– Ты не возражаешь, если я приду к тебе в большой дом, когда они уедут? – спросил он, и я почувствовала, что мой желудок падает к моим ногам.

Боже мой, я вмешиваюсь не в свои дела. Они здесь собираются заняться семейными делами, а я была здесь лишняя.

Я тяжело сглотнула. – Да, конечно, – я еле-еле выдавила из себя эти слова.

Я бросилась к двери, быстро перебирая ногами, чтобы поскорей выбраться отсюда.

– Рада была познакомиться, – крикнула Марла.

Я быстро, не оборачиваясь, сказала: «Да».

Но я не остановилась. Я не могла, потому что, если я сделала бы это, эта идеальная женщина с ее милым ребенком увидела бы меня сломленной, и за все лето впервые я не хотела быть Эв. Я хотела быть Эверли Вудс. Жесткая как гвозди. Не плакса. Не дерьмовая Эверли. Потому что Эв была слишком заботливая.

– Эв, – окликнул меня Коул.

Я остановилась посреди двора Коула, спиной к нему, мой рот был закрыт, а в нем была сухость. Горечь. Вот какая она была на вкус. Я не могла смотреть на него, так что я не повернулась.

– Я буду через некоторое время, хорошо? – Его голос зазвучал издалека.

Мое горло болело. Я кивнула, но мне не хватило смелости, чтобы повернуться.

И тогда я побежала. Я бежала так быстро, как только могла через расстояние, которое отделяло дома, а потом прямо в дом, и вверх по лестнице в свою комнату, благодарная Джо и Мисси, что уехали на ночь, облегчив тем самым то, что не обязана отвечать на их вопросы.

Я ходила по комнате. Почему Коул так странно говорил? О чем они собирались поговорить? Почему он попросил меня уйти?

Я хотела взять трубку и позвонить Маме Лу. Хотела спросить, что я должна сделать. Если я должна была что-то делать. Мне хотелось плакать и сказать ей, как сильно я люблю Коула. Как одиноко мне было бы, если бы он вернулся к Марле. Только я не могла заставить себя поднять трубку. Я не могла заставить себя быть настолько эмоционально уязвимой. Я уже открылась этим летом Коулу, и посмотрите, что со мной стало. Я уже собираюсь получить мое сердце, разбитое вдребезги. Так что я сделала то, что я делала много раз в своей жизни. Я порылась в моей сумке на дне шкафа, пока не нашла рубашку, которая всегда приносила мне утешение, когда ничто другое не могло облегчить мои страдания, даже фото мамы Коула.

Я надела старую подлатанную рубашку на свою майку, застегивая ее и закатывая рукава до локтей. Я уставилась на нее, изучая заплатки и пробегаясь руками по швам, молясь, чтобы этот потертый кусок ткани, который был старше меня, утешил меня так же, как она делала всю мою жизнь.

Я залезла под простыни и накрылась с головой, лежа в темноте, слишком много вопросов было в моей голове. Слишком много боли в моем сердце.

Прошел только час, как я попросил Эв уйти домой, но для меня это казалось вечностью. Я видел ее лицо. Я знаю, что она беспокоилась о нас, но не было абсолютно ничего, о чем надо бы волноваться, и мне нужно ей это объяснить. Поэтому я поспешил к Джо, позволил себе войти в дом и подняться в ее комнату. Я тихо постучал в ее комнату, но никто не ответил, поэтому я аккуратно открыл дверь, чтобы не напугать ее.

В комнате была кромешная темнота, но я все же смог разглядеть силуэт большого комка посреди кровати. Я подошел к ней и сел, но не смог разглядеть ее лица. Она накрылась полностью вся с головой.

Я повернул к ней небольшую прикроватную лампу и мягко прошептал: “Малыш”.

Я стянул с нее одеяло, открыв спутанные волосы и румяные щеки. Мне хотелось поцеловать эти красные щечки. А также пробежаться рукой по ее запутанным волосам. И я хотел это делать всю свою оставшуюся жизнь. Никто так не задурманивал голову как она. Ни одна женщина не переворачивала мой мир вверх тормашками.

- Просыпайся, милая, - я попытался снова. Я пробежался пальцем по брови, а потом вниз по щеке, перед тем как поцеловать ее лоб.

Она медленно открыла глаза, щурясь от света лампы. - Коул? – она сонно прохрипела.

Глядя на нее, я спросил: - Почему ты уснула? Я же сказал, что скоро приду.

Она закусила губу и посмотрела в сторону. - Я не была уверена, что ты действительно придешь.

- Малыш… – начал я.

Но она села в кровати, ближе к изголовью и дальше от меня, одеяло упало, но вся ее защита окружила ее. Мне не нравилось такое, поэтому я наклонился, чтобы вытащить ее и притянуть обратно ближе к себе.

- Подожди, - потребовала она, выставляя руки вперед.

Я откинулся на спинку кровати, готовый выслушать о том, что я отправил ее домой. Я бы позволил ей это, а потом объяснил, о чем мы говорили с Марлой. Что она любит Остина, и я люблю его. И что я буду видеться с Греем как его дядя. И я надеюсь, что смогу убедить Остина, чтобы он тащил свою задницу обратно домой и занялся своими обязанностями.

Я не хотел отсылать Эв обратно, но было бы нечестно по отношению к Марле решать свои проблемы перед Эв.

Я взял ее руку и поднес к своим губам. Я хотел заверить ее. Только на полпути я заметил ее рубашку, которую она носила. Она была старая. Настолько изношена, что практически стала белого цвета в некоторых местах. Но где она не была вытертая, она была синяя в белую клетку. Но остановил меня не цвет и даже не возраст этой рубашки. Нет, а заплатки на локтях. Чертовы джинсовые заплатки.

Кровь зашумела у меня в ушах как вой сирены. Я уверен, что Эверли что-то говорила, ведь я видел ее шевелящиеся губы, но ничего не слышал. Я мог быть только сосредоточен на тех заплатках.

И тогда воспоминания напали на меня, как крошечные пули из пулемета, вырываясь быстро и яростно. Каждая из них наталкивала меня на осознание.

- Мы берегли то, что у нас было. Мы знали, что не было ничего, что невожно было бы исправить. Не совсем. Все можно исправить даже чем-то вроде объятия или дружбы. Или простой джинсовой заплаткой.

Твою мать. Сколько раз Джо рассказывал мне эту историю о заплатках? Нет. Нет. Нет. Не может такое произойти. Этого просто не могло быть. Это, должно быть, какое-то чертовое совпадение.

Мой разговор в сарае с Джо, когда мне было так больно говорить о Грее, пронзил мое сознание.

-У меня был ребенок, понимаешь? Она ушла, Коул. У меня даже не было возможности вернуть ее в свою жизнь.

Он говорил об Эв? Почему он сказал, что она умерла? Может быть, Джо не понимал, что Эв была его?

Я подумал о Джо и Эв, их коричневые головы, запрокинутые в смехе, их улыбки были так похожи. И чертовы сверкающие голубые глаза так схожи.

Я подумал о том, как быстро они полюбили друг друга. Как он лебезил перед Эв. Как он защищал ее. Как он рассказывал ей истории о маме и папе. О том, что он относился к ней, как своей дочери.

О, нет. Он, должно быть, знает. Он обманывал всех нас, и собирается разрушить все.

Я сделал глубокий, успокаивающий вдох. Может, я поторопил события. Может быть, Джо дал ей свою рубашку, но мое чутье говорит обратное.

Я схватил Эв за руки и притянул ближе к себе. Она вздрогнула и отшатнулась, поэтому я схватил ее сильнее.

- Где ты взяла эту рубашку? – Я задал вопрос.

- Коул, что случилось? – Она выглядела напуганной, но и я тоже. Я был потрясен до глубины души.

Я тряс ее со всей своей яростью, такой напуганный тем, что могу потерять ее, что сходил с ума от этого. – Где ты взяла эту чертову рубашку, Эв? – Я прокричал.

Она вздрогнула. - Пожалуйста, ты делаешь мне больно. – Она посмотрела на мои руки, которые стискивали ее плечи, и я тут же ослабил хватку.

Ее испуганное лицо разрывало меня на части, поэтому я отпустил ее и обратно откинулся на спинку кровати, держа руки на коленях, потому что не был готов снова притронуться к ней. Хотя кровь по-прежнему стучала в ушах как барабан, и хотелось кричать, но я все же смягчил свой тон.

- Пожалуйста, Эв, – я прошептал. – Скажи мне, откуда взялась эта рубашка.

Я, наверное, звучал как чертовски неуравновешенный человек.