– Как красиво получилось! – умирала от удовольствия Наташа.

– Да ну, обычное дело, – сверлил ее своим огненным взором художник.

Девица была на седьмом небе от счастья. Радостно щебеча, Наташа написала Буркову свой телефон и кокетливо вложила листок с номером ему в ладонь. Художник, не отрываясь от холста, с беззаботной веселостью скомкал эту бумажку и сунул в карман, не заметив, что Наташа слегка нахмурилась, задетая подобной небрежностью. Однако уже через мгновение девушка расплылась в улыбке: при всем желании долго обижаться на этого сияющего хиппи было просто невозможно. В такие вдохновенные минуты он напоминал не то заигравшегося ребенка, не то щенка, беззаботно катающегося на спине по залитой солнцем поляне…

Дочь директора строительного треста двадцатичетырехлетняя Наташа во всех смыслах была завидной невестой. Миловидная и незлобная, она была пропитана идеалами русской литературы девятнадцатого века, и восторженная душа ее томилась в поисках того единственного и неземного, которого она могла бы полюбить всем сердцем. Обыкновенные, так сказать, правильные молодые люди ее совсем не привлекали. Она не желала идти по жизни путем, заготовленным ей родителями, и ее твердый целеустремленный характер не мог не вызывать уважение даже у отца-начальника. Нет, только самое возвышенное, самое удивительное существо было достойно Наташиной любви, и случайно подвернувшийся ей во чистом поле Бурков, что называется, попал на благодатную почву.

Девица вбила себе в голову, что полюбила, и стала беззастенчиво ухаживать за расхристанным хиппи. Бурков не возражал, тем более что у Наташи всегда можно было вкусно пожрать. Кроме того, она сносно разбиралась в искусстве и получала секретарскую зарплату, на которую нет-нет да и приглашала своего художника в кафе.

Бурков с его случайными заработками и пустым холодильником не сопротивлялся настойчивой ухажерке. Обитал он в комнате одноклассника Николая, работающего где-то на стройке, а по вечерам занятого в народном театре. Этот пронырливый актеришко по дешевке пристраивал картины Буркова, не забывая о своем интересе. Бурков был счастлив получать от него жалкие рубли, поскольку не знал истинной цены своим «художествам». При самостоятельных попытках сбыть живопись плату за холсты он частенько получал в водочном эквиваленте. Подобные сделки шли часто ниже себестоимости и не окупали даже затрат на масляные краски.

Непритязательность Буркова доходила до безалаберности, граничащей с монашеским аскетизмом. Отсутствие денег не тревожило его, но когда краски и водка, которая лилась в этой квартирке рекой, заканчивались, его охватывала лихорадка, за которой неминуемо следовал глубокий творческий кризис…

Зайдя как-то к Николаю, Наташа пришла в ужас от условий жизни своего возвышенного принца и всю вину за это взвалила на хозяина квартиры:

– Как ты не понимаешь, Бурков, что он эксплуатирует тебя!

– Не-е, Колян свой человек, – ухмыльнулся Бурков.

– У тебя все хорошие. Ты хоть знаешь, что он твои деньги прикарманивает?

– Не-е, не прикарманивает. У меня и денег-то нет.

Одним словом не художник, а святая простота…

Наташа, однако, твердо решила устроить жизнь любимого и ринулась спасать его. Первым шагом к спасению стало переселение Буркова под надзор к Наташиной бабушке, Марии Николаевне, бывшей учительнице литературы, обитавшей в трехкомнатной квартире с котом. Бабушка нежно любила внучку и после знакомства с художником согласилась его приютить. Мария Николаевна, также как Наташа, любила искусство и все, что с ним связано, и Бурков сразу пришелся ей по сердцу…

За чаем бабушка с внучкой с умилением переглядывались, наблюдая за художником, жадно рассматривающим альбомы Моне, Гогена и Коровина…

– Красота! Можно мне копии с этого сделать?

– Еще успеете, молодой человек, лучше пейте чай!

Расчет внучки оказался верным. Бабушка, имевшая внушительный опыт работы с трудными подростками, крепко взялась за безалаберного художника, и тот покорился ей, как глина скульптору, с готовностью выполняя заказы, подбрасываемые ее многочисленными знакомыми. Картины и их автор стали постепенно приобретать популярность у вологодской интеллигенции. Некоторые знакомцы стали специально заходить к Марии Николаевне, чтобы переброситься парой сентенций об изобразительном искусстве и вживую понаблюдать за его рождением: Бурков творил, и день и ночь не отходя от мольберта. Квартира педагога превращалась в подобие светского художественного салона, а сама педагог, обладавшая и вкусом, и чувством меры, буквально на глазах превращалась в ушлую галерейщицу. Бурков теперь почти не пил водку, и у него, наконец, появились настоящие деньги, а на обеденном столе более изысканные, нежели «Пшеничная», напитки, потреблением которых дирижировала хозяйка.

Спустя пару месяцев бабушка в присутствии внучки подводила итоги проделанной работы:

– Дорогая, он действительно талантливый человек. И наивен как дитя! Только за ним смотреть нужно. Хочешь, замолвлю за вас словечко перед родителями?

– Бабушка, я так счастлива! – ворковала Наташа, блестя повлажневшими от нежности глазами.

Однако практичный директор строительного треста вместе с супругой бухгалтером наотрез отказали дочери в родительском благословении.

– О чем ты говоришь, девочка? Твой художник не приспособлен ни к чему, кроме своих картин и водки. На луне больше понимают в земной жизни. Совсем вы с бабкой спятили!

– Но я люблю его, а вы его совсем не знаете! – стояла на своем Наташа.

– Мы с матерью понимаем твое увлечение, – директор треста немного сбавил напор. – Но в семейном строительстве твой художник – ноль. Так что… Наш долг оградить тебя от ошибок… Да и мала ты еще!

– И бабушка мала?

– Связался черт с младенцем! Я все сказал. Дочь бросила отчаянный взгляд на мать, ища поддержки. Однако суровая печаль, запечатлевшаяся на лице бухгалтера строительного треста не оставила дочери надежд: ее бухгалтерский баланс категорически не сходится.

– Ладно, сама разберусь, – криво усмехнулась дочь. – В отличие от вас я не собираюсь лишать своего ребенка отца…

И свадьба состоялась. Через месяц с небольшим.

Обычно взлохмаченный и развязный жених в тот день как никогда походил на нормального человека. Подружки невесты оценивающе вглядывались в него и с одобрением кивали невесте. Отец невесты, глядя на зятя, недоуменно пожимал плечами: «Может, и впрямь человеком стал?» Мать невесты тихо вздыхала, утирала слезы и качала головой. Бурков же, пользуясь случаем, налегал на водку, правда, в пределах, дозволенных молодой супругой.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.