Расписание на неделю выглядело так: в 8:30 завтрак, затем уроки с 9:30 до 11:30 и долгожданная прогулка до обеда, который подавали в 13:00. Занятия возобновлялись во второй половине дня, с 15:00 до 17:00, после чего Виктория заучивала наизусть английскую, французскую и немецкую поэзию. По средам преподобный Дэвис штудировал с ней Закон Божий, по четвергам она занималась танцами, по пятницам – музыкой.

Применить уроки танцев на практике Виктории удалось на своем первом детском балу. Бал давали в мае 1829 года в честь десятилетней донны Марии, португальской королевы в изгнании. Хореография принцессы не впечатлила Чарльза Гревилла, назвавшего ее «девчонкой низкого роста и вульгарного вида, совсем не такой красивой, как португалка»[29]. Но донна Мария поскользнулась и покинула праздник в слезах, зато Виктория отплясывала весь вечер и была весьма довольна собой.

По субботам принцесса повторяла пройденное, делала домашние задания по французскому и немецкому. Вопреки расхожему мнению, Виктория не выучила немецкий прежде английского. Обучать языку предков ее начали только в семь лет. Немецкое правописание у нее хромало так же сильно, как английское.

Большой упор в образовании принцессы делался на изучение истории. Еще в детстве принцесса повторяла рифмованные строчки из «Хронологии английских королей», а уже подростком читала «Историю Англии» Голдсмита и «Историю древнего мира» Роллина. Епископы Лондона и Линкольна, проэкзаменовавшие Викторию в марте 1830-го, а также сам архиепископ Кентерберийский, повторивший экзамены в мае, остались довольны ее познаниями.

В своем отчете герцогине епископы писали: «Отвечая на многочисленные вопросы, принцесса выказала хорошие знания основ Священного Писания, истории и главных положений христианской религии в том виде, в каком их преподносит Англиканская церковь. Кроме того, она обнаружила поразительную для столь юной особы осведомленность в вопросах хронологии и основных событий английской истории»[30].

Учитывая, как хорошо Виктория знала родную историю, крайне сомнительным выглядит следующий хрестоматийный эпизод.

По словам Лецен, епископы попросили рассказать принцессе о ее будущем положении в стране. Гувернантка вложила в учебник «хронологическую таблицу». Изучив ее, принцесса прошептала: «Кажется, я ближе к престолу, чем мне казалось. Какое величие, но вместе с тем какая ответственность!» Подумав, она добавила: «Я буду хорошей».

В своих воспоминаниях королева совсем иначе трактовала это происшествие. Якобы она расплакалась и успокоилась, лишь когда ей сказали, что у тети Аделаиды еще могут быть дети. В любом случае фраза «Я буду хорошей» стала одной из крылатых фраз, которые приписывают королеве Виктории.

Несмотря на довольно жесткое расписание, в жизни принцессы находилось время для игр. Как и ее ровесницы, она души не чаяла в куклах, которых у нее было гораздо больше, чем у среднестатистической мисс. В королевских архивах сохранились альбомы с бумажными красавицами, раскрашенными терпеливой Лецен – сама Виктория предпочитала руководить процессом. Настоящим сокровищем были 130 деревянных кукол длиной от 8 до 20 см. Наших современников пугают их застывшие лица, но по меркам XIX века они казались очарованием во плоти. Виктория называла их в честь оперных знаменитостей и, как истинная дочь своего времени, заносила имена в каталоги.

Другими хобби девочки были собирание гербариев и автографов: дядя Леопольд даже добыл для нее автограф Людовика XIV. Но больше всего ей нравилось играть со «своими милым, любимым» спаниелем Дэшем. Конрой подарил песика герцогине на Рождество 1833 года, но принцесса быстро прибрала подарок к рукам. Она лично купала Дэша, учила его трюкам и одевала в костюмчики. На знаменитом портрете Джорджа Хейтера у ног Виктории изображен Дэш с ее перчаткой в зубах.

По мере того как росла принцесса, возрастала подозрительность герцогини. Ее не оставляли опасения, что родственники-злодеи вырвут Дрину из цепких материнских рук. А дядюшки тем временем подкармливали ее паранойю.

В 1826 году герцогиня получила неожиданное приглашение. Король Георг зазывал ее с дочерьми на свой день рождения в Виндзор. Ничего не поделаешь, пришлось везти Викторию в гости к «дяде-королю». Семилетняя девочка была взволнована, изрядно напугана, но очень счастлива. Еще бы, такое приключение!

Дядя-король – безобразно тучный, одышливый, с размалеванным лицом – проревел «Дай-ка сюда свою лапку!» и усадил принцессу на своих пухлые колени. Поборов отвращение, она чмокнула его в нарумяненную щеку. За учтивость ей полагался подарок: королевская фаворитка леди Коннигэм приколола ей на плечо портрет Георга в бриллиантовой рамке. Затем принцессу повели в зоопарк, где она полюбовалась на вапити, газелей и серн.

На следующий день, когда она прогуливалась с матерью по Виндзорскому парку, их нагнал фаэтон короля. «Подсадите ее!» – гаркнул Георг. Принцессу подняли и усадили между ним и тетей Мэри, которая крепко обняла девочку за талию. Лошади пустились вскачь. Герцогиня в ужасе смотрела им вслед. Неужели она в последний раз видит своего ребенка? Но принцессу ей вернули – всклокоченную и сияющую от счастья.

Вечером ее пригласили на концерт, и Георг предложил племяннице самой заказать музыку. «Пусть сыграют “Боже, храни короля”!» – нашлась Виктория. Уроки Лецен не прошли для нее даром. Перед отъездом король поинтересовался, что племяннице запомнилось больше всего. «Поездка с вами!» – вежливо отвечала девочка, чем окончательно покорила короля. Но одно дело – понянчить племянницу на коленях, и другое – выделить денег на ее содержание. На такие жертвы Георг был не готов.

Визит в Виндзор имел неожиданные последствия. Герцогине показалось, что пожилой бонвиван заглядывается на другую племянницу, красавицу Феодору. Как в сказке об умной Эльзе, герцогиня строила догадки, одну другой страшнее. Что, если Георгу взбредет в голову позвать Феодору замуж? И того хуже, молодая жена родит наследника, лишив сестру короны? Тогда все труды мамы и сэра Джона пойдут прахом. Нет, лучше поскорее сосватать Феодору за кого-нибудь немецкого принца. Желательно победнее, чтобы у нее не было средств раз за разом навещать сестру.

Подходящий кандидат подвернулся довольно скоро – Эрнст Гогенлоэ-Лангенбургский, обладатель большого и неуютного замка Лангенбург. Феодора не противилась браку с первым встречным. Годы спустя она писала сестре: «Я часто благодарила Бога за то, что он послал мне моего дорогого Эрнста, иначе я вышла бы замуж вообще за кого угодно, лишь бы только вырваться оттуда»[31].

Свадьба Феодоры состоялась в Кенсингтоне 18 февраля 1828 года. Виктория была подружкой невесты, но даже прелестное кружевное платье ее не радовало. Она засыпала Феодору письмами – от себя и от своих кукол, тоже раздавленных утратой: «Твои племянники, пупсики, теперь вышли на пенсию, но не потому, что сломались, а потому, что я уже не хочу с ними играться»[32].

Тем временем во дворце продолжались «чистки». Под подозрение попала даже верная Шпет. На протяжении двадцати лет баронесса истово служила своей госпоже, но Конрой посчитал ее шпионкой короля, и герцогиня отказала ей от места. Если бы старушку не приютила Феодора, отставной фрейлине некуда было бы податься. Все знакомые были потрясены черствостью герцогини, и только герцог Веллингтон многозначительно улыбался – подтверждалась его любимая теория! Он был уверен, что принцесса Виктория «заметила некие фамильярности» в отношениях герцогини и Конроя, о чем потом сообщила Шпет. Болтливая немка вызвала герцогиню на разговор и жестоко за это поплатилась. «Они бы и от Лецен избавились, если б смогли», – зловеще предрекал полководец.