Камера проезжает мимо койки и снова показывает «мерседес», брошенный у края дороги и охваченный пламенем. Впереди вдоль улицы горят другие машины, из окон домов появляются языки пламени.

Аппарат со щелчком выключился, вспыхнул верхний свет.

И воцарилось молчание. Вечно это молчание, черт бы вас всех подрал.

Первый режиссерский монтаж.

Сценарий Кена Шепперда, лауреата международных премий. Гонорар берет аж двадцать тысяч.

Молчание затягивалось.

«Мы уложились в бюджет, – подумала Сэм. – И это полностью моя заслуга. Кена надо держать в узде, а то, будь его воля, он бы все денежки профукал и оставил нас без прибыли. С ним ни на минуту нельзя расслабляться».

Том Хоксмур, высокий ироничный автор рекламных текстов, с морщинистым от пьянства лицом и пышной шевелюрой светлых волос (все таких же, как и двадцать лет тому назад), тоже хранил молчание. Помалкивали и Юан Драйвер и Бентли Хьюз из агентства «Криэйтив тим».

Хоксмур выпустил первую ракету:

– В каком музее вы откопали этот чертов «мерс»?

– А та девица в боа из перьев, – подал голос Бентли Хьюз, – вы вроде как собирались снять крупным планом момент, когда она забирается на капот и демонстрирует все свои прелести?

– Да я бы и за миллион лет не протащил это через Ай-би-эй,[5] – ответил Кен.

Щелкнули зажигалки. Кен, Том, Тони Райли – трое из шестерых присутствующих – закурили. Сэм с удовольствием бы к ним присоединилась. Очень хотелось курить. От дыма она чихнула. Открыла сумочку, поискала платок – не нашла. Очень странно. Сэм расстегнула внутренние кармашки, проверила там. Она ясно помнила, что взяла носовой платок – белый, с вышитыми на нем инициалами. Она могла голову на отсечение дать, что положила его в сумочку.

– Эти девицы, – заявил Хоксмур, – совершенно не похожи на уличных девок. Скорее уж, милые соседки в маскарадных костюмах.

– Я думал, что именно это и имелось в виду, – медленно и четко проговорил Кен.

– В сценарии сказано: уличные девки. Проститутки, шлюхи. А не девчушки, одевшиеся для смеха в мамины вечерние платья. – Хоксмур вперился взглядом в Сэм. – Что вы думаете об этих девицах, Сэм? Вам они кажутся сексуальными? – Он похотливо улыбнулся ей. – Что вообще женщинам кажется сексуальным в других женщинах?

– Но, Том, я считала, что целевая аудитория этого рекламного ролика – подростки, – сказала она, с трудом сохраняя спокойствие. – Навряд ли тинейджеры ходят к проституткам. Они спят с соседками и считают, что это безопасно. Мы именно таких девушек и подобрали.

– А давайте вернемся к этой девице в боа.

– А давайте посмотрим ролик еще раз.

– А давайте напьемся, – предложил Кен, когда они шли по Уолдур-стрит.

Пасмурное утро перешло в ясный день, вот только было очень холодно: свежий ветер прямо обжигал. Они заглянули в тратторию. Было еще рано. Все аккуратное, нетронутое: чистые розовые скатерти, сверкающие столовые приборы, рогалики, итальянские хлебные палочки в пакетиках.

Сэм все еще нетвердо держалась на ногах, когда в начале седьмого вышла из офиса, во рту до сих пор ощущался тухловатый вкус тминной водки и кофе. Она попыталась подсчитать, сколько же они с Кеном выпили: две (или три?) бутылки вина, потом ликер. Не меньше двух бокалов. «Проясняет мысли», – сказал Кен.

Проясняет мысли? Ну-ну! Сэм зажмурилась, моргнула, и все огни раннего вечера дружно сместились влево. Она ощущала тупую боль в животе и острую как нож боль в центре лба; да к тому же ее слегка трясло – явно сегодня переборщила с кофеином.

Сэм споткнулась о тротуарную плитку. Направляясь к парковке, поняла, что от холодного воздуха ей стало только хуже. Сэм остановилась: нет, сегодня определенно не стоит садиться за руль. Увидев появившееся из темноты свободное такси, она вышла на проезжую часть и подняла руку.

– Уэппинг-Хай-стрит, – сказала она водителю. – Дом шестьдесят четыре.

И подумала, что, наверное, произносит сейчас слова не очень четко. Заднее сиденье, казалось, поднялось навстречу пассажирке, и поэтому Сэм не села, а буквально рухнула на него. Ну что, теперь можно и ненадолго отключиться. В ресторане тоже на какое-то время наступило забвение, и она чувствовала себя хорошо, просто отлично, так, будто стоит на вершине мира.

Кен не высмеял ее сон. Напротив, он проявил интерес, хотел услышать все подробности, помог ей сравнить сон с событиями, которые стали потом известны из СМИ. Объяснения у него, правда, не было. «Совпадение», – сказал Кен наконец, стараясь ее успокоить. Однако хорошо было уже и то, что ей кто-то поверил.

Но теперь забытье почти прошло, и Сэм вспоминала все снова.

Она посмотрела на рекламный щит у газетного киоска, тускло освещенный уличным фонарем, прислушалась к гудению мотора такси, словно накапливающего силы, чтобы рвануть на Стрэнд.

Да. Теперь специалисты все выяснили. Позвонили бы ей – она бы им сразу сказала. Изложила бы все жуткие подробности.

«Я? Конечно в курсе. Я же там была. Что вы хотите узнать?»

«В эфире десятичасовые новости. Подробности авиакатастрофы в Болгарии. Свидетельство очевидца! Рассказывает Сэм Кертис…»

Она сидела откинувшись на спинку, поглядывала на огни – огни, которые надвигались, мигали, ослепляли и исчезали; огни, которые высвечивали манекены в витринах и отбрасывали тени на тротуар, где быстрым шагом шли люди, подгоняемые холодом и дождем.

«Неужели все они тоже видят сны?» – подумала Сэм, испытав неожиданный приступ тошноты. Она проглотила комок, задержала дыхание, и тошнота отступила. Она закрыла глаза и вновь утонула в беспорядочной трясине мыслей.

А потом вдруг увидела, что такси остановилось.

– Дом шестьдесят четыре? – спросил водитель.

Сэм открыла глаза, пытаясь сориентироваться, моргая в темноте. Невыносимый груз усталости давил ей на плечи, она так устала, что, казалось, даже не было сил выйти из машины. Она посмотрела на счетчик: 3,75 фунта. Вытащила из сумочки банкноту, просунула ее в окошко в стекле.

– Пусть будет четыре пятьдесят.

Таксист взял купюру, молча изучал несколько секунд, а потом повернулся и сунул ее обратно в окошко.

– Я бы предпочел деньги, мэм.

Сэм ощутила в руке жесткий пластик.

– Что это? – спросила она.

– Смотрите, что вы мне дали.

– Я дала вам… – Сэм замолчала: в салоне включился свет, и она изумленно уставилась на то, что держала в руке.

Оранжевый с белым посадочный талон: наверху напечатано название авиакомпании – «ЧАРТЭЙР», а снизу, чуть наискосок, вписано от руки место – 35А.

– Но как же?.. Откуда?.. Я не давала вам этого… я. – Сэм подняла недоуменный взгляд, пытаясь разглядеть в темноте лицо водителя. Теперь свет зажегся и в его части салона, и она вдруг ясно увидела…

Волна страха сотрясла ее, приподняла с сиденья и с силой бросила на пол. Униженная и перепуганная, она лежала там, сжимая в руках посадочный талон и все еще не понимая, что происходит. Затем, дрожа от ужаса, Сэм вновь подняла взгляд на водителя и увидела зловеще ухмыляющееся лицо в балаклаве. Сквозь прорези видны устремленные на нее глаза. Вернее, только один глаз: на месте второго – пустая багрово-красная глазница с загнутыми внутрь ресницами.

Время замерло.

Она видела его страшную улыбку, ненависть, решимость.

«О господи, кто-нибудь, помогите мне. Пожалуйста».

Сэм бросила взгляд в темноту за окном такси, прикидывая, удастся ли ей убежать. Улица с ее закоулками, рекламными щитами и пустыми зданиями была безлюдна. Если он догонит ее, то запросто сможет затащить в одно из сотен мест, где ее труп не найдут еще много дней.

А он тем временем довольно хихикал, наслаждался собственной шуткой, смотрел на Сэм, ухмылялся. Поддразнивал.