ОУЭНУ СТОИЛО больших усилий собраться с духом, вспомнив, что сейчас он не двигался сквозь время и звонить в дверь, предположительно, могли и другие люди, а не только Иган. Затем Оуэн вышел из библиотеки и встретил Клэр и ее юриста. Поскольку, вы, наверняка, видели последний фильм Клэр Бишоп, описывать ее нет особого смысла. Сейчас, как и тогда, у нее была все та же ангельская копна светлых вьющихся волос и та же бойкая походка. Юрист выглядел человеком, стершим грань между людьми и судебными роботами. Он был полностью бескровным и бесцветным, а рот ему заменяла щель, через которую периодически вылетали мнения, рожденные специальным анализатором в его голове. Живость Клэр настолько контрастировала с бесстрастностью юриста, что Оуэн с трудом мог вынести это.

С сердцем, колотящимся в горле, и рукой в кармане с часами, Оуэн разместил персонажей личной драмы по местам. Иган и его помощники были изгнаны на террасу, чтобы поискать там следы обуви грабителей. Дядю Эдмунда он, можно сказать, собственноручно внес на подушке в библиотеку и с продуманной заботой поместил его за огромным столом. Клэр и юрист были заведены туда же. Переведя взгляд с Клэр на судебного робота, а затем на дядю Эдмунда, Оуэн не мог не почувствовать, что девушка находится между молотом и наковальней. Юрист казался наковальней. Его глаза сканировали помещение, а разум быстро рисовал кривую на графике, и он ждал в тикающей тишине.

Возможно, дядю Эдмунда усмирила ужасающая расторопность юриста. Каким-то образом договор оказался на столе в разложенном виде в рекордно короткие сроки. Естественная медлительность Штамма дала сбой перед механической быстротой судебного робота. У Оуэна появилось впечатление, что юрист распечатал договор прямо у него на глазах, используя необъяснимый дистанционно-типографский процесс, хотя, конечно, все было не так. Оуэн обменялся телячьими взглядами с Клэр, представляя собой торжество человека над машиной.

— Ну... — став заложником честности, сказал дядя Эдмунд. — Думаю... эх...

Он взял ручку и стал возиться, плетя ее кончиком в воздухе замысловатую финифть. Затем бросил взгляд на Клэр.

— Разумеется, в роли Клэр я представлял кого-то повыше, — обидным тоном заметил дядя Эдмунд.

Клэр глубоко вздохнула. Рука Оуэна больно сжала ее ладонь, и она без слов выдохнула воздух.

— Конечно, у меня было предложение и получше, — решив напоследок соврать, сказал дядя Эдмунд.

Юрист глянул на наручные часы, измеряющие время до микросекунд. Дядя Эдмунд нервно посмотрел на него и поставил кончик ручки на пунктирную линию. Он вывел большую, выпендрежную букву «С»...

У его локтя громко зазвонил телефон.

Оуэн ринулся вперед.

— Я возьму, я возьму, — протараторил он. — Не отвлекайтесь, дядя Эдмунд. Подписывайте. Да, да, алло.

Юрист уделил телефону некоторое внимание, словно он, когда-то в молодости, был телефонным коммутатором.

На том конце провода возникло некоторое замешательство. Потом заговорил жалобный голос, сообщая, что звонит Лос-Анджелес. Но его заглушил более низкий голос, требуя позвать начальника Игана.

— Это Игана, — сказал Оуэн ожидающему дяде, который холодно смотрел на него, подняв брови.

Ручка оторвалась от только что нарисованных линий. Оуэн подошел к разбитой застекленной двери, пытаясь успокоить бешеное биение сердца, и окрикнул начальника полиции. С края террасы донесся голос, и к двери приковылял Иган. Оуэн как раз успел увести его к другому выходу.

— Можете взять в зале, — быстро сказал он. — Трубку, я имею в виду. Это вас. Вот туда и потом за угол.

Штамм прижал ладонь ко лбу. Оуэн посмотрел на него с бешено колотящимся сердцем.

— Ну? — спросила Клэр голосом не менее язвительным, чем лучшие попытки Штамма.

Но, после предостерегающего взгляда юриста, не стала продолжать.

— О, мои нервы, — тихо сказал Штамм и сделал ошибку, встретив холодный, расчетливый взгляд юриста.

Будучи трусом, как и все задиры, он снова взял ручку. Обведя взглядом всех присутствующих, дядя Эдмунд, видимо, попытался найти причину, послужившую бы хорошим поводом для дальнейшего оттягивания момента подписания договора. Но Клэр отлично усвоила урок. А может быть, теперь она вообще не слышала о Шостаковиче. Оуэн затаил дыхание, когда дядя Эдмунд вывел букву «Э».

Звук ручки, скребущей по бумаге, казался очень громким в полной тишине.

— Ты, грязная, подлая крыса!

НЕВЕРОЯТНО, но это прогремел голос начальника Игана. Ручка дяди Эдмунда ударилась о стол, выпав из обессилевших пальцев. Стулья заскрипели и заскрежетали, когда все присутствующие, не веря своим ушам, развернулись и уставились в дверной проход, загороженный огромной синей фигурой начальника. В том, к кому он обращался, сомнений быть не могло. Иган вытянул могучую руку, указывая прямо на дядю Эдмунда, и побагровел еще сильнее, чем раньше.

— Ты трусливый, лживый, мелкий подлец! Добился, чтобы меня уволили, да? — проревел он. — Это грязно даже для тебя!

Оуэн жалобно простонал и вскочил на ноги.

— О, нет, нет, только не сейчас! — рванувшись вперед, прокричал он. — Иган, стойте!

Но Иган не обратил на его мольбу никакого внимания. Отпихнув Оуэна в сторону, он продолжал шагать к столу, закатывая рукава с ужасным намерением применить огромную розовую булаву — свой кулак.

— Я ждал этого момента многие месяцы, — приближаясь к напуганному и онемевшему Штамму, заявил он. — Я не мог сделать этого, пока носил форму. Но теперь я гражданский! Это будет того стоить!

Разбрасывая стулья в стороны, Иган надвигался, как паровоз. Он обогнул угол стола и со звучным стуком кулака о тело повалил С. Эдмунда Штамма на пол.

Клэр невольно захлопала в ладоши. Юрист не шевелился. Казалось, он анализировал происходящее с отрешенностью, достойной восхищения. Оуэн вцепился в голубые эмалевые часы, тщетно пытаясь успокоить дрожащие пальцы. Время пошло вспять...

В этот раз было еще хуже, чем прежде.

Ужасная дезориентация приковала внимание Оуэна к гигантскому раскачивающемуся маятнику, когда мир ушел у него из-под ног. Он бешено бросился в кресло и ухватился руками за подлокотники, пытаясь укрепиться наподобие осьминога. Но кресло растаяло в тумане, и он стремительно полетел сквозь время. Еще секунду Оуэн видел исчезающее изображение дяди Эдмунда, скорчившего демоническую гримасу и рвущего договор на части перед носом у Игана.

Затем маятник качнулся, дневной свет уступил место тьме, Оуэн услышал раскат грома и увидел библиотеку, подсвеченную молнией. Он отмотал время дальше, чем намеревался и попал в прошлую ночь. А затем обратно.

Щелк!

Оуэн стоял на четвереньках перед столом, словно вымаливая прощение перед троном владыки. Клэр и юрист смотрели на него сверху вниз. Со стола донесся звук ручки, царапающей бумагу, но тут же прекратился, когда Штамм сердито спросил:

— Какого черта... Питер?

Зазвонил телефон.

Оуэн вскочил, как брошенный катапультой, и выхватил трубку из-под опускающейся уже руки дяди. Штамм в ужасе дернулся.

— Не делай так! — пожаловался он.

Но Оуэн едва ли слышал. В трубке опять раздался спор между мэром и оператором междугородней связи. И опять мэр одержал верх.

— Он только что ушел, — пробормотал Оуэн в ответ на просьбу позвать Игана. — Тут вы его уже не застанете. Позвоните в штаб-квартиру. Он не вернется сюда. Никогда.

Затем Оуэн судорожно повесил трубку, заметил, что все еще держит часы в руке и положил их в карман со слабой улыбкой взирая на лица, в изумлении повернувшиеся к нему. Клэр казалась расстроенной, юрист производил короткую проверку на вменяемость, основанную на наблюдениях, а Штамм сидел с оскорбленным видом.

— Ошиблись номером, — неуверенно сказал Оуэн.

Штамм одарил его долгим, пристальным взглядом.