– Маршалу известно о том, что большая часть мануфактуры в темноте? – не отставал я.

– Капитан, вы испытываете мое терпение. Я не указываю вам, как охотиться на людей в Мороке. Думаю, едва ли вам стоит сомневаться в моем управлении мануфактурой. Стоит ли мне объяснять вам то, как расположение лун вызывает нежелательную интерференцию? Возможно, в будущем у вас найдется время, вы получите ученую степень в области лунаризма, и тогда мы сможем сравнить наши подходы. А до тех пор я не вижу смысла отчитываться перед вами. Немногие из живущих дали Дортмарку столько, сколько дала я.

Она ткнула пальцем в пустую глазницу.

– Уж поверьте мне, я понимаю, как важно снабжать Машину.

Но меня авторитетом не задавить.

– Ваша милость, я не сомневаюсь в вашей самоотверженности. Но на Двенадцатой станции все работает вполовину мощности, фоса не хватает – а на мануфактуре пусто. Отчего станции на голодном пайке, когда в Валенграде избыток?

– Да, Эзабет рассказывала то же самое, – хмурясь, выговорила княгиня. – Это нужно расследовать.

Явился клерк с толстым гроссбухом.

– У нас работала «талант» по имени Лесси? – спросила княгиня.

– Да, ваша милость. По-видимому, она перевелась на мануфактуру в Леннисграде.

Княгиня кивнула, клерк исчез.

– Сколько «талантов» покинуло вас в прошлом году?

– Как вы сказали сами, закон велит «талантам» работать на мануфактурах. Нужно питать Машину, а она прожорлива. Но людям трудно глядеть каждый день на расколотое небо, слышать вой и стоны Морока. Тяжело слышать и видеть знаки своей смертности и слабости, знать, что так близко те, кто жаждут уничтожить нас. «Таланты» часто переводятся на другие мануфактуры.

– Лесси не перевелась, – заметил я. – Она пошла прямо в Морок. Все свое знание она забрала с собой в могилу. Но я хочу знать, как завербовали ее и мужа. Если в городе есть «невеста», я хочу видеть ее голову на колу. Если в городе есть «среброязыкий», я хочу видеть его болтающимся на Хеклгэйт. Если враги добираются до ваших «талантов», значит, гниль забралась слишком далеко.

Повисло тяжелое мрачное молчание. Я ни в чем не обвинял княгиню – но было ясно, к чему клоню. Она медленно вдохнула, затем ее черты смягчились.

– Капитан, я проведу расследование. Я защищаю границу, как и вы. Я понимаю, какую цену мы заплатим за победу драджей.

Она вызывающе посмотрела на меня. Я промолчал. Эроно дралась с драджами десять лет, водила свою знаменитую Синюю бригаду глубоко в Морок, истребляя вражеские отряды, не позволяя устроить форпосты и закрепиться. Но однажды бригада попала в засаду и погибла, а Эроно взяли в плен. Ее пытали, искалечили ногу и вырвали глаз. Историю ее бегства до сих пор пересказывают в тавернах.

– …Ваша милость, благодарю вас, – наконец сказал я. – Я оставлю адрес вашему клерку. Если вы что-либо узнаете, пожалуйста, сообщите мне.

Я встал, подошел к двери, открыл ее, обернулся и спросил:

– Да, кстати, Глек Малдон в свое время служил в Синей бригаде?

– Глек Малдон был хорошим человеком и отличным спиннером, – сказала княгиня. – Насколько мне известно, вы были друзьями.

– Были какие-нибудь новости о нем с тех пор, как он убежал из Мод?

– Увы, если бы. Когда спиннер теряет разум – это всегда трагедия. В особенности с талантом Глека. К сожалению, он всегда любил крайности.

Что да, то да. Любил. Я поклонился и повернулся.

– Капитан? Мне всегда было любопытно, отчего вы не возвращаетесь в армию. Маршал Венцер с радостью даст вам звание. Отчего вы влачите жалкую жизнь среди грязи и отбросов, охотясь за преступниками?

Я не обернулся к ней, но застыл в дверях. А что тут ответишь?

– Ваша милость, доброй ночи.

Станнард сопроводил меня до выхода, а когда клерк вручил мне меч, заметил:

– Если надумаешь прийти сюда еще раз и донимать княгиню, мой тебе совет: передумай. У нее и так хватает врагов в Мороке.

Старая коренастая сволочь вздумала мне вежливо пригрозить. Я ему лениво улыбнулся. Такие кривые ухмылки доводят до белого каления тех, у кого проблемы с воображением.

– Я как озабоченный порядком и законностью гражданин исполняю свой долг, – поведал я.

– Может, не стоит быть таким уж озабоченным? Мы, ветераны, очень заботимся о нашей княгине. Если ты станешь совать нос и пачкать, мы с тобой поговорим по душам. Понял, старина?

Обычно я не трачу слов на кретинов. Не стал и на этот раз.

Спустя три часа после рассвета я направился в Уиллоуз – фальшивое место, полное фальшивых людей. До того я посетил цирюльника, придал себе видимость респектабельности и лишь потом решился пересечь ров, отделяющий простонародный Валенград от квартала, содержащего постоянно меняющееся стадо валенградской знати. Бульвары Уиллоуз шириной в три с лишком кареты, везде чистенько, никаких бродячих свиней и собак. Слуга в тщательной униформе идет с тачкой и лопатой, собирает конский навоз. В Уиллоуз даже дерьмовозы выглядят элегантно.

Резиденция графов Танза – чудовищное нагромождение ненужных башенок и донельзя ухоженных розовых садов. Хрупкий с виду дворецкий проводил меня внутрь и спросил, можно ли забрать меч. Я отказался. Он прокашлялся и вопросительно посмотрел на меня. Стало ясно, что с мечом на боку я никуда не пойду. Я не вполне понимал и сам, чего добиваюсь, нанося визит графской сестре. Но ведь она мне обязана кое-чем. Я спас ей жизнь, Ненн заплатила за ее жизнь дырой в брюхе, а еще графская сестра исчезла двадцать лет назад, не сказав и слова. А я думал, что достоин хотя бы прощания. Оказалось, нет.

– Я спросил, примет ли она вас, но, похоже, она меня не услышала, – доложил дворецкий.

Похоже, у него выдался скверный денек: пятна пота у воротника, потеки у взмокших подмышек.

– Сэр, честно говоря, мне кажется, что она не совсем здорова. Быть может, вы убедите ее обратиться к врачу?

Я ожидал найти ее бледной, изможденной и, возможно, умирающей. Но сон в настоящей постели, похоже, здорово помог. В столовой за табльдотом могло усесться по две дюжины людей с каждой стороны, и даже по тридцать, если прижать локти. На стенах – портреты благородных предков в старомодных кружевных жабо, с потолка свисают узорные железные канделябры со светильниками на фосе. На высоком потолке – стеклянные панели, чтобы свободно проходил лунный свет. Эзабет сидела за столом под такой панелью и глядела на разбросанные по столу бумаги. Леди Танза была в длинном белом платье с вышитыми поблескивающими золотыми цветами, но отчего-то напялила прежние светло-синие капюшон и маску-наметку. За бумагами – остатки обильного завтрака, кости и корки.

– Леди, мне очень приятно найти вас в добром здравии, – выговорил я, стараясь не казаться обиженным. – Когда вы исчезли, я сильно встревожился.

Эзабет глянула на меня, потерла кулаком глаза. Рука была искалечена: не хватало четвертого и пятого пальцев. Похоже, давнее увечье. Странно, что я не заметил его по дороге в Валенград. Интересно, что к этой руке тяжело присматриваться, она словно не в фокусе.

– Да, само собой, – подтвердила Эзабет и снова уткнулась взглядом в бумаги.

Я заметил среди них таблицы движения лун, причем часть таблиц была на страницах, выдранных из книг. На листах бумаги – математические формулы, графики и диаграммы. Но их смысл вряд ли доступен тому, кто лишь мельком пробежался по лунаризму в университетском курсе.

Я подождал. Быть может, она скажет мне хоть что-нибудь еще? Ну хотя бы поблагодарит за спасение жизни. Или заметит, что раз мы уже не в смертельной опасности, можно и поговорить.

Она молчала, словно забыла о моем существовании.

– Разрешите мне принести свои благодарности за то, что вы сделали на Двенадцатой станции, – сам не понимая зачем, выпалил я.

– Я сделала глупость, – сухо произнесла леди Танза, не глядя на меня.

– Вы спасли нас!

– Сомневаюсь, что коммандер разделил бы ваши восторги, – сказала она, затем выпрямилась и резко отодвинула бумаги.