— Собираешься сдать меня, Гарри?

Чувствуя, как лицо заливает густой румянец, он окинул отчаянным взглядом общую гостиную. К счастью, Рона тут не было.

— Конечно, нет, но другие… — Гарри кивком указал на стол на другом конце комнаты, за которым сидели Малфой и Гойл. Первый активно жестикулировал, пытаясь объяснить какой-то пункт из учебника, который лежал на столе между ними, но Гойл лишь вытаращивал глаза, глупо приоткрыв рот, и непонимающе моргал.

— Малфой не посмеет, — фыркнула Джинни, отбрасывая прядь волос за плечо. — Даже он не настолько глупый.

— Но всё равно… — произнёс Гарри, чувствуя, как последний жалкий аргумент умирает на его губах.

Да что с ним не так? Какой парень отказался бы поменяться с ним местами и сидеть точно так же с красивой девушкой вроде Джинни на коленях?

— Можем пойти в другое место, если хочешь. Более уединённое. — Она наклонилась вперёд и добавила шёпотом, опаляя горячим дыханием его ухо: — Можем пойти к озеру. Или в хранилище для мётел рядом с полем? Мы так давно не были вместе наедине.

Гарри сглотнул подступивший к горлу ком. Его гормоны кричали триумфальное «Да!», хотя мозг отчаянно сопротивлялся, повторяя: «Нет, нет, нет». Конечно, непристойный намёк в предложении Джинни был весьма соблазнителен. Мысли Гарри заполнили изображения — нет, воспоминания — о времени, проведённом вместе с ней в конце шестого курса. То, как Джинни смеялась, запрокидывая голову назад и подставляя шею под его губы. То, как её пальцы вцеплялись в его плечи, а ноги обвивали его талию, когда они неторопливо целовались на берегу озера.

Сейчас эти воспоминания казались такими далёкими, словно прошло гораздо больше, чем полтора года. С каждым днём Гарри было всё сложнее узнать себя в этих детских воспоминаниях.

Он сжал ладонь в кулак, вгоняя ногти в мягкую плоть, желая избавиться от навязчивых изображений, которые подкидывала память, и от реакции, которую они вызывали в теле. Было бы просто — слишком просто — поддаться этому вполне объяснимому порыву, особенно с такой красивой и податливой девушкой как Джинни. Но это было бы неправильно, напомнил Гарри себе. Это было бы нечестно по отношению к ней. Потому что существовала причина тому, что они так долго не оставались вместе наедине.

Мысль о возвращении к Джинни после окончания войны была одной из немногих, которые позволили Гарри пройти через все эти безнадёжные, одинокие ночи во время поиска крестражей. Его воображение наполнялось романтическими фантазиями о том, как он вернётся к ней, пройдёт по дороге к Норе — покрытый ранами и синяками. Она увидит его через окно кухни и выбежит навстречу, и её яркие медные волосы будут развеваться на ветру. Он упадёт в её объятия и будет принят как герой, со всеми сопутствующими клятвами в вечной любви и бесконечным повторением увлечённого и восторженного секса.

Стоит ли говорить, что реальность оказалась гораздо менее кинематографичной.

Вместо этого он оказался одним из множества разбитых и сломленных людей, которые вернулись домой. Он спал в постели покойника и пытался не обращать внимания на печальные взгляды окружающих, одновременно сдерживая собственные слёзы. Кошмары, преследовавшие Гарри во сне, будили его в холодном поту посреди ночи. Молли Уизли кружила по дому, осыпая оставшихся в живых детей таким количеством заботы и внимания, что Джинни не могла даже в туалет отлучиться так, чтобы мать об этом не узнала, не говоря уже о том, чтобы пробраться в комнату к отдалившемуся от неё парню.

Когда лето после войны подошло к концу и жизнь приняла подобие нормальности — пусть и с весьма заметным отсутствием некоторых людей — Гарри обнаружил, что прошло очень много времени с тех пор, как он в последний раз лежал в ночи с открытыми глазами, думая о Джинни. Когда его спрашивали, что он собирается делать теперь, когда Волдеморт повержен, представлявшаяся ему жизнь уже не строилась вокруг неё. Чувствуя себя виноватым, он пытался вернуть её в свои фантазии и планы, но знал, как минимум на подсознательном уровне, что вспоминал о Джинни в последнюю очередь.

Официально они так и не сошлись, и теперь, прижатый к спинке кресла и угодивший в ловушку, он как никогда ясно понимал, что не хотел, чтобы это вообще когда-либо произошло. И хотя его тело всё ещё отзывалось на её ласки так, как не отзывалось его сердце, он не мог воспользоваться девушкой в личных интересах. Он был чёртов Гарри Поттер, слишком благородный даже для себя. Обречённый умереть девственником. Дважды.

Джинни, казалось, не замечала его нерешительности, её губы всё ещё находились в каком-то дюйме от его уха, а грудь прижималась к груди Гарри, пока она целовала его шею, осторожно прикусывая кожу каждый раз, когда отстранялась. Гарри закрыл глаза, пытаясь силой воли побороть эрекцию, но член только продолжал наливаться кровью, воодушевлённый весом Джинни на коленях. Гарри тряхнул головой, его губы были плотно сжаты, не давая вырваться ни единому звуку, который мог бы обнадёжить девушку.

В конце концов, она отстранилась.

— Гарри, что-то не так?

Он приоткрыл один глаз и уставился на неё, замечая обеспокоенность и растерянность на лице Джинни. О, Мерлин, неужели ему действительно придётся это сказать? Он не хотел причинять ей боль.

— Я не могу, — выдавил он. — Мне… У меня очень много домашней работы.

— Домашней работы? — скептически уточнила она. — Ты спал, когда я пришла.

— Нет, — соврал Гарри и, положив руки ей на бёдра, в очередной раз попытался снять Джинни с себя. К счастью, в этот раз она поддалась, поднявшись на ноги перед креслом, и скрестила руки на груди, выжидательно уставившись на Гарри. — Я просто… продумывал эссе.

— Продумывал эссе? — снова переспросила Джинни, и её руки переместились на бёдра — жест, который Гарри мгновенно узнал. Она готовилась к ссоре или, как минимум, к серьёзному выговору.

— Джинни, пожалуйста, — полушёпотом попросил он, наклоняясь вперёд. — Не устраивай скандал.

Он окинул взглядом заполненную гостиную, проверяя, не смотрит ли кто-то на них. Никто не выглядел особенно заинтересованным в их разговоре, хотя Гарри и заметил нечто странное за столом для учёбы. Лицо Малфоя выражало настоящую панику, и он судорожно хватался за края мантии.

— Скандал? — повторила Джинни. — С чего бы мне устраивать скандал, Гарри? Потому что я рискую нарваться на наказание, чтобы увидеться со своим парнем, который игнорировал меня несколько месяцев, только для того, чтобы он врал мне, что у него много домашней работы? С тем самым парнем, который всю жизнь списывал домашние задания у друзей в день перед сдачей?

— Вовсе нет!

Гарри сам поморщился от того, как глупо прозвучал его ответ. Сейчас не об этом, напомнил он себе.

— И, Джинни, я не… я не твой парень. Мы же расстались, помнишь?

Её губы сжались в тонкую линию. Гарри приготовился к самой крупной ссоре в жизни, но после затянувшейся паузы услышал лишь скупое: «Понятно».

— Я не знала, что ты так к этому относишься, — добавила она через некоторое время. — В таком случае я просто свалю подальше от тебя, хорошо?

— Джинни… пожалуйста…

Он потянулся к её руке, но Джинни резко её отдёрнула.

— Не надо, Гарри. Просто… не надо.

Она развернулась на каблуках, её локоны раздражённо пружинили при каждом шаге, пока она вихрем неслась к двери. По пути она чуть не врезалась в Захарию Смита и Пэнси Паркинсон, но те вовремя отскочили в сторону, посылая ей в спину приглушённые ругательства и неприличные жесты.

Гарри тяжело провалился в кресло, уставившись на свой пах. Несмотря ни на что, его член оставался раздражающе твёрдым.

— Ненавижу тебя, — мрачно признался Гарри.

Он не заметил, как на противоположной стороне гостиной Драко Малфой торопливо пробормотал какое-то оправдание, пообещав друзьям, что они продолжат разбирать материал завтра, после чего направился напрямую к спальням мальчиков с красным от стыда лицом и заметной выпуклостью в брюках чуть пониже живота.