2. Цианистый калий в капсуле, который обнаружили в небольшой коробочке. Она лежала в кармане брюк сэра Гордона.
3. Ночная бабочка, которую обнаружили в корзине для мусора, а на ее месте вырезанная из фотографии голова жены покойного Сильвии Бедфорд. Ножницы, которыми она была вырезана, отсутствуют. Пока мы не знаем, есть ли на ней отпечатки…
Паркер оторвался от блокнота.
— И что?
— Да ничего. Просто я подумал, что слишком много отпечатков было ликвидировано… Кажется, мы идем не по тому пути. Ну что же… — вздохнул я. — Продолжим.
4. Чашка с цианистым калием, из которой сэр Гордон пил кофе. На ней отпечатки его пальцев и пальцев горничной.
5. На письменном столе переплетенная рукопись со свежими исправлениями, авторучка, которой он не поставил ни одной подписи на письмах самоубийцы, и записная книжка In Memoriam, в которой он записал несколько фраз… Весьма загадочных… Про банку и про кофе… И что сжечь?.. И к кому быть добрым?..
6. Существует большое количество предметов, на которых отсутствуют отпечатки пальцев, хотя они там должны быть:
а) ручка окна, хотя Агнес Уайт уверяет, что была в кабинете после ужина и проветривала комнату;
б) кофеварка. Естественно, на ней должны быть отпечатки. Ведь ее использовали ночью, чтобы сварить кофе, который был выпит сэром Гордоном вместе с цианистым калием;
в) банка с цианистым калием;
г) письмо 2;
д) ручка двери, ведущей в холл, на которой отсутствуют отпечатки пальцев сэра Гордона, но зато присутствуют отпечатки пальцев двух других людей — Роберта Ройта и Джудит Бедфорд.
— А Агнес Уайт? — Паркер задумчиво изучал кофейную гущу на дне чашки. — Ведь ее-то пальчики должны были остаться?
— Вот именно. Агнес Уайт, которая была здесь и не оставила отпечатков… Ни на ручке дверей, ни на ручке окна… Как будто она дух бесплотный, не так ли?
— А может быть, — просиял Паркер, — она и убила профессора, потому что он сделал ей ребеночка?
— Все может быть… — Я с сомнением посмотрел на Паркера и подошел к окну. — Может быть даже он сам стер все отпечатки, в том числе и с ручки окна, потому что что-нибудь выбросил в сад…
— Так пойдем же, проверим, — оживился Паркер.
— Бен, даже отсюда невооруженным глазом видно, что лет сто, как под окнами не ходили и уж тем более ничего не выбрасывали. — На этот раз я уже смотрел на Паркера с тревогой.
— И все-таки, — решительно заявил Паркер, — я отдам приказ прочесать территорию под окнами.
— Ну что ж… — Я с грустью разглядывал старшего инспектора криминального отдела. — Подведем итоги. У нас есть три концепции:
1. Сэр Гордон хотел совершить самоубийство и написал одно из писем, но кто-то его убил прежде, чем он успел сделать это сам, и подбросил другое письмо, не зная о существовании первого.
2. Сэр Гордон совершил самоубийство, а кто-то, увидев его мертвым, но не заметив письма, подбросил другое письмо.
3. Сэр Гордон не написал ни одного из этих писем, не собирался умирать, а был убит, и письма, соответственно, были подброшены с определенной целью.
Я говорил все это, не предполагая, что вопреки законам примитивной логики существует еще одна концепция, но, естественно, в тот момент она просто не пришла мне в голову.
6. Перепуганный молодой человек
Роберт Ройт медленно вошел в столовую. На лице у него было выражение полной паники.
— Мистер Роберт Ройт, вы были личным секретарем покойного сэра Гордона Бедфорда, не так ли? — спросил я, когда перепуганный молодой человек осторожно присел на краешек стула.
— Да, сэр, — дрожащим голосом ответил он.
— И как давно вы являетесь им?
— После окончания университета. Я с отличием закончил отделение энтомологии. — Его голос дрогнул.
Я понимающе кивнул.
— Конечно, для вас это большой удар… Скажите, мистер Ройт, что-нибудь в последнее время указывало на то, что сэр Гордон собирается распрощаться с жизнью?
— Боже мой! Абсолютно ничего. Даже в два часа ночи, когда мы расстались, он еще разговаривал с мистером Сирилом о работе, а со мной о книге и о лекциях, которые должен был прочитать в Штатах. Наоборот, мне казалось, что он был полон надежд, и даже передвинул время на час раньше, то есть мы должны были встретиться с ним, чтобы последний раз перед поездкой обсудить его рукопись, не в 7 часов утра, как договаривались, а в 6. — Он опять запнулся и замолчал.
— Пожалуйста, прошу вас, продолжайте. Нам бы очень хотелось сориентироваться в последних научных исследованиях сэра Гордона.
— Сэр Гордон посвятил много лет изучению ночной бабочки Мертвая Голова: ее перемещениям, характерным чертам, образу жизни… Он также, что, быть может, и самое важное, выдвинул весьма интересную и, если так можно выразиться, «современную» теорию по поводу одного феномена, который свойствен этим бабочкам. Мертвая Голова, прилетев на север, производит потомство, например, у нас, в Англии, но оно не в состоянии дальше размножаться и является совершенно бесперспективным для вида. Сэр Гордон опытным путем просчитал, какие Мертвые Головы прилетают на север и чем можно объяснить этот поразительный в природе феномен бесконечного размножения и производства потомства, которое заранее обречено на смерть.
Его выводы являются сенсацией для научного мира, но для простого смертного они будут, пожалуй, не очень понятны, без предварительной подготовки. Здесь играют роль и генетика, и климат, и история Земли в течение нескольких десятков тысяч лет… Сэр Гордон изучил и общественные, так сказать, отношения Atropos и установил среди прочего, что между отдельными представителями вида существует в дороге система коммуникаций, позволяющая им не только находить направление во время миграций, но и сообщить друг другу места, содержащие корм. — Ройт прервался. — Мне кажется, я уже забрался в слишком глухие дебри…
— Ну что ж… — вздохнул я, — тогда вернемся к нашим печальным обстоятельствам. Вы абсолютно уверены, что сэр Гордон не находился в состоянии депрессии? Не говорил он с вами о жизни, о мире, о людях с какой-то грустной, пессимистической ноткой?..
— Я понимаю, что вы имеете в виду… И все же нет, никогда он так со мной не говорил. Наоборот, даже при самой сильной усталости он был полон желания работать. К тому же он был очень доволен своими последними достижениями и с какой-то прямо детской радостью отдавал в печать свою книгу.
— Значит, вы считаете, что у сэра Гордона не было повода, чтобы совершить самоубийство? — Я пристально вглядывался в лицо секретаря.
Лоб Роберта Ройта покрылся испариной.
— Я не понимаю вас, сэр…
— Тогда, чтобы вам было проще, я скажу, что рядом с телом покойного мы нашли письмо, в котором он пишет, что прощается с жизнью, дабы позволить любимой женщине жить с мужчиной, которого она в свою очередь любит. И поэтому мне бы хотелось узнать у вас, как человека, хорошо знавшего профессора, мог ли он это написать?
— Он… он это написал… — прошептал Роберт Ройт. — Это ужасно, это невозможно… — Он опустил голову, но тут же поднял ее. — Нет, он не был тем человеком, который может уйти с чьей-то дороги таким образом. Он скорее убил бы этого мужчину. И свою жену.
— Значит, ничего подобного вы не замечали?..
— Я?! Откуда? Я ведь всего лишь секретарь. А миссис Сильвия, — он развел руками, — мне кажется, вообще вне подозрений.
— Хорошо, — усмехнулся я. — Только зачем же так нервничать? Нам просто нужна ваша помощь, ведь мы ведем следствие. И поэтому я хочу задать вам следующий вопрос: вас не удивил этот перенос времени на час раньше? Времени вашей встречи?
— Нисколько. Я закончил корректуру в три часа, завел будильник на без пятнадцати шесть, а когда проснулся, тотчас же спустился вниз. — Он вздрогнул.
— И увидели, что сэр Гордон мертв, да?
— Да…
— А так как вы работали над корректурой, то поэтому не ловили прошлой ночью бабочек с сэром Гордоном?
