– А ты приглядись.

Найд повел глаза вправо, потом влево. Ну пар и пар, облако и облако. Хотя стоп! Вот прямо в воздухе возникла надпись. Странник, сощурив глаза, пригляделся и смог ее прочесть.

«Милорад-гончар. Убит шилом в горло и ограблен Маулом».

Что за чертовщина?! Чуть дальше первой надписи юноша разглядел вторую.

«Белла. Задушена в своей гримерке любовником Райсом Седым».

Надписи появлялись и вспыхивали в белесом тумане, как светлячки. Посияв немного, они исчезали. Странник читал о том, как кого-то четвертовали, утопили, проткнули насквозь вертелом или отравили. Он и не подозревал, что существует такое великое множество способов умерщвления одних добрых людей другими добрыми людьми.

– Это все происходит сейчас? – спросил он у невидимого первожреца.

– Да. В ту самую секунду, когда кто-то расстается жизнью, мы получаем печальную весть. А в полночь убитые возродятся в храмах Птицы, если они исконные. И милостивая Рух уничтожит их воспоминания о боли и страданиях.

– А пришлые возродятся на капище, и с памятью у них будет полный порядок.

– Именно так.

– Можно узнать, в каком городе происходит убийство?

– Для жрецов не составляет труда обратиться к Птице и узнать подробности любого умерщвления. Причем самые детальные.

Найд несколько секунд стоял в задумчивости, не обращая внимания на загорающиеся и гаснущие известия о чьей-то гибели.

– Я знаю, как вы можете превратить Скорбные Хроники в Летопись Гнева. И вам эта идея очень понравится!

Ростислав Андреевич Носкин не любил дешевые вещи. Он люто ненавидел запах экономии, цвет безденежья и вкус бедности. Поэтому в его руке очутилась не какая-то там дешевка, а увесистые настольные часы в глыбе кварца с золотыми прожилками. Ростислав метнул ее через стол в паренька, сидящего напротив. Попал – зашиб бы, но паренек резво уклонился, и часы врезались в панорамное окно кабинета Носкина. Стекло выдержало, не вывалилось, но покрылось сеточкой мелких трещин.

Паренек, оглянувшись и увидев трещины, резко побледнел. Еще один участник этой сцены, высокая рыжеволосая женщина в деловом костюме, сидевшая закинув ногу на ногу в другом кресле перед Носкиным, глядя на попытку убийства и глазом не моргнула. Будь ее воля, она сама бы пристукнула Бориса, возглавлявшего IT-департамент компании Nextlife. Ведь из-за его халатности предприятие лишилось примерно тридцати процентов запланированного дохода. Что-что, а деньги она считать умела, недаром она работала вице-президентом по финансам.

– Как ты мог ЭТО проглядеть?! – Носкин не орал. Он выдавливал каждое слово с максимальным презрением.

– Причем тут я? – пискнул Борис. – У нас все было под контролем. Это просто сбой…

– Сбой?! Сбой, твою мать?! Сбой – это когда дома свет гаснет! Ненадолго! А это не сбой, Боренька, это убытки! – Ростислав Андреевич развернулся к молчавшей до этого момента женщине: – Сколько мы потеряем?

– Много. Очень много. Аналитики еще просчитывают, но там цифра с девятью нулями точно вырисовывается.

– Слышал? У тебя в подчинении полторы тысячи человек, и это только штатные сотрудники. Плюс в десять раз больше внештатных! И вся эта кодла вовремя не могла отследить, что в игре что-то пошло наперекосяк?!

Носкин сходил с ума от злости не на пустом месте. У Четырехземья, как у проекта с громадным бюджетом, был план развития на десять лет вперед. Согласно ему, на первом этапе игроки «запускались» только в четыре Стихийных локации, которые были разделены между собой труднопроходимой границей под названием Пелена. В этих глобальных искусственных «песочницах» игроки раскачивались, входили во вкус и нагуливали жирок. На втором этапе Пелена должна была исчезнуть, обновляя игровой процесс и предоставляя участникам новые возможности для развития.

Такая стратегия тонко рассчитана психологами. Для постоянного поддержания интереса к игре у человека имелись пределы, за которые можно вырваться. Эти границы возможного должны были исчезать поэтапно. Сначала спала бы Пелена, потом геймеры должны получить постоянный доступ на Плато Равновесия, а на третьем этапе им бы покорилась Тронная Гора, расположенная в самом центре Четырехземья.

Но четко выстроенные планы были разрушены в один момент, в ту самую секунду, когда рухнула Пелена между Фальдоррой и Бореей. С какой радости это случилось, главный айтишник объяснить не мог. Поэтому Боря бледнел, блеял и старательно уворачивался от швыряемых в него тяжелых предметов.

– Это один из искинов зачем-то изменил игровой сценарий, – в сотый раз попытался оправдаться Борис. – Это не было ошибкой, это…

Договорить Носкин ему не дал.

– Ты сейчас мне хочешь сказать, что искины что хотят, то и творят? Завтра они решат, что мы им вообще не нужны, устроят революцию и все наши доходы начнут в благотворительный фонд перечислять?

Боря глупо хихикнул.

– Да вы что, это невозможно…

– Невозможно? Ты мне сколько раз говорил, что искины не могут выходить за четко определенные рамки? А они вышли!

– Мои люди сейчас работают над тем, чтобы понять, какой искусственный интеллект и зачем это сделал.

– Не на то время тратишь! Сначала надо тушить пожар, а потом уже выяснять, откуда он взялся. Сейчас же восстановите границы между Бореей и Фальдоррой. Сценаристы должны будут придумать логичное объяснение для игроков. Через два… нет, через час мне доложишь, что все улажено, понял?

На Бориса было жалко смотреть, он отлично понимал, что за отведенное время такую работу не проделать. Но сказать об этом Носкину – значит погибнуть смертью храбрых, но глупых на месте. Лучше уж прожить хотя бы часок, а потом попробовать отбрехаться. Айтишник открыл было рот, чтобы пообещать выполнить невыполнимое, но дверь в кабинет открылась и в нее проскользнул секретарь.

– Ростислав Андреевич…

– Я же просил не дергать меня! – дурное настроение Носкина обратилось на секретаря. – У нас очень важное дело!

Девушка испуганно захлопала ресницами.

– Но там тоже важное…

Носкин зарычал, но сотрудницу выслушал, и уже через минуту садился в личный квадрокоптер на крыше бизнес-центра, на ходу подгоняя водителя и разрешая ему нарушать все мыслимые и немыслимые правила воздушного движения.

Машина приземлилась возле белого купола клиники экстренной нейрохирургии. Двигатели, подвывая, еще только останавливались, а Носкин катился по коридорам неудержимым цунами, не отвечая на вопросы врачей и отмахиваясь от медсестер. Свой забег он завершил только в палате, где на кровати под прозрачным куполом лежала болезненного вида девушка. Его дочь.

Лицо Милены скрывалось под фасетчатой маской, делающей ее похожей на сказочную спящую стрекозу. Левая рука была облеплена проводами и датчиками, а рядом с кроватью разместилась стойка с многочисленными медицинскими мониторами. Носкин бросил на них взгляд – ни один индикатор не мерцал красным и не взывал о помощи. По-другому и быть не могло. Ростислав Андреевич по дороге в клинику сделал пару звонков. Если бы жизни дочери хоть что-нибудь угрожало, вокруг нее сейчас бы вился весь больничный персонал. А так рядом находился всего лишь один врач.

– Добрый день! – шагнул он навстречу Носкину. – Быстро же вы прибыли.

– Как она? – Ростиславу Андреевичу было не до сантиментов.

– Ну да, – смутился врач. – Состояние стабилизировалось, и мы планируем…

– Что произошло? Кто это сделал?

Доктор смутился еще больше.

– В общем-то, она сама.

– Как сама?! – навис Ростислав над врачом.

– Так. Ваша дочь использовала незадокументированные функции капсулы для виртуального погружения. И как итог, – врач развел руками, – микротравмы мозга. Но не переживайте, как я уже сказал, состояние больной стабильно и никаких угроз ее жизни нет.

– Тогда зачем все это, – Носкин махнул рукой на оборудование, окружающее Милену.

– Для контроля. Мы наблюдаем за малейшими изменениями в ее организме. Травмированный мозг может преподнести сюрпризы.