Так и рос наш паренёк.

Рос ни низок, ни высок,

ни широк, ни "хил" в плечах,

не могуч, но и не чахл.

В общем, рос парнишка в меру.

Октябрёнком, пионером.

В меру боек, говорлив,

только чуточку ленив.

Был он в школе середняк:

длинный ряд годков учёбы,

знаний дебри и чащобы,

проходил он кое–как.

Не давал себя в обиду,

(не бежал реветь домой),

в школу шёл примерный с виду,

а из школы – бог ты мой!

Деревенские привычки!

Драл девчонок за косички.

Дрог до зуб–на–зуб на речке.

Спал зимой на русской печке.

Грязь месил дубелой пяткой,

воробьёв пугал рогаткой,

лёд сосулек грыз в капель,

нараспашку шёл в метель.

Не считалось за слабинку

с кошкой, псом дружить в обнимку, —

засыпал, и вместе ел.

И ни разу не болел.

И не помнит, был ли грустным.

Говорил по–русски вкусно,

чуть врастяжку, чуть на "а", —

по наследству речь дана:

бабкин тон и склад всей речи,

хоть теперь уж та на печи,

а когда–то ведь была -

(божий дар натуры русской?) —

нет ли дел, иль есть дела,

по порядку вдоль села -

ля–ля–ля, да ла–ла–ла,

белой лебедью плыла,

иль катила чуть впритруску…

Время шло, малыш подрос,

и конечно, встал вопрос:

кем же быть? Ну хоть, к примеру,

может, станет инженером,

иль останется в селе?

В общем, близко ли, далече,

что он будет, человече,

дальше делать на земле?

Плыл над миром звон Победы!…

И… горьки её последы.

Заслонили свет стеною,

и заходит сердце, ноет.

Где–то жизнь кипит во–всю.

Где–то…

В рост пошёл…овсюг.

Хлеб в полях теснит и глушит.

В быт пророс и тронул души, —

цепче глаз, вольней загляд,

руки–спины не болят…

Тяжко было в том краю.

Люди жили "как в раю".

Побросав под плуг картошку,

уходили в лес с лукошком,

(потихонечку, "задами").

Жили ягодой, грибами.

Пусть лимон иль апельсин

сладко мучает грузин;

где–то пусть из–за наград

люд сажает виноград;

ну их, сласти там, урюки…

То ли дело – руки–в–брюки! —

(раструдись, а всё впустую,

выгребают подчистую…)

А придёт пора картошки -

городские под гармошку,

(иной раз под духовой!),

всковыряют, и – долой.

В общем, "вольная житуха".

Да пришла на них поруха:

молодые подрастают,

кончат школу, и – растают…

Вот и наш меньшой Никита -

ну к чему тут волокита! —

десять классов в десять лет,

а потом сказал: "Привет!"-

и прошёлся руки–в–боки:

что ему теперь уроки,

он себе хозяин сам,

не какой–нибудь пацан,

и пришла ему пора

подаваться со двора.

Начинается земля,

как известно, от Кремля.

Счёт ли годам, счёт ли вёрстам,

каждый шаг народа свёрстан,

отпечатан, сброшюрован

и, где надо, прошнурован.

Север, запад, юг, восток -

это звёзд кремлёвских ток,

и для каждой части света

шлёт лучи страна Советов.

До границ востока, юга

здесь зимой гуляет вьюга,

а до Северной Земли

трассы южные легли.

На полях кому что надо,

от пшениц до винограда.

В недрах матушки–земли

толщи кладов залегли.

На основе братских уз

образован был союз:

прелесть юга, зной пустынь,

синь тайги и тундры стынь.

А всему здесь голова

и была и есть – Москва.

Эх, Москва! – всему начало.

Ты по–разному встречала:

на руках одних качала,

величала и венчала;

от иных – одни мочала.

Но у всех мечта теплится

побывать в родной столице.

Там–то вот, в начале света,

и решил пытать совета,

и решил искать ответа

наперёд как надо жить, —

(как о хлебе не тужить,

решета не зная, сита) —

деревенский наш Никита.

Как ни прячься, ни тяни,

наступают эти дни,

дни тоски и дни тревог, —

внук шагает за порог.

Хороша, легка дорога

из деревни в города.

Возвращается немного,

всё туда, туда, туда.

И чего так люди рвутся?

На асфальт с дворовой лужи?

Чтоб одеться и обуться,

подтянув живот потуже?

Теснота – милей простора,

грохот – лучше тишины…

Гарь машинного затора

пахнет слаще бузины?

Непонятно, непонятно.

Век живи, и век учись.

Вот к каким "родимым пятнам"

поворачивает жизнь.

Мыслей, дум, сомнений схватки…

Дед всю злость срывал на бабке,

распалялся старый псих.

Ну потом кой–как затих.

Посчитал в уме, прикинул,

казначея–бабку сдвинул

чуть в сторонку, – та кряхтит,

мол, в тряпице не ахти.

Что ж, работал не по найму

всю войну, после войны.

Облигаций всяких займов,

коль оклеить, вполстены.

Были святы те бумажки:

то – война, а то – на ГЭС.

Труд великий, горький, тяжкий…

Ну а тут попутал бес,

дед на всё махнул рукою:

эх ты, с жизнею такою! —

надо внука провожать,

надо парня обряжать.

Сгрёб бумажки, и – на трассу,

что в районный центр, в сберкассу…

Сразу всё проверил, чохом.

"Н-да, – сказал себе со вздохом. —

Тут сбор–касса, а не кон.

Деньги к деньгам, – то закон.

Хм, взять на чём хотел барыш, —

на–ка, старый, тебе шиш!

Рот раскрыл, что кот на сало…"

На душе покойней стало,

усмехнулся не грустя:

"Ишь, куда завёл пустяк!"

Игрока прошёл угар.

Свёл овечек на базар,

всё что надо закупили

и Никиту обрядили.