— Это был мальчик. — Я должен был закончить. Вытащить всё наружу. Признать, что у меня был сын. Тот, которого у меня забрали. Тот, с которым у меня не было возможности познакомиться. Тот, у которого не было шанса прийти в этот мир. Его мать сделала этот выбор за него. Считая этот мир слишком холодным местом и желая покинуть его, зачем она вынашивала этого ребёнка?

Наступило молчание. Сказать было нечего.

— Значит ты уезжаешь. Насовсем. — Это не вопрос. Она просто подтверждает то, что и так знает.

— Да.

Я бросил на неё взгляд. Слёзы скатывались по её лицу, она оплакивала потерянные жизни. Это образ Блисс будет последним, который останется у меня. Развернувшись, я ушёл. Уехал из Си Бриза. Уехал от счастья. Уехал от жизни, которую никогда не заслужу.

Подойдя к парковке, я заметил знакомый чёрный G-Wagon, который принадлежал моему отцу. Он вышел со стороны водительского места, а мой дядя Грант — со стороны пассажирского. Они оба посмотрели на меня, затем отец направился ко мне.

Когда его руки обняли меня, я снова стал пятилетним мальчишкой, а его объятия стали моим безопасным местом. Но в этот раз папа не мог облегчить мою головную боль.

— Грант отгонит твой внедорожник. Садись в мою машину, — хрипло сказал он. Ему тоже больно. Во всём виноват я. Я. И моя эгоистичная потребность в женщине.

Казалось, будто мои эмоции воюют друг с другом, сражаясь за победу. Чтобы выяснить, кто из них сильнее. Не уверена, как вернулась с пляжа в свою квартиру. Я не помню. Мои мысли были наполнены болью, печалью, неверием, и я ничего не могла с этим поделать. Ничего не могла сказать.

Он не хотел моих утешений. Не было правильных слов, которые я могла бы сказать ему. Не было возможности умолять его не уезжать. Позволить мне помочь ему скорбеть. Я не могла скорбеть за него. Это был удар. Глубокий и жестокий. Я сталкивалась со смертью. И, пока я стояла с ней лицом к лицу, я переживала за тех, кого оставлю. За боль, которую причиню. Мне приходилось бороться, даже когда я не была уверена, что должна продолжать борьбу, потому что я не собиралась позволить им пережить мою смерть.

Но Нейт… ему придётся пережить не только смерть своего ребёнка, но и ужасную трагедию. Ту, которая ранит его так, как я и представить не могу. Я бы хотела быть там, вместе с ним. Мне было ненавистно отпускать его. Но он не хотел меня рядом.

Думать о себе и о своей потере неправильно. Я не буду этого делать. Не буду переживать за себя. Из-за того что любила мужчину и потеряла его. Когда у него не было даже возможности обнять своего сына. Я оплакиваю это, но я оплакивать и его. Не потому что сама потеряла его, а из-за того, что потерял он. Я люблю Нейта Финли, даже если это и односторонняя любовь. Для меня этого достаточно. Я знаю, что такое любовь. Мне удалось дважды ненадолго испытать это чувство. И оба раза с ним.

Дверь открылась, и за ней стоял Элай. Выражение его лица было озадаченным и обеспокоенным.

— Я видел, как он уехал с двумя мужчинами. Один повёз его, другой — его внедорожник. У него была спортивная сумка. Ты в порядке? Что он сделал?

Я просто стояла на месте, пытаясь сосредоточиться. Зная, что должна хоть что-то сказать Элаю, но моя душа была настолько сломлена, что было больно даже думать. Стоять. Говорить.

— Клянусь богом, я отслежу его жалкую богатую задницу и набью ему морду! Что он сделал? — Элай был зол. Волновался, что Нейт причинил мне боль. Он причинил, но у него не было выбора. Ему намного больнее. Я понимаю это.

— Октавия повесилась, Элай. И она была беременна его сыном.

Злость Элая сдуло, словно пламя свечи. Его лицо стало непроницаемым, а затем ужас моих слов отразился в выражении его лица.

— Святое дерьмо, — прошептал он.

— Он уехал. — Эти два слова не могли сказать всё, но и не должны были. Элай знал. Нейт уехал и не вернётся. Я чувствовала себя ужасным человеком, просто скорбя о его потере. Что потеряла его ещё до того, как мне удалось насладиться любовью к нему.

Руки Элая обняли меня, и, как только я оказалась в его объятиях, я позволила боли вылиться наружу. Я рыдала из-за всего того, что потерял Нейт. Того, чего не будет у него, и того, чего никогда не будет у нас с ним.

Следующим утром я проснулась в своей кровати, но на мне по-прежнему была одежда. Вчера вечером Элай обнимал меня, сидя на диване, пока я рыдала. Это последнее, что я помню. Видимо, я заснула. Я прикоснулась к своим глазам. Они были опухшими и влажными. Боль в груди никуда не делась, и я уставилась на потолок. Сегодняшний день был таким же, как и любой другой. Я встану, поем, оденусь, пойду на работу. Жизнь будет продолжаться. За исключением того, что моё сердце находится в другом месте. С другим человеком. И я не могу ему помочь. Я не могу обнять его так, как Элай обнимал меня.

Раздался тихий стук в дверь, затем она медленно открылась, и Элай заглянул в комнату.

— О, ты проснулась, — сказал он, открывая дверь шире и проходя вовнутрь. — Я сделаю тебе кофе. Не хочешь что-нибудь съесть?

Он относился ко мне так, словно я только что потеряла своего ребёнка. Словно это ужасная реальность была моей. Кто позаботится о том, чтобы у Нейта было что поесть? Был ли кто-то, кому он позволит обнять себя? Плакал ли он? Оплакивал ли пустоту и утрату? Кто был рядом с ним?

Я ненавижу это. Мне невыносимо от того, что я не знаю, в порядке ли он. Но он ясно дал понять языком своего тела, что не хочет, чтобы я была рядом. При дневном свете я осознала, что он винит меня. Нас. За то, что произошло. Октавия сделала это, потому что Нейт расстался с ней. Разорвал отношения. Люди постоянно расстаются. Это так несправедливо. Реагировать таким способом. Забрать другую жизнь вместе со своей. Должно быть, у неё были тяжёлые времена, но я всё равно злилась на неё. За её выбор. За то, что она забрала. Как она могла так поступить? Оставить свою семью? У меня не было права выбора. Мне пришлось бороться, чтобы жить, а она просто выкинула свою жизнь и жизнь своего ребёнка.

— Думаешь, кто-нибудь позаботится о том, чтобы он поел?

Элай подошёл ближе и сел у моих ног на краю кровати.

— Да. Теперь, когда я знаю, что случилось, я понимаю, что видел прошлой ночью. Думаю, это его отец приехал, чтобы забрать его. Не хотел, чтобы Нейт ехал за рулём. И привёз с собой другого мужчину, чтобы отогнать домой внедорожник. Я видел, как отец Нейта крепко обнял его. Думаю, за ним присматривают. Он не один.

— У него хорошие родители, — я сказал это больше для себя. Напоминая себе о том, о чём и так знаю.

— Я рад.

Я кивнула и наконец-то села.

— Он винит меня. Он винит нас. То, что мы сделали. То, что он порвал с ней из-за меня. Я… целовалась с ним до того, как он порвал с ней. Может, меня действительно стоит винить. Он может возненавидеть меня и будет прав. — Я уронила голову на руки. — Я просто не понимаю этого. Как кто-то может быть настолько расстроен, чтобы покончить с собой, зная, что оставит после себя пустоту и печаль.

Элай глубоко вдохнул.

— И я не понимаю. Но мы не знаем, что было в её голове. Возможно, она была потеряна и не знала, как попросить о помощи. Кто знает.

Мне недостаточно этого. Возможно, Элай считает, что у неё есть оправдание, но я так не думаю. Она просто покончила с собой и с жизнью ребёнка, словно это ничего не значит. Словно каждый сделанный нами вздох не является даром. Потому что это дар. Я знаю. Я знала это каждый раз, когда встречала рассвет. Жизнь нельзя воспринимать как что-то само собой разумеющееся. Она то, за что нужно быть благодарным. От неё нельзя просто отказаться и выбросить за ненадобностью. Жизнь особенна. Неважно насколько она трудная, она всегда может стать лучше. Ты обязан в это верить.

— Я знаю, что ты боролась за жизнь, Блисс. Ты видишь жизнь как драгоценный дар. Я также знаю, что ты сидишь здесь и пытаешь переварить это в своей голове. Но у людей бывают проблемы. Их разум предаёт их. Они нуждаются в помощи, возможно, даже в медикаментозной. Ты не знаешь, какими были её мысли, когда она решилась на это.