Литмир - Электронная Библиотека

— Я не могу! Во-первых: я женат на своей жене.

— Ты её уже лет двадцать как не любишь.

— Но формально…

— Кончай, у тебя есть только от нас тридцатка, да ещё своих сколько-то — замажешь свою аморалку легче лёгкого.

— Дак, это чё — я ничё и не заработаю, выходит?

— Ты, придурок, жизнь себе заработаешь. Не смотри на меня так. Это не то, что ты подумал. Тебе на роду написано через два года умереть. Ты влезешь в какую-то вашу управфиновскую афёру, закрысятничаешь некую сумму — за это тебя подельники и приговорят.

— Ну… Так теперь ты меня предупредил, о, великий ясновидец. Отпусти, а? Не хочу на Зинке жениться. После всей грязи, что она в партком писала… Осадочек, знаешь ли, остался.

— Не, не отпущу. Вам, всем троим, будет плохо. А так — хорошо. Привыкнешь, обкатаешь её — будет хорошая жена. Кроме того, денег у вас будет достаточно. Член на неё у тебя встанет. А на других — нет, уж извини, ты должен стараться, а не формально отметиться в Запорожье и тяжко вздохнуть, опустив руки. Да и вообще, Колян, ты ведь столько баб за свою жизнь поимел! Хватит, а то боги будут завидовать!

— Не губи! Ты же тоже мужик! Я не вынесу!

— Ладно, не скули. Если мать тебе откажет, так и быть, сделаю тебе послабление.

— Э-э, послабление?

— Да. Выделю тебе квоту на секс: твой член сможет вставать 29 числа каждого…

— Месяца?

— Да. Месяца февраля.

— …?

— И всё.

— И всё!?

— А ты думал!? Это — всё. Моё последнее слово. И то, только потому, что я знаю свою мать, и ты нам хорошо помог. Не вздумай крутануть дела назад — накажу жестоко.

— Ну что, мужики, вы закончили?

— Да Толик, заходи. Коля, забирай чемодан с премией и дуй отсюда. Толя, собирайся, отмечаем командировочные и — в часть.

========= Финал службы.

Не прошло и недели после нашего возвращения в часть, как поступили приказы. Одним пакетом. И звёздочки и переводы.

— Норррмально. Не знаю, как у вас, мужики, а мой мир трещит по всем швам. Мозги не успевают переварить события. И представить не мог, что в нашем Союзе такое возможно.

Это мы сидели в Стрыю, в кабаке. Мне оформили отпуск на пару дней, якобы, из-за приезда родственников. Команда обмывает звёздочки и прочее.

— Александр Николаевич, ты не один такой. Я и не чаял так быстро стать полковником.

— Я не только о том, Кира, я вообще. То, что нам туфту чешут и партия, и замполит, и газеты — это было понятно. А вот, что всё настолько продажно — не думал. Противно.

— Эт самое, а я теперь нисколько не сомневаюсь, что всё так и будет, как нам рассказывал Александр.

— Ну, уж, нет! Не будет! Что я, зря «прыгнул» с капитана на полковника?! Жилы порву, всё, что от меня зависит, сделаю, но постараюсь изменить историю.

— А меня интересует один вопрос: этот генерал, из финансового управления, он, что, правда, лишился потенции, так сказать?

— Га-га-га!

— Ну, кто о чём, а вшивый о бане.

— Что бы ещё нашего Кармышова волновало?

— Не, ну, правда, мужики, любопытно ведь.

— Га-га-га!

— Серёга, сам подумай, стал бы он так жопу рвать, при других раскладах?

— Александр, а ты и нас так бы мог прижать?

— За кого вы меня принимаете? Мы — команда. Это дело добровольное. В самом плохом случае, сотру память и отпущу на всё четыре стороны. Да и таким способом можно прижать только Серёгу.

— Га-га-га!

— Ну что, звёздочки обмыли, назначение — тоже, хватит с вас. Теперь вы до 91-го — не пьёте.

— Саня! Саня! Ты чё, брат?! Не надо! Не делай этого!! Как мы жить-то будем?!

— Ага, купились!

— Тфу на тебя!

— Зараза!

— Это не смешно.

О связи и взаимодействии мы договорились. Остальная часть службы докатилась ровно. Проводил занятия по рукопашке иногда, в тесном кругу, служил, совершенствовал свои навыки. Звонил прямо с городского телефона части через восьмёрку. Домой, Ковалёву, офицерам. Мои офицеры устраивались на новых местах, перевозили семьи, меняли квартиры и дома. В апреле мы с Кучеренко минировали учебные головки и взрывали. Взвод охраны, и я в том числе, стояли в оцеплении. К учебной боевой головке привязывали проволокой по периметру сорок килограммов тротила и подрывали. Осколки за полкилометра разлетались по лесу. Один, в соседнее дерево, где я стоял, врезался. Здоровый такой, как тарелка размером, с рваными краями. Головка — в куски, скоро и наша страна — так же…

В начале мая меня уволили в запас, в первой партии дембелей. Никакой дембельской работой не подгружали. Это прощальный подарок команды.

Глава 2

Город Стрый Львовской области. 19 мая 1988 года.

Вот я и за воротами части. Май, пахнет весной, девушки за окнами автобуса ходят уже в лёгких платьях. А мы паримся в ПШ — полушерстяном кителе парадной формы и таких же тёплых штанах. Но иначе — «не положено». Два года службы прошли. По-разному прошли. Главную ноту в настроении играет ощущение перехода. Пусть, последние два месяца были наполнены реальными активными действиями, но, всё же, не совсем теми, которыми надо. Я усилил свою физическую форму, усовершенствовал волховское искусство, успел создать заделы и в других направлениях, но это были предварительные действия. В кармане лежало, оформленное ещё Емцем, направление в ракетное училище. Отдельно — характеристика, скорее ода; в училище должны просто повеситься, если им не достанется такой замечательный солдат в качестве курсанта. Эти бумажки ничего не решали — мы уже договорились с Черноусовым, но мало ли?

Впереди ждало самостоятельное плавание и период активных, рискованных действий. Двадцатилетний пацан бы с этим не справился, ну а я… Не знаю. Умом понимаю, что другого пути мне не выбрать, но бьёт какой-то мандраж. Может быть, давит груз ответственности? Не знаю. Реакция молодого организма. В голове всё нормально.

— Фр-р-р-р-р-р. Фр-р-р-р.

Это Коля Белич, один из двух солдат, с которыми мы вместе едем домой. Это он что-то сказал. Он очень шустрый. Высокий, худощавый, жилистый и очень быстрый. Можно было бы его сравнить с Носовским персонажем Торопыжкой, но… Нет, нельзя, не подходит. Он не растяпа, хотя и не гений ловкости. Но делает он всё раза в два быстрее остальных людей. Говорит, двигается, одевается. Все по тревоге за 45 секунд успевали встать, накинуть на себя одежду, не застегивая её, запихнуть «по-тревожному» портянки и ноги в сапоги. У Коли за это же время было сделано всё правильно: все пуговицы застегнуты, портянки намотаны правильно — хоть кросс беги, и в строй становился одним из первых. Говорил он тоже раза в два быстрее, чем обычные люди. «Фрр-р-р», — как очередь из пулемёта. Поначалу даже было трудно разобрать его слова. Но за полтора года службы вместе я привык. Нормальный, спокойный парень из какого-то села под Черниговом. Больше ничего примечательного про него не скажу.

— Занг, занг. Жжок, жжок.

А это второй мой сослуживец ответил Коле. Вадим Шоков. Откуда-то с Кубани. Учился в техникуме на баяниста. Слова рубленные, злые, твёрдые, почти всегда с лёгкой ехидцей. Бывало он и «есть» так отвечал, что непонятно было — нормально говорит или с подколкой.

Никаких планов на этих парней у меня не было, поэтому внимания их неспешному дорожному разговору я не уделял. Адресами и телефонами мы давно обменялись. От части до Стрыя нас забросил наш армейский КУНГ, от Стрыя до Львова — тряслись на ЛАЗ-е. Сколько-то пробыли на жд-вокзале и разъехались каждый своим поездом. Помню этот момент в первой жизни. Служил с ребятами два года, почти родня. Ели из одного чугунка. Под дождём мокли, шлаковату разгружали, на учениях зимой мёрзли. А потом раз — пустота. Ещё не чужие, но уже не свои. По жизни — слишком разные люди. А клея не возникло. Как, например, у афганцев, друг другу жизнь спасавших. Да… В этой вариации у меня в любом случае трепета в душе не возникло. А привлекать молодых, не воевавших нет смысла.

Запорожье после армии.
29
{"b":"592155","o":1}