– Пьянь поганая, – просипел, сморщив нос, дежуривший в приемном покое милиционер. – Бутылку не поделили! Разрыв печени! Да она у него небось и так от водки разваливалась!

– Они не похожи на законченных алкоголиков, – осторожно возразил врач.

– Мне виднее! – огрызнулся страж порядка…

Апраксина нисколько не беспокоила судьба его жертв. Дома он с аппетитом поужинал, со смаком выкурил сигарету, посмотрел по телевизору какую-то белиберду и с неотягощенной совестью улегся в постель.

– Хороший у нас сын! – сказал отец матери. – Не пьянствует, как другие! Спортсмен!

– Ты прав, дорогой! – с гордостью подтвердила она.

Тридцатого декабря тысяча девятьсот девяносто шестого года хозяева тотализатора решили порадовать клиентов последним в уходящем году зрелищем. Первоначально планировались аж пять боев: Сорокин-Малинин, Апраксин-Савельев, Шевчук-Горюнов, Синицын-Иванов и Гладков-Удалов. Однако осуществить на практике сей грандиозный замысел не удалось.

Сорокин подхватил грипп, как известно, свирепствовавший в Москве в конце 1996 начале 1997года. Удалов накануне так нахлестался водки, что с трудом передвигался по квартире и глухо стонал, держась трясущимися руками за разбухшую от похмелья голову. Гладков случайно повредил на тренировке кисть, у Иванова умерла мать, и ему было сейчас не до выступлений, а Малинин по каким-то неотложным делам срочно выехал в Петербург. В итоге остались Апраксин, Савельев, Шевчук, Горюнов и Синицын. Пять нечетное число, на два не делится, даже трех поединков не организовать. Хозяева тотализатора приуныли, поскольку подыскать и проверить новых гладиаторов не оставалось времени, но неожиданно им на выручку пришел Апраксин, вызвавшийся провести два боя за вечер.

– А справишься? – с сомнением спросили его.

– Обязательно! – горделиво ответил Сергей. – Я в прекрасной форме! Сперва уделаю Савельева это несложно, он полный щенок, затем Синицына. Ему до меня, как до луны. Так что не беспокойтесь! Все будет в лучшем виде!

– Парень прав, – после некоторого раздумья сказал один из совладельцев (он же по совместительству рефери). – Думаю, такой вариант пройдет!

– Ну и ладно! – с готовностью согласились трое остальных…

Сегодня по случаю грядущих праздников, которые, как известно, многие начинают отмечать заблаговременно, толпа у стойки бара была особенно густой. Страждущие с изрядно помятыми физиономиями жадно глотали спиртное. Однако по мере отступления похмельного синдрома клиенты тотализатора заметно оживились и приступили к обсуждению предстоящих поединков. «Апраксин выступает сразу в двух боях…» – «Интересно! Поставлю на него!..» – «Гм, помнится, не так давно он основательно получил от Малинина. Ногой дерг и тут же мордой в пол бряк! Гы-гы-гы…» – «Вы правы, но Малинин, говорят, в отъезде…» – «Н-да…» – «Кто первая пара?…» – «Шевчук с Горюновым…» – «Горюнова я видел. Человек-гора. С таким трудно совладать!..» – «Не забывайте, что Шевчук классно дерется…» – «Не скажите! Помню, как Сорокин его нокаутировал! Кстати, где он?…» – «Я слышал, заболел. Грипп! Проклятая зараза. У меня вся семья слегла!..» – «Тогда почему вы здоровы?…» – «А я накануне так проспиртовался, что у меня все бациллы в крови передохли…» – «Ха-ха-ха!.. Мудрое решение! Кстати, не вмазать ли нам еще по стаканчику для профилактики?…» – «Заметано! Эй, бармен, два виски без содовой!..»

Андрей Шевчук, расслабившись, сидел на табуретке в углу и, дожидаясь повторного гонга, возвещавшего начало боя, с интересом разглядывал противника. Игорь Горюнов полностью оправдывал прозвище Человек-гора. Груда мышц (правда, с заметным наслоением жира), мясистое лицо, крохотные заплывшие глазки. Вряд ли он отличается особой подвижностью, думал Шевчук. Но не дай бог попасть такому в объятия! Раздавит! Ладно, поглядим!

Ударил гонг. Горюнов вскочил с места и с невероятной для подобной туши быстротой ринулся на Шевчука. Андрей едва успел увернуться и, оказавшись у него за спиной, нанес два молниеносных удара: локтем по почкам и ребром ладони в затылок. Вопреки ожиданиям Горюнов не только не отключился, но даже не впал в состояние гроги[45], а только глухо зарычал, как злобный цепной пес, и, развернувшись, ответил сокрушительным свингом в голову. Шевчук проворно присел. Пудовый кулак со свистом пронесся над затылком.

– «Мощный кабан, – подумал он, уходя на дальнюю дистанцию. – Попробую стреножить[46]. Лай-кик справа… отскочил… Лай-кик слева… отскочил… Ага, действует!..»

Горюнов начал заметно прихрамывать.

– Давай, Шевчук, добивай жиртреста!.. Горюнов, придуши этого говнюка! – наперебой вопили хмельные зрители. Андрей сорвал дистанцию, присев, пропустил над головой тяжелый маваши и вогнал кулак в пах противника, но тот, прежде чем скорчиться от боли, успел рубануть выпрямляющегося Шевчука по ключице. Послышался отвратительный хруст ломающейся кости. Обезумевший от боли и от ярости Андрей мощным ударом колена в лицо послал согнувшегося и схватившегося за интимное место соперника в глубокий нокаут.

Зал взорвался аплодисментами.

Победу одержал Шевчук, провозгласил рефери и высоко поднял вверх неповрежденную руку Андрея. У Шевчука мутилось в глазах, подкашивались ноги, однако он все же подошел к поверженному Горюнову, убедился, что тот жив, и лишь после этого отправился в медпункт.

– «Нельзя терять голову от злобы, – корил себя Андрей. – А то угробишь кого ненароком. Впрочем, у Горюнова башка, слава богу, крепкая!..»

За день до описываемых событий Апраксин принес госпоже Римме фотографию Сорокина. Ведьма сделала вид, будто погрузилась в глубокий транс, а на самом деле внимательно вглядывалась в черты лица, запечатленного на полароидной карточке, мысленно сопоставляя их со словесным портретом, полученным от шефа. Все сходилось. Целительница затрепетала в кровожадном восторге. «Мои заслуги будут оценены по достоинству, – радостно подумала она. – И земными хозяевами, и потусторонними!»

Для пущего эффекта Римма произвела над карточкой несколько пассов руками.

– Этот! – закатив глаза, простонала ведьма. – Чую исходящее от него зло!

С того самого момента Апраксин твердо решил убить Сорокина. Перебирая в уме возможные варианты, он в конце концов вынужден был признать, что наиболее верным и безопасным (в смысле ответственности перед законом) будет убийство на ринге тотализатора. Влиятельные хозяева заведения всегда в подобных ситуациях старательно прятали концы в воду. Разумеется, убийства ими не поощрялись, однако никаких карательных мер к виновным не предпринималось. Несчастный случай! Ничего не поделаешь!

Сегодня Сергей собирался лично вызвать Алексея на бой, но, узнав, что тот отсутствует по причине болезни, пришел в неистовую ярость. «Косит, гад! Пронюхал небось о моих намерениях! Ну ничего, я до тебя доберусь», – с перекошенным от злобы лицом шипел он, расхаживая взад-вперед по раздевалке.

Когда Шевчук уложил Горюнова, а слегка одетые девицы совершили обычный ритуал (виляние задами и размахивание флажками), Апраксин вышел на ринг, синюшно-белый от ненависти.

Сергей презрительно оглядел стоящего в противоположном углу Савельева и по-волчьи оскалился. Вскоре ударил гонг…

Петр Савельев чувствовал себя неважно. У него начинался грипп. Болела голова, ломило ноги. Температура держалась примерно на уровне 38 градусов. Тем не менее Петр решил не отказываться от участия в состязаниях: уж очень были нужны деньги! Он фактически являлся единственным кормильцем семьи: родители, хотя и работали, но, как большинство граждан нашей страны, по нескольку месяцев не получали зарплаты, а жена ходила на шестом месяце беременности. «Продержусь как-нибудь, – думал Савельев. – Выиграть вряд ли удастся, но ведь и побежденному полагаются неплохие бабки. Праздники на носу. Дома же, как назло, ни копейки! Набьют морду не беда, заживет!» Однако перед самым боем, когда Петр увидел горящие адским пламенем глаза противника, сердце его сжалось в недобром предчувствии. Он почти физически ощутил волны темной, злой энергии, исходящие от Апраксина.