Гостю предложили сесть к столу. Сбросив с плеч грубый плащ, он сел на поданный ему стул и принялся бесцеремонно утолять свой далеко не слабый аппетит. Но с каждым глотком незнакомец опасливо посматривал на Гарпера, который разглядывал его.

Вскоре, однако, Гарпер, поднявшись с места, вежливо простился со всеми и попросил проводить его в назначенную для него спальню. Лишь только за ним закрылась дверь, нож и вилка выпали из рук второго гостя. Он медленно поднялся со стула, насторожился, подошел к двери, открыл ее, очевидно, прислушиваясь к удаляющимся шагам, и, к общему удивлению и страху присутствующих, снова закрыл ее. Мгновенно рыжий парик слетел с его черных кудрей. Большой пластырь, скрывавший половину его лица и один глаз, сутуловатость, придававшая ему вид пятидесятилетнего старика, — все разом исчезло.

— Отец, дорогой отец! — воскликнул молодой человек. — Дорогие сестренки, тетя! Неужели я, наконец, с вами?

Семья Уартона заснула в этот вечер с тревогой. Оснований для тревоги было достаточно. Дело происходило во время войны Северной Америки за освобождение и отделение от Англии. Сын м-ра Уартона, Генри, отправленный в раннем возрасте в Англию для получения образования, поступил там в королевскую армию и вернулся на родину вместе с подкреплениями, которые министерство отправила в волнующиеся графства Северной Америки. Находясь в рядах королевских войск, он не мог без особых мер предосторожности и не подвергая себя крайней опасности, увидеться со своей родной семьей и с отцом, имение которого вошло в зону военных действий между королевскими войсками и войсками республиканцев, под начальством генерала Вашингтона.

За завтраком, во время которого Гарпер, уехавший накануне, отсутствовал, слуга-негр стоял у окна. Вдруг лицо его побледнело.

— Бежать! Масса Генри, бежать, если он любит старого Цезаря! Сюда идет мятежная конница.

В долину по одной из боковых горных дорог въезжало человек пятьдесят драгун. Надвигалась неминуемая беда, медлить больше было нельзя. Сестры молодого Уартона дрожащими руками снова придали наружности брата тот вид, в котором он явился в коттэдж.

Едва переодевание было закончено — понятно, наскоро и кое-как, — в саду и на площадке показались скачущие драгуны. Дом Уартонов был окружен.

Кавалерийский офицер сошел с лошади и в сопровождении двух солдат вошел в дом.

— Вам нечего бояться, лэди, — сказал офицер, окинув взглядом окружавшие его бледные лица. — Я ограничусь всего лишь несколькими вопросами.

— А какие это вопросы, сэр? — пробормотал старый Уартон.

— Во время бури у вас был посторонний джентльмэн? — спросил драгун.

— Вот… этот джентльмэн… был у нас во время дождя… и еще не уехал.

— Этот джентльмэн? — повторил драгун, поворачиваясь к капитану Уартону. Он несколько секунд рассматривал его, и вдруг суровость в его чертах заменилась еле скрываемой усмешкой.

— Мне грустно, сэр, что вы так жестоко простудили себе голову.

Капитан невольно поднес руку к голове и понял, что испуганные сестры не прикрыли части его собственных волос.

— Не позволите ли вы мне, сэр, осмотреть этот любопытный парик?

Английский офицер, подражая манерам драгуна, снял парик и, передавая его, заметил:

— Надеюсь, сэр, он понравится вам.

— Не могу этого сказать, не покривив душой, — ответил драгун. — Мне больше нравятся ваши смоляные кудри, с которых вы, повидимому, очень искусно счистили пудру. Но под этим огромным черным пластырем вы, наверное, скрываете жестокую рану?

— Как видно, вы тонкий наблюдатель, сэр, — сказал Генри, снимая шелковый пластырь, из-под которого выглянула его здоровая щека.

— Честное слово, ваша наружность быстро улучшается, — продолжал драгун, глядя на неподвижные черты лица Генри. — Если бы я только мог убедить вас переменить этот старый сюртук на синий, который лежит на стуле, мне думается…

Молодой Уартон спокойно исполнил требование драгуна. Теперь перед республиканским офицером очутился щеголеватый молодой человек. Драгунский офицер несколько минут смотрел на него с шутливостью, которой отличалось его обращение, и продолжал:

— Конечно, вам известно, что обычно незнакомые люди представляются друг другу. Я капитан Лоутон, из виргинской кавалерии.

— А я, сэр, — капитан Уартон, из 60 пехотного полка его величества, — ответил Генри.

Лицо Лоутона мигом изменилось. Все его напускное чудачество пропало. Он смотрел на полного достоинства капитана Уартона, отказавшегося дальше скрывать себя. Драгун произнес серьезно и с участием:

— Капитан Уартон, я от всей души жалею вас.

— Если вы жалеете его, — в отчаянии вскричал старый Уартон, — зачем вредить ему? Он не шпион. Только желание повидаться с родными заставило его изменить свою наружность и отойти от регулярной армии. Оставьте его с нами, я не пожалею за это никаких денег.

— Сэр, только опасения за сына могут служить извинением ваших слов, — гордо ответил Лоутон.

Обращаясь в сторону Генри Уартона, он продолжал:

— А вы, капитан Уартон, разве не знали, что наши пикеты уже несколько дней стоят в долине?

— Не знал, пока не поравнялся с ними, но тогда уже было поздно итти обратно, — мрачно произнес молодой офицер.

— Может быть, ваше заявление истинная правда, но дело Андрэ заставляет нас быть на-чеку. Друзья свободы должны быть осторожны…

Эта сцена взята из вышедшего недавно в свет в издании «Земля и Фабрика» романа Фенимора Купера «Шпион». (Стр. 224. Ц. в тисн. золотом переплете 1 руб. 90 коп.)

В редакцию «Всем. Следопыта» доставлены на отзыв следующие книги изд-ва «Земля и Фабрика:

«Берега». Роман А. Караваевой. 120 стр. Ц. 1 р.

«Мокрая балка». Рассказы К. Тренева. Собр. соч., т. II 160 стр. Ц. 1 р. 35 к.

«Ватага». Роман Вяч. Шишкова. Собр. соч., т. V. 152 стр. Ц. 1 р. 50 к.

«Свежий ветер». Рассказы Вяч. Шишкова. Собр. соч… т. И. 216 стр. Ц. 2 р. 15 к.

«Сдается в наем». Роман Дж. Голсуорси. 288 стр. Ц. 1 р. 50 коп.

ИЗ ВЕЛИКОЙ КНИГИ ПРИРОДЫ

Еще совсем недавно люди очень мало знали о продолжительности жизни диких животных. Считалось, что лошадь живет втрое дольше собаки, человек живет втрое дольше лошади, олень живет втрое дольше человека, орел живет втрое дольше оленя, дуб живет втрое дольше орла.

Недавно один из жителей африканского прибрежного города Дунбар сообщил, что чайка, которую он нашел на берегу с поврежденной ногой, прожила у него в саду около 30 лет. Обычно животные не живут так долго; тридцать лет — предел жизни для большинства их; только орел и ворон живут, повидимому, часто больше 100. Во Франции есть где-то карпы, которым, говорят, несколько сот лет. По их внешнему виду судя, этому можно поверить. Золотые рыбки, принадлежащие к тому же виду, живут до 30 лет. Дельфины в 300 лет ведут себя, как настоящая молодежь. У одного любителя певчих птиц соловей прожил в клетке 23 года.

Ястреб в Гамбургском зоологическом саду прожил 118 лет. Львы и тигры живут, согласно наблюдениям, 30–40 лет; что касается лисиц, зайцев, волков, рысей, барсуков и прочей дичи, то их век трудно установить: неволя слишком сильно изменяет условия их жизни, чтобы можно было судить о продолжительности их жизни на основании тех наблюдений, которые делаются в зоологических садах. Вообще говоря, животное в неволе имеет больше возможности достигнуть преклонного возраста, чем на воле.