На краю канала стояли шагающие экскаваторы. Эти исполинские машины имели решетчатую стрелу с вылетом не менее ста метров. Они передвигались не на гусеницах, а переступали на стальных ногах-лыжах, выдвигаемых вперед.

Маленький человечек, стоявший на мостике управления, вынесенном на самый верх стрелы, командовал стальным гигантом. Огромная машина покорно подчинялась простому нажатию кнопки. Ее зубастый ковш захватывал сразу не менее вагона земли.

Все ближе и ближе проплывали под крылом медленно летящего самолета новые полчища механизмов. Впереди показалась возвышенность. Мы подлетали к холмистой гряде Тургая.

Наш гусеничный вездеход с величайшим трудом продвигался к месту взрыва.

Я видел взрыв тургайского перешейка с расстояния свыше двадцати километров. Ближе меня не допустили, соблюдая правила безопасности. Мы наблюдали картину взрыва с возвышенности.

Взрыв был произведен через пятнадцать минут после того, как два контрольных вертолета с инженерами-подрывниками возвратились на командный пункт с места будущего выброса.

Ровно за три минуты до взрыва протяжно завыла сирена, и в воздух поднялись сигнальные ракеты.

Мы спустились в специальный бетонный бункер.

Самый взрыв я почувствовал по сотрясению почвы. Выглянув затем из блиндажа, я увидел сквозь защитные очки туманный горный хребет, выраставший у меня на глазах. Он был озарен ослепительной вспышкой, по яркости превосходившей солнечный свет. Хребет этот рос не вертикально вверх, а наклонно в сторону. Поднятые в небо сотни тысяч тонн горной породы нужно было отбросить от будущей трассы канала. Эту работу блестяще произвели дополнительные заряды, установленные на склоне каменной гряды. Дополнительной взрывной волной, появившейся через несколько мгновений после основного взрыва, они опрокинули всю массу взметенного в воздух грунта. От места взрыва по земле катилось в направлении к нам густое облако пыли.

Когда оно почти докатилось до нас, я услышал грохот. Пылевые тучи закрыли небо, все потемнело.

Еще задолго до того, как мы доехали на вездеходе к месту взрыва, мы уже имели полную картину образовавшейся выемки. Нам помогли разведчики земляных глубин.

С помощью сейсмической разведки геологи, буквально не сходя с места, совершенно точно определили, сколько выброшено грунта и каковы геометрические размеры образовавшегося участка будущего канала. Донесение разведки дало блестящие результаты.

Через несколько часов, переваливаясь на грудах земли и щебня, словно лодка на застывших волнах, наш вездеход уверенно пробивался вперед, к месту взрыва.

Не доезжая нескольких километров до цели, мы были вынуждены предельно сократить скорость. Все расстилавшееся перед нами пространство представляло собой хаотическое нагромождение камней и глыб развороченной земли. Они, видимо, сплошным потоком обрушились с неба на развороченную землю.

И чем ближе пробивались мы к руслу канала, тем труднее было нам двигаться. В конце концов, оставив машину, мы пошли, вернее — начали карабкаться вперед через нагромождение горных пород, отчаянно ругая себя за то, что не воспользовались вертолетом.

Наконец с большим трудом я поднялся на большой обломок скалы, преграждавший мне дорогу. Картина, открывшаяся отсюда, поразила меня своим величием.

На всем пространстве, которое можно было охватить взглядом. земля была взрыта и разметана.

В том месте, где некогда была каменистая гряда, сейчас зияла широкая ложбина. К ней должна была примкнуть видневшаяся сквозь пыльное марево у горизонта уже проложенная часть канала.

В направлении к образовавшейся выемке со стороны канала медленно продвигались тяжелые механизмы. Подняв к небу стальные руки, шагали экскаваторы. А перед ними, вгрызаясь в толщу нагроможденной взрывом земли, ползли тяжелые бульдозеры. Они двигались вперед, выставив перед собою широкие стальные ножи, отваливавшие сразу целые глыбы земли.

И это могучее наступление механизмов, управляемых решительными людьми, развернулось передо мною как символическая картина грядущих, еще более дерзновенных по своей смелости перспектив.

На одно мгновение мне показалось, что я теряю сознание. Чудовищная сила сдавила мое тело и глубоко втиснула его в мягкие подушки. У меня перехватило дыхание, и я с большим трудом заставил себя открыть глаза.

Нет, видимо все было в порядке. Я лежал, глубоко погрузившись в кресло-постель. Надутые воздухом подушки полностью облегали мое тело. Казалось, меня положили, как скрипку, в мягкий, хорошо пригнанный футляр. Углубления для рук, ног и головы приняли мое тело. Его закрыли сверху такой же мягкой герметической крышкой. Тугой шлем плотно охватывал мою голову. Но даже сквозь прижатые наушники я явственно слышал нарастающий рев двигателя. Несколько раз я ощущал более резкие толчки. Это отключались и отваливались от нашей составной ракеты вспомогательные реактивные двигатели.

Где-то рядом со мною в таком же положении лежал пилот ракетоплана. Сейчас он не участвовал в управлении машиной. Она двигалась сама под контролем автопилота, со строго определенным ускорением. Направление движения ракетоплана при отрыве его от земной поверхности также было точно задано стартовой установкой.

Я знал, что при старте перегрузка от ускорения не должна была превышать мой вес более чем в четыре раза. Это не очень большая величина. Подобная перегрузка вдвое меньше испытываемой летчиком-истребителем при выходе из затяжного пикирования и почти в четыре раза меньше перегрузки прыгуна пловца в момент его погружения в воду. Однако мое состояние продолжалось не мгновение, а значительно больший срок.

Поэтому, несмотря на то что я находился в лежачем положении, в данном случае наиболее удобном, все равно меня немного тошнило. Я снова закрыл глаза и крепче стиснул челюсти.

В таком положении я пробыл, вероятно, не более двух минут. Когда же я вновь открыл глаза, стрелка указателя скорости, установленного надо мною, четко пересекла светлую цифру пять километров в секунду, непрерывно продолжая двигаться вперед.

Мысль напряженно работала.

Да, уже немного осталось, думал я. С каждой секундой наша скорость возрастает примерно на сорок метров в секунду. При скорости около восьми километров в секунду ракетоплан полностью преодолеет тяготение Земли. Еще несколько мгновений, и автопилот должен будет изменить направление полета ракетоплана, переведя его из почти вертикального курса в горизонтальный.

Вскоре я действительно почувствовал, как направление движения переменилось. Тело мое еще плотнее втиснулось в мягкие стенки футляра. Я перестал слышать. Из оцепенения меня вывел звонкий голос пилота, прозвучавший в наушниках:

— Ну, вот мы и вырвались из объятий Земли! Двигатели выключены. Отвечайте, как вы себя чувствуете?

— Ничего, жив… — Голос мой прозвучал резко, усиленный маленьким ларингофоном — микрофоном, прижатым не к губам, а к горлу упругой застежкой шлема.

— Сейчас я освобожу вас из футляра. Только осторожнее, не отстегивайте ремни. Помните, что мы летим по инерции, а поэтому наши тела совершенно невесомы.