Пять лет назад, в возрасте шестидесяти пяти лет, Бойл перестал заниматься ловлей рыбы и продал свою плоскодонку. Работа была тяжелая, а морские гребешки, казалось, становились все меньше и встречались все реже, и в последние несколько лет вся его добыча состояла из бесполезных морских звезд, которые разрушали его сети. Он с радостью избавился от лодки, получил за нее хорошую цену и отложил достаточно денег для бедной старости. Но сбор моллюсков позволял ему чем-то занимать время и приносил кое-какие деньги, а вдобавок давал возможность быть близ моря, которое он любил.

Бойл перевел дыхание и оглядел сверкающую отмель. Повсюду были видны отверстия песчаных ракушек. Место было хорошее, и никто из сборщиков уже давно сюда не заглядывал, потому что дорога в эти места вела нелегкая – через острую болотную траву и еще одну вязкую отмель, не такую далекую, а потому уже хорошо обобранную. Путь сюда был не слишком труден, но возвращение с наполненным моллюсками ведром весом в сорок фунтов – настоящий ад.

Он сунул тяпку в сверкающую, подрагивающую поверхность ила и откинул его в сторону, обнажив еще несколько штук. Он работал ритмично, каждый раз делал несколько шагов вперед, разгребал ил, переворачивал его, извлекал моллюсков, кидал в ведерко, потом повторял процесс. Приблизившись к кромке зарослей болотной травы, Бойл остановился и принялся оглядывать место в поисках еще одной хорошей линии сбора. Он топнул ногой по трясущемуся илу и увидел справа несколько фонтанчиков. Да, урожай здесь будет неплох. Но когда он нагнулся, намереваясь начать, то заметил чуть в стороне, в полумраке, что-то странное, похожее на шар для боулинга, из которого торчали волосы. Шар был закреплен на какой-то комковатой форме, частично погруженной в мутный поток, петлявший по илистому руслу канала.

Бойл поставил тяжелое ведро и направился туда, чтобы разобраться. Его сапоги противно хлюпали при каждом шаге. Ему не потребовалось много времени, чтобы понять, что он видит мертвое тело, застрявшее в грязи, а еще через несколько шагов он подошел вплотную. Перед ним лежал лицом вниз, раскинув в стороны ноги и руки, голый мужчина, погрузившийся на несколько дюймов в грязь. На затылке у него волосы были редкими, а в центре, в кольце волос, покрытых кристалликами соли, блестела лысина. Крохотный зеленый краб, почувствовав движение, перебежал от одного пучка волос к другому и трусливо спрятался в зачесе.

Бойл повидал немало утопленников, выброшенных на берег, и этот был похож на большинство из них, вплоть до дыр в коже, оставленных морскими хищниками – крабами, рыбами, омарами, – начавшими пиршество.

Какое-то время Бойл стоял, размышляя, знает ли он этого человека. Он не сумел сразу вспомнить похожую лысину, но лысины были у многих, а поскольку утопленник лежал тут без одежды, Бойлу вообще никто не приходил в голову. Ему, конечно, нужно было вызвать полицию, но любопытство взяло верх. Он все еще держал в руке тяпку, а потому нагнулся над телом и завел инструмент в грязь под него в области живота. Другой рукой он ухватил утопленника за плечо и повернул. Тело высвободилось из хваткого ила и перевернулось на спину с жутким хлопком и хлюпаньем, закоченевшая рука ударилась о грязь.

Лицо и торс мертвеца были покрыты слоем черного ила, поэтому трудно было что-то разобрать. Что теперь? Нужно смыть грязь с лица. Бойл обогнул тело, подошел к каналу, сложил ладони и принялся набирать в них воду и поливать мертвого. Грязь отходила быстро, сначала протоками, потом пластами обнажая белесую плоть.

Бойл замер. Лицо было сильно поедено – глаза, губы, нос, – обычное дело, если тело находится в соленой воде. Но его насторожило не столько лицо, сколько туловище. Он уставился на него, пытаясь понять. То, что поначалу показалось ему грубоватой татуировкой, на самом деле оказалось чем-то совершенно другим.

Бенджамин Франклин Бойл отложил тяпку, залез в карман под высокими – до бедер – сапогами и вытащил сотовый. Он набрал номер телефона Эксмутской полиции. Когда диспетчер ответила, он сказал:

– Дорис? Это Бен Бойл, я звоню с отмели. Тут тело. Это кто-то не из местных. Похоже, его вынесло из болота. Над ним поработал настоящий художник. Нет, рассказать я тебе не могу, ты должна сама увидеть.

Он подробно описал место, где находится, отключился и сунул телефон назад в карман.

Наморщив лоб, Бойл стал соображать, что ему делать дальше. Даже если копы выедут немедленно, они доберутся сюда не раньше чем минут через двадцать. У него есть время, чтобы заполнить ведерко.

Он потопал по илу, посмотрел, где самые густые фонтанчики, и начал линию с этого места, сразу же задавая ритм: два шага, ударить тяпкой, перевернуть ил, поднять моллюска, кинуть в ведерко, еще два шага.

Брэдли Гэвин, в грязи по самые бедра, поправил последние стойки с прожекторами и подключил провода к генератору. Не без труда вытащив ноги в высоких сапогах из грязи, он отошел на временные мостки, сооруженные вокруг тела.

Весь последний час он выполнял инструкции следователя-криминалиста, крупного человека по фамилии Малага, приехавшего из самого Лоуренса с криминалистом и фотографом: таскал доски, выкладывал их вокруг места преступления, прикатил генератор, настроил свет, обнес полицейской лентой периметр. А эти три джентльмена ждали на краю болота, когда все будет готово, чтобы они могли на цыпочках пройти к телу и, не испачкавшись, сделать свою работу.

– Проверь уровень топлива в генераторе, – сказал шеф, стоявший, скрестив на груди руки, в сверкающих новых сапогах без единого пятнышка грязи.

Шеф пребывал в поганом настроении после дневного визита Пендергаста, и его состояние только ухудшилось, после того как поступило сообщение о найденном теле. Причина этого была совершенно понятна Гэвину: совсем не вовремя появилась реальная работа, которая может отсрочить уход Мурдока на пенсию и, вероятно, испортить показатели по уровню преступности, очень низкие за все время его службы в качестве шефа полиции. Естественно, о раскрытии преступления он думал меньше всего.

Гэвин прогнал эти мысли. Он привык к такому положению дел. Еще шесть месяцев – и все закончится, а если повезет, то шефом полиции станет он сам.

Он проверил уровень топлива:

– Бак еще почти полный.

Гэвин старался не смотреть туда, где лицом вверх лежало тело – так его оставил сборщик моллюсков, который его и перевернул. Этот сукин сын продолжал собирать моллюсков вокруг тела и вконец затоптал все следы, какие еще могли оставаться. Следователь-криминалист Малага упадет в обморок, когда увидит все это.

– Ладно, – сказал Мурдок, прерывая размышления Гэвина, – похоже, у нас все готово. – Он поднес ко рту рацию. – Мы готовы, криминалисты могут приступать.

Тяжело дыша, Гэвин попытался соскрести палочкой излишки грязи со своих сапог.

– Эй, Гэвин, не скидывай грязь на мостки.

Гэвин отодвинулся в сторону и продолжил соскребать грязь, отбрасывая ее в темноту. На болота опустился прохладный вечер, липкий туман собирался низко над землей, окутывая место преступления белым покровом. Это больше походило на какую-то сцену из фильма ужасов, снимающуюся на реальном месте преступления.

Гэвин услышал голоса и увидел огни, подпрыгивающие в тумане. Немного погодя появился высокий мрачный человек – Малага. У него была бритая, совершенно гладкая голова на массивной шее, поросшей черными волосами, отчего он был похож на быка. За ним шел молодой человек азиатской внешности – криминалист, специализирующийся на фиксации места преступления; последним, отдуваясь и шаркая ногами, тащился толстяк, обвешанный фотокамерами.

Малага остановился на краю огороженной площадки и низким, мелодичным голосом проговорил:

– Благодарю, шеф Мурдок.

Он дал отмашку фотографу, который хотя бы был профессионалом, и тот принялся снимать тело под разными углами, то присаживаясь на корточки, то выпрямляясь во весь рост; беззвучная вспышка загоралась через каждые несколько секунд по мере его перемещений, которые он осуществлял с удивительной сноровкой. Гэвин старался скрыть свое потрясение и сохранял профессиональный, безразличный вид. Прежде ему никогда не доводилось бывать на месте убийства. При взгляде на тело, распростертое на земле, на эти символы, жестоко вырезанные на груди мертвеца, его вновь захлестнули удивление и ужас. Кто мог это сделать и почему? Гэвин не видел в этом никакого смысла, абсолютно никакого. Что могло послужить причиной для совершения подобного поступка? Кроме всего прочего, Гэвин испытывал гнев, оттого что его родной городок осквернен таким преступлением.