– Ещё раз поздравляю, юная леди, – прикладывается губами к моей руке, плавно переводя взгляд на застывшего истуканом отца.
– Спешу откланяться, Владимир Александрович. Был рад приглашению. Понимаете сами, дела, – отпускает мою ладонь, так и застывшую в воздухе, томно произнося, прожигая взглядом насквозь, глядя в глаза, – мой подарок не настолько масштабен, но, думаю, Вы легко найдёте его в груде других, распознав и без наличия карточки.
Напрягаюсь сильнее, ощущая охватывающую всё тело дурноту. Едва ли не пошатываясь, стою, отдавая этому последние силы. Не свожу глаз с удаляющейся фигуры, следующей к дорогому чёрному авто, припаркованному поблизости. Лишь на секунду перевожу внимание на статного блондина в классическом костюме, на короткий миг пересекаясь с его взглядом, выслужливым и надменно ухмыляющимся мне в ответ. Непроизвольно морщусь, наблюдая за тем, как он, продолжая скалиться, распахивает пассажирскую дверь при приближении хозяина.
Отворачиваюсь в сторону, уводя глаза. Ухожу в зал, едва выдержав отрезок времени, соответствующий допустимым нормам приличия. Стараюсь держаться спокойно. Не выказывая своего рвения вернуться назад. Устремляюсь к куче подарков, сложенных аккуратной стопкой на двух свободных столах. Перебираю цветные коробки, перевязанные аккуратными бантиками. Наскоро просматриваю карточки, подписанные красивым курсивом. Отбрасываю в сторону ненужное, устало потирая глаза. Света недостаточно, моргание ламп бьёт по сетчатке, заставляя периодически жмуриться.
Натыкаюсь на несколько неопознанных коробочек, разительно отличающихся по внешнему виду. Откладываю в сторону громоздкую ярко-розовую, пестрящую своей вульгарностью. Замираю, взирая на две небольшие, не имеющие прикрепленных карточек: золотая, переливающаяся в свете софитов, меняющих в тембр музыки свой цвет и белая, перевязанная алым бантиком.
Открываю поочередно, натяжно хмурясь над увиденным. В первой на мягком бархате лежит подвеска, мерцающая отблесками сотен разноцветных искр, присущих огранке чистейшего бриллианта. Во второй – идентичное по размеру, выполненное то ли в серебре, то ли в белом золоте подобие буквы "Л".
"Легко распознать без наличия карточки!" – пульсирует заезженной фразой в висках. Фыркаю тихо. Какой из них от него? Да и почему, чёрт возьми, это настолько меня волнует? Не могу объяснить. А коленки предательски начинают дрожать, словно в предвкушении чего-то плохого.
Вытаскиваю камень, закрепленный на бархатной подушке, замечая на дне вдвое сложенный мягкий листок. Просматриваю, отстраняя от себя по глади стола. Приковывая взгляд к странной букве или символу, не находящему отклика или распознавания в мыслях. Что это? Знак? Иероглиф? Ни с чем не сравнимо… Искаженное написание буквы, словно прототипом его выбраны плоскогубцы. Выкованные из сверкающего металла и обтесанные со всех сторон. Странный и непонятный подарок, нисколько не радующий глаз. Кулон, закрепленный на короткой цепочке аналогичного цвета, навскидку по своей длине едва не обтягивающей шею. Хмурюсь. Больше смахивает на удавку или короткую шлейку. Напрягаюсь, крутя безделушку в руках. Что она значит? Имеет ли вообще вложенный смысл? Кто б подсказал…
Укладываю в коробку, отодвигая в сторонку к груде многочисленных подарков, так и не поняв замысел подарка. Наверное, я не настолько эрудированна, чтоб прочесть послание, вложенное между строк… Быть может, его и нет вовсе, и вся эта гнетущая напряженность лишь плод моей бурно разыгравшейся фантазии?
Вздрагиваю от прикосновения рук, скрепляющихся вокруг моей талии. И медленно выдыхаю, почувствовав знакомый запах.
– Рассматриваешь подарки? – отзывается тихо, задевая губами оголённой кожи на плече.
– Павел Давыдович обещал удивить своим выбором в этом году, – произношу, натягивая на своих губах лучшую из своих улыбок. Пытаясь забыть мандраж, прокатившийся по телу ещё доли секунд назад. Вру не краснея, зная, что он не видит моего взгляда.
– Давай уйдём отсюда, – отвечает, запечатлевая на теле ещё один поцелуй. – Сбежим ото всех и скроемся подальше от лишних глаз.
– Вань, я устала, – сухо отзываюсь, съёживаясь под его прикосновениями. Ощущая холодный озноб каждой клеточкой тела. Отчего-то хочется скинуть с себя его руки, натыкаясь на навязчивые мысли о том, что до меня они могли так же обнимать кого-то другого… Хмурюсь, опуская уголки губ. Как абсолютно незнакомому человеку удалось, чёрт возьми, в одночасье зафиксировать в моём сознании эту мысль, не приходившую ранее? Я была уверена в том, кого выбираю в мужья? Нет! Я ему верила! Его глазам. Не искала подвоха. Не думала о том, с кем он был в те дни, когда мы не вместе… Почему? Ваня не давал повода? Или я просто не хотела их замечать… А этот дьявольский тембр, уверенный и надменный, заставил смотреть на то, чего я вовсе не хочу видеть. И это разъедает меня изнутри…
– Бросаешь меня одного? – разворачивает к себе, недовольно ухмыляясь.
Опускаю взгляд, высвобождаясь из рук.
– Отчего ж одного? В компании близких друзей и подруг, – ершусь в ответ, чувствуя нарастающую внутри злость на всю ситуацию в целом. Не хочу его ревновать, а веду себя как истеричка, видящая повод для скандала там, где его нет. Мне надо успокоиться… Надо остыть. Переосмыслить. Подумать. Ухожу в сторону, не слыша тех слов, что он сквозь грохочущие в висках басы музыки бросает мне вслед. Иду к отцу, заботливо вызвавшему водителя, не оборачиваясь к жениху. Чувствуя себя разбитой. Опустошенной. Взволнованной и … будто чего-то ожидающей. Словно это не конец долгого вечера и всех моих неприятностей, а ещё лишь их самое начало.
Глава 2
Со дня моего дня рождения совсем незаметно промелькнула неделя. Жизнь планомерно вернулась к привычному ритму. Дом. Учёба. Театр… Суета, царившая вокруг меня в течение последних недель, рассеялась сама по себе. Устрашающие ожидания неизбежности сгинули, уступив в душе место смирению. От меня не ожидали невозможного и, казалось, вовсе не напрягали излишним вниманием.
Полное затишье… Ваня всё чаще появлялся в доме родителей, принимающих его с долей теплоты и открытости. Я всё больше удивлялась отцу, ведущему себя в эти моменты вполне естественно и свободно. Не сверля, по привычке, рентгеновским взглядом моего избранника, а спокойно беседуя с ним на отвлеченные темы. Мама закармливала Ваню пирожками собственного приготовления и потчевала историями из моего детства, подкрепляя рассказы многочисленными несуразными фото, вгонявшими меня в краску.
И вроде бы всё хорошо. Отчасти хочется сплюнуть через левое плечо, боясь саму себя сглазить… А сердце отчего-то стучит в нервном ритме, предчувствуя, не веря, что буря после затишья стабильности минует, не заставив себя ждать. Всё слишком гладко. Идеально. Не естественно. И от этого хочется взвыть… То ли я слишком мнительна, то ли… не могу поверить в то, что достойна тихого счастья. Или моё внутреннее состояние зависит от того, что я не чувствую и доли этого радостного отклика в своей душе?
Брожу по бесчисленным магазинам торгового центра, пытаясь скоротать свободное время. Кривлюсь своему отражению в зеркальных витринах. Если хоть немного быть честной с самой собой, просто не желаю раньше положенного возвращаться в эту тихую гавань, напрягающую спокойствием и показным уютом. Словно каждый из трёх близких мне людей пытается ежеминутно выставить напоказ свои лучшие качества, смиренно принимая друг друга и не выражая истинного восприятия, дабы не обидеть или не задеть им меня. Натянуто улыбаюсь им в этот момент, ощущая себя маленьким ребенком, пред которым разыгрывают дешевый спектакль. Сказку, в которой все вокруг счастливы…
Хмурюсь от странности своего восприятия. Я знаю на себе отношения, преобладающие в закулисье, и они отнюдь не схожи с разыгрываемой перед зрителями картинкой. Утопия слишком зыбка, несопоставима с действительностью. Она рушится одним неловким движением или вскользь брошенным словом. Этого ли я жду? Объяснения действий? Выяснения правил непонятой мною игры?
