Леда покачала головой. А потом расплакалась.

Катерина тут же пожалела о своем любопытстве. Но Леда взяла себя в руки и поспешно вытерла слезы салфеткой. На ее щеках остались розовые пятна, а глаза блестели.

– Простите, – ответила Леда. – Вы не поймете.

– Конечно же, я все пойму! – Катерина готова была отстаивать свое право на искренность.

– Нет, синьора! – зарделась Леда. – Ваш супруг спит в другой части дома. Вы ходите, куда вам вздумается, словно его вообще нет…

– …но его действительно нет дома! Я же говорила тебе, он в Падуе.

– Но, синьора, вы никогда не рассказываете о нем, никогда лишний раз не произносите его имени, никогда не улыбаетесь при звуке его имени. – Сейчас девушка улыбалась. Уж она-то точно произносила про себя чье-то имя.

– Леда, – сказала Катерина. – Бастиано на девятнадцать лет старше меня. И дело не только в годах. Он добрый человек, который… – Она посмотрела на свою любимую картину, висевшую прямо над ними. – Если бы он смотрел на эту картину – Дева Мария в лучах заката, одной рукой она гладит кролика, Сын ее тянется к животному, демонстрируя свою невинную нежность, – Бастиано сказал бы мне: «Из чего сделана эта рамка? Из ореха?»

Леда засмеялась, потом опять немного поплакала. Сегодня ее бросало в крайности. Катерина тоже не смогла сдержать смех. Даже самые печальные события в жизни могут казаться забавными… по прошествии времени.

Но она была готова сменить тему о Бастиано.

– В моей жизни был другой человек, – призналась она. – Когда я была еще моложе тебя.

Зачем она это сказала? Не ради того, чтобы помочь Леде, – не стоит обманываться. Нет, она поступила так ради себя. Ей очень хотелось вернуться в то время, воспоминания о котором были так сладостны.

Она встала из-за стола и отправилась в маленькую комнатку, которая теперь служила ей спальней. Шкатулка из слоновой кости стояла на ночном столике, и ее гладкая поверхность отражала серебристый свет луны, льющийся из окна. Ключи Катерина всегда носила на поясе. Ключ от шкатулки был красно-коричневым от ржавчины, как и замок. И впервые за многие годы она открыла шкатулку, провернув ключ дрожащей рукой.

Там они и лежали, целая кипа: все ее покрытые пылью письма, наполненные старыми любовными историями. Письма от ее кузины. Письма от ее любовника. Письма, которые на самом деле и письмами не были, скорее дневниками, написанными для себя. Она пролистала несколько первых страниц, проверила: на месте ли все слова. Удивительно, как старинные вещи ждут своего часа, ждут, когда их вспомнят.

Катерина взяла лишь пару самых первых писем для Леды, чтобы они помогли все вспомнить. И стала рассказывать девушке. Но она понимала, где стоит остановиться. Она тщательно оберегала самые потаенные моменты своего прошлого от посторонних глаз.

– Катерина! – позвал меня мой брат Пьетрантонио. Его голос поплыл над лоджией в задней части нашего дома, где я чаще всего проводила дни. – Спускайся! С тобой пришли познакомиться!

Я обрадовалась, что моей скуке пришел конец. Мой мир в это время сузился до череды замкнутых пространств: моей лоджии, выходившей в сад с высоким забором… сад, который тыльной стороной примыкал к крошечной площади, Кампьелло Барбаро. Вдоль дома тянулся узкий канал, впадающий в Большой канал.

Я сбежала вниз в домашних туфлях на каблуках. И остановилась прямо перед дверью, ведущей в pòrtego – прихожую, чтобы поправить успевший соскользнуть корсет зеленого в цветочек платья и локоны на шее.

Войдя в прихожую, я увидела высокого мужчину лет тридцати, который стоял у окна и беседовал с моей матерью. Эта комната, связывавшая два крыла дома, была увешана мрачными картинами и заставлена тяжелой позолоченной мебелью. Когда матушка заметила меня, то сделала молодому человеку реверанс и молча удалилась. Амор – ее маленькая белая собачка – последовала за ней. У двери мама ободряюще мне улыбнулась.

– Мадемуазель! – воскликнул высокий, на диво красивый молодой человек, когда я подошла ближе, удивив меня тем, что заговорил по-французски. – Ваши матушка и брат без устали вас расхваливали! Я сказал, что должен сам с вами познакомиться! – Он оценивающе оглядел меня с головы до ног и низко поклонился.

– Синьор Казанова помогает мне в моем новом начинании, Катерина. – Мой брат с важным видом вошел в комнату с бумагами в руках. – Скоро мы будем весь город снабжать говядиной, я сделаю его богатым человеком.

Казалось, что синьор Казанова сдерживает улыбку. Я обрадовалась, что он не воспринимает моего братца всерьез. Благодаря идеям Пьетрантонио еще никто не разбогател.

Я сдержалась и не высказала собственное презрительное мнение о брате. Пьетрантонио был в два раза меня старше – мне было четырнадцать, ему тридцать два – и всю жизнь всех обманывал. Отец был прав, вышвырнув его из дому. Но сейчас, когда отец уехал по делам, братец просто обвел вокруг пальца нашу наивную матушку и вернулся домой. Как говорится: кот из дома, мышки в пляс.

– Ты не могла бы развлечь нашего гостя, пока я буду составлять договор? – спросил у меня брат. Он разговаривал быстро и почти никогда не смотрел собеседнику в глаза.

– Разумеется, – ответила я.

– Тогда присоединяйтесь ко мне, – пригласил синьор Казанова, указывая на диван. Я присела, он расположился на подобающем расстоянии. – Мне очень повезло, что я застал вас дома.

– Ах, я всегда дома. – Вот глупышка. Сама развеяла интерес к себе.

Он вежливо улыбнулся:

– Тогда вы заставляете других искать вас на улице. Умный ход.

Наши глаза встретились, и я благодарно улыбнулась в ответ. Отвела взгляд, а затем стала разглядывать его более пристально. У него была смуглая кожа и черные сияющие глаза. Одет он был в темно-синий камзол, расшитый экзотическими птицами, пальцы унизывали драгоценные перстни.

– Я только что вернулся в Венецию, несколько лет провел за границей, – объяснил он. – Мне повезло, что я познакомился с вашим братом, и еще больше повезло, что я встретил вас. – Он нагнулся ближе, и мое сердце неистово забилось от такой близости.

– И где же вы путешествовали? – поинтересовалась я, отодвигаясь и уводя разговор от своей особы. Что я знала о мире? Я редко выходила из дому, и только в сопровождении матушки – обычно мы ходили в церковь.

– В Париже, целых два года. Потом я ездил в Дрезден и наконец поехал в Вену. Удивительный город, но я уже стремился домой.

Я гадала, неужели у него закончились деньги? Это объясняло бы, зачем он связался с моим братом. Но свои мысли я оставила при себе.

– Расскажите мне о Париже! – вместо этого попросила я. – Вы видели короля? Людовика XV. Говорят, что он очень красив.

– Так и есть. Красив, словно бог. От одного взгляда на него понимаешь, что такое величие.

– А королева? Тоже красавица?

– О нет! Она стара и чрезмерно набожна. Плохо одевается и носит эти ужасные огромные польские шляпы.

Я весело засмеялась. Его взгляд задержался на моих губах.

– Придворные дамы тоже все уродины, – продолжал он, явно потеплев от моего смеха. – Они носят пятнадцатисантиметровые каблуки, чтобы казаться выше, и покачиваются при ходьбе, вот так… – Он вскочил и смешно передразнил дам.

Я коротко рассмеялась:

– Синьор Казанова…

– Джакомо…

– Джакомо, если вы будете говорить такую нелепицу, солнце на небе остановится!

– Что-что? – Он перестал смешно прохаживаться и вновь сел на диван.

– О, так говорит моя матушка – она из Далмации. Если слышишь какую-то глупость, то говоришь, что из-за этого солнце перестанет двигаться по небу.

– О боги, неужели вы все еще верите, что солнце вращается вокруг земли? – Он взглянул на меня с удивленной улыбкой. – Меня учили такой же чепухе – «Земля висит недвижимо в центре Вселенной». Но эту теорию обоснованно опровергли. Книга Николая Коперника перевернула все представления о космосе… – С этими словами он провел длинным пальцем в воздухе, показывая мне, как земля двигается по своей орбите. – Теперь в центре всего находится солнце.