— Нет.

— Вы уверены?

«Эдвард пытался покончить с собой?» — мелькнула у Лейна мысль.

— Я понимаю, что ваша семья очень близка с шерифом Рэмси, — продолжил Мерримак. — Давно вы просили его помочь. Например, я знаю, что вы интересовались можно ли с ним связаться сегодня утром, пытаясь встретиться с Эдвардом. Приятно, что вы нашли в шерифе такой источник поддержки.

— Рэмси не говорил мне об Эдварде.

— Конечно, нет.

— Он мне не сказал! Может вы хотите позвонить Рэмси и услышать от него это лично? Потому что я гарантирую, что он скажет то же самое. Он мне не звонил.

— Я уже говорил с ним.

— Тогда, какого хрена, мы говорим об этом?

Мерримак понизил голос.

— Вы не кажется, что все слишком подозрительно — ваш брат пытается покончить с собой, у вас имеются связи с тем самым отделом, под юрисдикцией которого входит тюрьма, и не более чем дня или двух вы начинаете одолевать меня своими версиями, что ваш брат не совершал убийства… даже пытаетесь мне предоставить некоторые доказательства? Например, запись камер, на которой ничего существенного нет, нож в пакете, машина, которую вы сами только что осмотрели.

— Я здесь ни с чем не притворяюсь и не подтасовываю. Мой брат не убивал его… моего отца.

— Конечно, вы действуете намного лучше… чтобы вытащить его, и делая все, чтобы я поверил, будто совершила все женщина, находящаяся сейчас при смерти. Довольно эффективный способ выдворить своего брата из тюрьмы. И ее не посадят, поскольку она уже при смерти, поэтому не сможет пойти под суд или в тюрьму, не так ли?

Лэйн подумал сначала должным образом, не стесняясь в выражениях ответить, но потом решил, что лучше пусть все увидит сам, нежели он будет что-то доказывать.

— Ваши эксперты-криминалисты найдут то, что нужно.

— Обязательно найдут. Но вы должны знать, что подделка улик — очень серьезное преступление, мистер Болдвейн.

— Я ни черта не трогал там.

— Вы просто рыскали вокруг машины, хотя сказали мне, что я должен найти в ней улики, помните?

— Почему вы с таким упорством обвиняете Эдварда? Дайте угадаю, вы ненавидите богатых, так? Поэтому соответственно лично меня и всю мою семью.

Детектив демонстративно оглянулся по сторонам, рассматривая интерьер.

— Мы же не в хижине находимся, правда ведь?

— Ваша работа — найти правду.

Мерримак вышел за дверь квартиры мисс Аврора.

— Вам не нужно напоминать мне о моих обязанностях.

— Я уже не уверен в этом.

Лэйн также последовал за детективом, который достал катушку полицейской ленты из кармана своей ветровки.

— Не заходите сюда по какой-либо причине. Или в машину. И если выяснится, чтобы вы не нарушили эти правила, я очень легко превращу весь этот дом вместе с прилегающими постройками в место преступления. Почему бы вам не вернуться в больницу, пока мы будем работать. Если мисс Аврора снова придет в себя, я хотел бы с ней поговорить.

На пару секунд Лэйн захотел уже запротестовать, что его выгоняют из его собственного дома. Но потом просто кивнул и вышел.

Спор с Мерримаком все равно ничего не даст.

Кроме, что он еще больше разозлиться, чем итак был уже зол.

Восемьсот миль.

Ну, если уж быть точным, то восемьсот двадцать семь, такой пробег показывал компьютер «Мерседеса».

Джин, чувствуя накаляющийся гнев Самюэля Ти., подумала, как было глупо с ее стороны, подготавливать себя к его реакции. Всю ночь ведя машину, она прокручивала различные варианты его реакции к открывшейся ситуации, которые были далеки от реальной ярости, кипевшей в нем.

— Ты издеваешься надо мной? — вскричал он.

Она даже не попыталась ответить. Он вскочил, шлепая босыми ногами по доскам террасы, руки уперев в бедра, опустив голову, видно, пытаясь себя контролировать и проигрывая битву.

В конце концов, он остановился перед ней.

— Откуда ты знаешь, что она мой ребенок?

— Амелия, — резко поправила она его, — однозначно твоя. Нет никаких сомнений.

— Ты сказала тогда, что принимала таблетки.

— Принимала. Но у меня был синусит. Я принимала пенициллин во время отпуска. Это видно и вызвало сбой в приеме таблеток. Я не знала, Самюэль Ти. Я не знала.

Он опять стал расхаживать и его расстояние становилось все длиннее и длиннее, пока он не стал шагать от начала и до конца террасы.

— Я была еще ребенком, Самюэль.

— Ты так говоришь, будто это моя вина. Я всего лишь был на два года старше тебя. — Он покачал головой. — Какого черта ты придумала историю о профессоре тогда? Почему ты врала мне?

— Потому что в выходные, когда мы вернулись домой, ты связался с той девушкой Синтией.

— Что?

— Ой, вот только не надо притворяться дураком. — Она почувствовала, как в ней тоже просыпается раздражение. — Ты однозначно знаешь, о ком я говорю. Мы стали ругаться еще по дороге домой в самолете. И чтобы отплатить мне должок, ты на следующей неделе поехал с Синтией в Аспен. Ты выбрал ее только лишь потому, что точно знал — она все расскажет мне.

Он взмахнул рукой в воздухе, словно пытался все стереть.

— Я не помню…

— Ерунда! Ты именно так все и сделал! Так что да, — она тоже поднялась на ноги, — я тогда придумала эту историю о профессоре.

— Благодаря тебе его уволили из университета!

— Его уволили, потому что он спал с тремя своими ученицами!

— Но ты наврала о нем и тебе все равно! Тебя никогда ничего не волновало, кроме себя, мать твою! Ты используешь людей, даже не задумываясь, как твои действия могут повлиять на их жизнь…

— Точно! А что насчет тебя? Ты совсем не лучше, даже еще ужасней. Мне пришлось утешать Синтию после того, как вы вернулись, и ты отказывался отвечать на ее звонки. Ты делаешь тоже самое, ты спишь с женщинами, хотя тебе, черт побери, совершенно плевать на них, а потом бросаешь, оставляя в подвешенном состоянии, потому что не дай Бог, если кто-то тебе понравится. И идешь к следующей. Не притворяйся, что это не так, именно так ты идешь по жизни.

Должно быть, она ударила его прямо в точку, потому что Самюэль Ти. не сразу нашелся, что ответить.

Хотя он не долго молчал.

— Ты самая эгоцентричная женщина, которую я когда-либо встречал. Ты избалована, у тебя есть титул и ты имела средства, поэтому должна была сделать аборт, чтобы исправить эту ошибку, этого бедного ребенка, когда был шанс…

Ее ладонь взлетела в воздух, она еще даже не успела осознать, что собирается ударить его, удар был настолько громким, что у нее зазвенело в ушах.

И она ткнула пальцем прямо ему в лицо.

— Амелия — это не ошибка. Она умная молодая девушка, которая имела очень дерьмовую мать и не имела отца. Ты можешь ненавидеть меня сколько хочешь, но не смей говорить, что она ошибка.

— Не имела отца, да?! И кто, бл*дь, в этом виноват? Ты хочешь вызвать у меня жалость, что она не знала своего отца, но ты сама все это сделала, Джин. Это твоя вина!

— И какая бы польза была от тебя? Ты говоришь так, словно был парнем, на которого можно положиться, и ты бы согласился вставать посреди ночи, когда она просыпалась? Ты говоришь так, словно бы перестал учиться, переехал бы в Истерли, чтобы менять памперсы? Словно бы ты справился со всеми трудностями и предоставил бы ей то, что необходимо? За время учебы в университете ты преуспел в двух вещах — выпивки и траханье. То, что ты поступил в юридическую университет произошло лишь потому, что твой отец умолял принять тебя…

— Подожди, стой, постой, ты говоришь так, словно тебя выбрали матерью года? Насколько мне известно, у тебя была нескончаемая вереница нянь первые полгода, а потом еще новые няни и новые. Что именно ты для нее сделала? Ты сама меняла памперсы? Ну, давай, ответь мне. Когда у тебя закончились памперсы, ты в переноске поместила ее на заднее сиденье роллс-ройса отца и поехала в пригород в «Таргет»? Да, Джин? И когда ты добралась туда, ты положила ее в тележку, которую стала сама толкать, одетая в платье от Шанель и в туфлях от Prada? Нет?! Я думаю, что них*я ты не делала.