Эмма Михайловна перемерила несколько платьев, но, вспомнив, что цель визита – разжалобить каменное сердце олигарха, все-таки решила идти в черном. Пусть она будет страшная – бледная, старая, плачущая вдова. У кого угодно сердце дрогнет.

– Она, – подумала телефонистка Рая Скворцова, услышав в наушниках знакомый голос, и, как всегда, ей показалось, что она говорит с императрицей. Вдовствующей. В изгнании. И совершенно сумасшедшей. И дежурным голосом произнесла: – Программа «Я вернусь». Слушаю вас.

– Будьте любезны, я бы хотела поговорить с кем-нибудь из ваших ведущих… Это возможно?

– По какому вопросу? – спросила Рая, приготовившись защищаться.

– Мне представляется необходимым объяснить им кое-какие вещи, которые, видимо, ускользают от их внимания…

– Какие вещи? – стараясь быть терпеливой, спросила Рая.

– Видите ли, вчера я посмотрела вашу передачу, которая, безусловно, очень нужна, так как она помогает людям найти друг друга, и тем более обидно, что иногда, в погоне за… м-м… телевизионными эффектами, вы ставите ваших приглашенных в невозможное положение… Сегодня, например, эпизод с девушкой и этим господином из Югославии показался мне…

«Ну, сейчас будет цирк», – подумала Рая и перемигнулась с соседкой из кабины слева: вот, мол, мне опять досталось мое чудо в перьях.

Рая Скворцова работала в программе второй год. Каждый день с утра до позднего вечера объявленный в эфире номер осаждали сотни абонентов. Искали потерянных родственников, друзей, любимых, однополчан, однокашников, соседей по квартире и случайных попутчиков. Искали в России, в ближнем зарубежье, в Прибалтике, в Западной Европе, в Америке, иногда даже в Африке. Раиса аккуратно записывала имена, фамилии, даты, географические названия и особые приметы и заносила в компьютер.

Но бывало и так, что звонили сумасшедшие, которые никого не теряли и не терялись и сами не знали, чего хотят. Говорить с такими надо было вежливо, но решительно, чтобы не было повода для жалоб или скандала.

Сумасшедшая «императрица» относилась к последним. Прошлый раз она возмущалась тем, что обидели мальчика, разыскивающего отца: сняли папашу в кругу его новой семьи – с новой женой и новым мальчиком. Папаша почесывал обтянутый майкой пивной живот, довольно улыбался и слегка отрыгивал после плотного обеда. «А че, живем нормально… Ты, это, давай, приезжай…» И равнодушно улыбался. А десятилетний мальчик в студии, плотно сжав губы чтобы не дрожали, – смотрел на папашу и все понимал.

– Разве можно подвергать неокрепшую психику ребенка таким испытаниям? Неужели нельзя было посмотреть сюжет заранее и должным образом оценить его? – наивно вопрошала негодующая «императрица».

В этот раз ей не понравился сюжет с югославом и девушкой.

– Сцена показалась мне оскорбительной для достоинства молодой женщины, к тому же матери, – заявила она.

Раиса, может, и понимала, что «императрица» права и что редакторы чего-то недосмотрели. Но до конца рабочего дня оставалось полтора часа, а дома ее ждал голодный муж, и неизвестно еще, трезвый или нет. Да и не ее это дело – решать, какие сюжеты показывать, а какие – нет. К тому же, Рая Скворцова прекрасно знала, что никакие ведущие разговаривать с абоненткой не станут – даже если она действительно императрица – и задача ее состояла в том, чтобы как можно дольше держать удар, пока абонент сам не устанет от собственных претензий.

«Императрица» же, Елизавета Константиновна Данилова-Вильдо, высказав Раисе Скворцовой все, что думает по поводу последней передачи, положила трубку, раскрыла лежащий на столике новый номер газеты «Фигаро» и принялась разгадывать труднейший кроссворд на французском языке….

Эмма Михайловна уже второй час сидела у Гришаковых, пила чай, который подавала горничная в накрахмаленном передничке, и уплетала пирожные с невероятно вкусной начинкой – то ли малиновой, то ли смородиновой. И умирала от желания спросить, когда же появится хозяйка дома и появится ли вообще и те ли это самые пирожные, которые они с Лёнчиком часто видели в Смоленском гастрономе по сто шестьдесят рублей за штуку или какие-нибудь другие. «Не понимаю – что такого может быть в этих пирожных, что стоило бы таких денег?» – спрашивала она каждый раз, показывая на них мужу, но тот только раздражался и спешил поскорее уйти.

Сам Гришаков пирожных не ел – у него было такое выражение лица, будто у него болят зубы, – и Эмма Михайловна, чувствуя себя немного не в своей тарелке, все время одергивала Джумку, которая, сидя у нее на руке, слизывала с ее ладони кусочки ягодного суфле. «Фу, Джумка, хватит! У тебя опять будет расстройство!» Джумка вытягивала шейку, дрожала и тонко поскуливала от нетерпения.

Наконец появилась супруга Александра Борисовича и предложила Эмме Михайловне осмотреть апартаменты.

– С удовольствием! Я никогда не видела, как живут олигархи, – слащаво улыбнулась Эмма Михайловна, поднимаясь из-за стола, и тут же вспомнила, что каждый раз, когда она употребляла это слово, Лёнчик сердился и принимался объяснять ей его значение, которое она никак не могла запомнить.

«Это – столовая, это – бильярдная… Вот Сашин кабинет… Там кухня…» – комментировала хозяйка, водя ее по трехсотметровой квартире. Эмма Михайловна кивала с напускной снисходительностью, с жадным любопытством разглядывая мебель, ковры и дорогие безделушки, и чтобы хоть как-то компенсировать собственный комплекс неполноценности, все время порывалась с видом знатока дать какой-нибудь совет – куда передвинуть диван или какого цвета ковер лучше бы смотрелся под этой люстрой, – но никак не получалось: супруга советами не интересовалась и только в самом конце экскурсии, когда они вышли на огромную застекленную лоджию, спросила: «У вас случайно нет хорошего фитодизайнера? Мне хочется устроить здесь зимний сад!»

Когда Эмма Михайловна отправилась в один из трех имевшихся в квартире туалетов, Ирина Гришакова подошла к мужу и положила руку ему на плечо.

– Бедный ты мой! Замучила она тебя?

Гришаков поднял на нее усталые глаза и быстро проговорил:

– Ирка, что делать? Она просится на работу ко мне в офис. Придумай что-нибудь!

– Дай ей денег, и дело с концом.

– Ты что! Неудобно!

– Удобно-удобно! По-твоему, она зачем пришла?

– Ты думаешь?.. Тссс! Тихо, ради Бога! Она идет!

Через десять минут Эмма Михайловна выходила из гришаковской квартиры, унося с собой пухлый конверт, в который она, не утерпев, заглянула прямо в лифте.

Второго октября около семи вечера жители двух панельных пятиэтажек на окраине подмосковного поселка Новозыбково с интересом наблюдали за приездом следственной бригады. Весь поселок уже знал, что двумя часами раньше на заросшем лопухами пустыре в сотне метров от жилых домов случайный прохожий наткнулся на труп молодого мужчины лет двадцати семи- двадцати восьми. Прибывший на место преступления судебный медик констатировал смерть от двух проникающих ножевых ранений в область сердца. Мужчина был одет в джинсы, наглухо застегнутую темно-синюю ветровку, под которой, несмотря на довольно холодную погоду, не было ничего, кроме футболки с надписью «Hugo Boss», и черную бейсболку, съехавшую набок при падении. Впередних карманах джинсов обнаружили аккуратно сложенный полиэтиленовый пакет, сто пятьдесят рублей с мелочью и грязный носовой платок, а в правом заднем – небольшой клочок газетной бумаги с номером телефона какой-то Марины. И никаких документов. После всех необходимых в таких случаях формальностей тело было отправлено в морг областной больницы, а оперативные сотрудники занялись поисками обладательницы телефонного номера.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.