Все смотрят на нас.

– Ну? Почему это ты делаешь мою работу? – зло спрашивает Фелисия.

Я краснею. На моем лице в эту минуту можно печь зефир.

– Я не…

– Кристал послала меня за ней, – Фелисия встряхивает рубашку цвета шартрез так сильно, что та чуть не падает с вешалки. – Возвращаюсь, а ты уже обо всем позаботилась. Это я должна была одевать Тайлера Лэнса.

Мечты о подружке с Ютьюба, видимо, в прошлом.

– Да я даже не поняла, как это получилось.

Эмили выходит на сцену. Я отхожу от Тайлера и плетусь к камере.

Тогда он говорит:

– Успокойтесь. Я попросил Лэси переодеть меня.

Эмили переводит взгляд с меня на Тайлера.

– Ты попросил ее?

Его губы кривятся в улыбке – он кашляет в кулак, чтобы остаться серьезным.

– Да, потому что шартрез – ужасен.

Я пытаюсь сдержаться, но уголки губ ползут вверх.

– Лэси, в следующий раз дай Фелисии делать ее работу.

– Конечно.

Все заканчивается так же быстро, как началось. Фелисия с фырканьем уносится прочь. Парень из съемочной группы передвигает отражатель. Люди снова болтают. Кендалл все еще занимается Лалабель. Посылает мне сочувственную улыбку.

– Спасибо, – говорю я Тайлеру, возясь с тележкой, полной косметики. Все, чего я хочу, – уйти отсюда и, спрятавшись в гримерной, снять несколько тьюториалов. Вернуться в свою среду. К сожалению, впереди еще целый день влогинга.

– Всегда пожалуйста, – стоя передо мной, Тайлер застегивает рубашку. Так медленно, что можно умереть. Прежде чем я успеваю захлопнуть крышку пудреницы, он наклоняется и нюхает бронзер Too Faced Chocolate Soleil Bronzer, почти касаясь моих волос. – Приятный запах.

– Предположительно шоколадный, – я говорю глупости, потому что не знаю, что еще сказать.

– И мне нравится новая рубашка, – продолжает он громко. Слишком громко. Привлекая внимание Фелисии. Она стоит в углу, повторяя все, что случилось, усталому техническому редактору.

– Здорово, – мямлю я, надеясь, что он поймет намек и будет говорить тише. – Она подчеркивает твои глаза.

Это неправда, но у меня появляется чувство, что он не может жить без чужого восхищения. Как странная рок-версия феи Динь-Динь: погибнет без восхищенных взглядов.

– Эй, – мягко говорит Тайлер и, легонько коснувшись пальцем моего подбородка, заставляет меня посмотреть на него. – У меня карие глаза.

От искры, рожденной его прикосновением, взглядом, улыбкой и нашей близостью, я вздрагиваю и роняю кисточку для пудры.

– О, круто. У меня тоже, – я поднимаю кисточку и опускаю ее в дезинфицирующий раствор.

Ну да, круто. Теперь все кончено. Я дернулась от его прикосновения, и он может внести меня в список своих побед. Похоже, Тайлер не остановится, пока каждая женщина вокруг не начнет краснеть и спотыкаться как дура.

Фотограф появляется как раз вовремя. Она подскакивает к нам, толкая меня назад.

– Превосходно, дорогая, спасибо. Тайлер Лэнс! – она немелодично растягивает его имя. – Мы тебя заждались.

– Супер, – твердо говорит он и, изогнув бровь, беззвучно шепчет мне снова: – Помоги.

– Наслаждайся, – так же беззвучно отвечаю я.

Кендалл отходит в сторону – в руках косметика, на случай если капля пота разрушит ее работу. Фелисия, Джордан и я занимаемся камерами. Снимаем студию и все происходящее.

Я пытаюсь снова извиниться перед Фелисией, но она все еще избегает меня.

Я гляжу через линзу, как Тайлер подмигивает Лалабель. Модели радостно виснут на нем, пока он сидит за роялем или стоит, прислонившись к стене. Он превращается в сексапильного рокера так быстро, что им невозможно не восхититься. Если Джордан прав насчет режима Ютьюба, думаю, каждый из нас возводит стену между собой и миром. Не знаю, почему Тайлер позволил мне заглянуть за свою.

Съемка затянулась до восьми. Все разбежались, как только она закончилась, но сидеть в поезде наедине с мрачными мыслями было для меня слишком. Я осталась в гримерке – очистить несколько кисточек. Фелисия успешно избегала меня целый день. Работа во «ВТренде» должна была развить мои таланты и научить ютьюберов работать в команде, но кое-кто не позволил этому случиться. Тайлер.

Кендалл вручила мне ключ от гримерки и сказала, что я могу оставаться столько, сколько нужно. Я отправила папе СМС, что задержусь. Пребывание здесь, в моем святилище, должно помочь мне. Я стерла цветные полоски с запястья, чтобы заменить их другими – на этот раз коричневыми и черными – с помощью теней-карандаша.

Удалю остатки тональника с ручки кисточки и уйду. Дело в том, что вагон ночного поезда на Лонг-Айленд не входит в список моих любимых мест. По правде говоря, остаться здесь до ночи было не лучшим решением.

Стучат, а я думаю о жутких поездах, курсирующих в полуночной тьме. Можно ли выбрать худший момент? Дверь чуть открывается, и я с невероятным облегчением (и шоком) вижу Тайлера.

– Привет. Я думала, ты вернулся в отель.

– Вернулся. Но эта штука не смывается. Я принял душ. Дважды. Использовал пенку для умывания. Но проиграл.

Было видно, что бронзер и консилер все еще у него на коже. Неплохо смотрится, признаться.

– Тебе просто нужно средство для снятия макияжа на масляной основе, – жестом приглашаю его внутрь и указываю на стул, потом иду в кладовку за чашей с ватными дисками.

Он сидит тихо, пока я смачиваю их в жидкости. Трудно не вдыхать пьянящий свежий запах его тела (никакого одеколона, только мыло).

А потом говорит:

– Конкурс на лучшего повара.

– Что?

– Мое любимое воспоминание на День благодарения, – он пытается заглянуть мне в глаза, но я смотрю на его щеку.

– О, – единственным звуком, который я слышала за последние три часа, было мирное гудение компьютера Кендалл. Звуки и слова звучат как-то неправильно. Особенно его слова. Я не хочу еще раз пройти через это. Все кончено. Мы не снимаем видео заново. – С этим ты немного опоздал, но ничего.

Тогда он отвечает:

– Я не знал, что финал так важен для твоих видео.

– Всегда важно знать, когда что-то заканчивается.

– А может, я не хотел, чтобы это заканчивалось.

А я в эту минуту хочу одного – чтобы сердце билось тише, хотя бы как часы, но до этого далеко. Он снова лжет. Если бы действительно не хотел, остался бы в студии и продолжил разговор. Но я абсолютно уверена – это лучшее извинение, на которое он способен. Нельзя от него отмахнуться. Я промокаю одну из его щек, а потом легонько провожу по ней диском, стирая бронзер.

– Это круто. Кто выигрывал эти конкурсы?

– Я. Хотя там всегда были двое против одного. Крайне нечестно. Но я выкладывался на все сто. Даже говорил со странным британским акцентом. Думал, что стану казаться значительней.

– Как тот тип на ТВ, который кричит на обанкротившихся рестораторов?

– Ха. Он самый. Только я на этом не остановился – схватился за скалку, чтобы придать веса моим доводам.

Вообразив это, я смеюсь.

– Лучше всего у меня выходила начинка. Несколько лет назад я набил индейку яблоками, клюквой и дрожжевым хлебом. Гар… – он обрывает себя, прежде чем произнести имя брата. – Никто не мог сравниться со мной.

– Забавно. И вкусно, наверное, – очистив одну щеку, опускаю смоченный в средстве диск на вторую. – Спасибо, что рассказал.

Консилер смывается даже слишком легко. По правде говоря, я удивлена, что у Тайлера не получилось снять макияж с первого раза. Он вообще пытался?

– Я никогда еще не делала этого с парнем.

Он поднимает бровь так высоко, что ватный диск падает с лица.

– Макияж не делала, – быстро говорю я. – Парню. Кендалл пришлось работать с моделями. Это странно.

Хватит болтать, Лэси.

Его щека теплеет под моей ладонью.

– Прости, что разочаровал.

– Нет. Дело не в тебе…

– Да ладно. Наберись смелости и признай: во мне.

– Ха. Хорошо. В тебе.

– Тебе бы хотелось видеть на моем месте какого-нибудь гота с подведенными глазами. Тогда бы у тебя было больше возможностей.