бесчеловеческом меня слушать будет? - и заплакал слезами горькими. Ведь сказочники, как известно, без слушателей жизни своей не мыслят, печалятся, в задумчивость чрезмерную впадают и гаснут потихоньку, ибо некого им освещать светом сказочным.

      Однако пропадать во тьме и несказанности Гаму не хотелось. Осушил он слёзы, поразмыслил и решил: раз природою слушателей на острове этом не создано, придётся ему самому о слушателях позаботиться. И надумал сказочник зверей лесных, птиц поднебесных да гадов морских языку человеческому обучить. Трудна была задача его, да ради себя чего ж не сделаешь?

      Стал Гам зверей, гадов да птиц приманивать, прикармливать и беседовать с ними от рассвета до заката. Только солнышко взойдёт, твари божии проснутся - учитель тут как тут, в глаза заглядывает, за ушком треплет, пёрышки разглаживает и говорит им языком человеческим о любви и ненависти, о силе и слабости, о юности и старости...

      Проносились дни, утекали годы - но ни звери лесные, ни птицы поднебесные, ни гады морские языка человеческого так и не освоили. Приуныл тогда Гам: как же выполнить ему предназначение своё, никаких условий для этого не имея? Помолился Богу, спросил совета у равнодушного моря, прислушался к облакам - и решил: раз твари языком человеческим овладеть не могут, так наAчится он сам рычать, свистеть и шипеть, как они: со смыслом и пониманием.

      Стал Гам с птицами перекликаться, со зверями перерыки-ваться, с гадами пересвистываться. Только солнышко взойдёт, твари божии проснутся - ученик тут как тут: пёрышки пригла-жи-вает, за ушком треплет, в глаза заглядывает, общаться пытается.

      Жители же островковые поверглись в изумление великое: куда делся голос ласковый, смысл обещающий? Они ведь было свыклись уже с существом странным, двуногим, поющим вкрадчиво, как вдруг пропали песни - и что объявилось? И рычит вроде правильно, и свистит похоже, и шипит старательно - но вот и рык, и свист, и шип кривобокие у него какие-то получаются, половину смысла глотают, половину провирают. Посочувствовали звери лесные, гады морские и птицы поднебесные Гаму, попытались вернуть его на путь песен мелодичных, но не понял сказочник тяги тварей к красоте невыразимой, и вскоре махнули на него - кто хвостом, кто лапами, а кто крыльями - все жители островка. И хотели они теперь только одного: чтобы оставил их учитель-мученик в покое.

      А Гам всё бродил по островку в поисках слушателей благодарных, воспринимающих и пламени его сказочного жаждущих. Состарился он на том островочке, согнулся весь, поседел, и речь его, прежде стройная, гладкая, стала полурыком, полусвистом, полушипом да полусловом... А когда обнаружил сказочник, что все свои сказки подзабыл и перепутал, вышел на рассвете на песчаный берег, вытряхнул из заветного узелка труху словесную, попрощался с океаном да с облаками - и утопился в собственной тоске.