Но страха не было…

А вот сейчас… Под пристальным взглядом черных глаз… Меншиков склонил голову:

— Прости, государь. Я все сделаю, что ты прикажешь.

— Экспонаты в Кабинет натуралий скоро прибудут. Все разместишь.

— Слушаюсь.

— И если действительно есть какая-то опасность для жителей — предотвратишь. Ты, в конце концов, для этого в город губернаторствовать поставлен. А не для того, чтоб царю советы непрошенные давать. Или деньги казенные разворовывать…

— Петр Алексеевич! — с обидой в голосе протянул Меншиков, поняв вдруг, что гроза его опять миновала.

Когда царь и придворные покинули дворец генерал-губернатора — Петр по каким-то своим соображениям предпочитал устраивать приемы именно здесь — Меншиков кликнул денщика:

— Степаныч. Прохора позови!

— А кто это? — удивился слуга.

— О, брат! — Меншиков с наслаждением стащил с головы пышный напудренный парик и отшвырнул его сторону. — Это наш нынешний истопник, бывший каторжник. Он возьмет на себя задачи по обеспечению безопасности столицы. И отряд ему надо подобрать…

Упорно звонил телефон. Старцев посмотрел на номер — как кстати. На ловца и зверь бежит.

— Добрый день, мастер Лисатти.

— Добрый день, Егор Иванович, — было слышно, как улыбается маг. — Как ваша девушка?

— Спасибо, хорошо. Это действительно оказался глубокий транс.

— Хорошо, — ответил мягкий, бархатистый голос, и мастер стал прощаться.

— Я вот хотел у вас спросить… — вдруг Старцев понял, где он видел небольшие ракушки, которые сегодня бросились ему в глаза в комнате погибшей. — Ракушки, с помощью которых вы совершали ритуал… Забыл, как они называются…

— Каори. Ракушки каори.

— Точно! — неизвестно чему обрадовался Егор Иванович, — они могут лежать — просто так — на книжной полке у женщины, которая не имеет отношения к магии Вуду?

— Вряд ли. А у кого вы их видели?

— Женщина погибла. Мы были у нее дома. Там я видел ракушки, похожие на ваши.

— Егор Иванович… Я чувствую, что мы могли бы помочь друг другу, если бы поговорили об этом деле поподробнее. Вы бы согласились приехать ко мне на чай?

— Да, конечно. Только сейчас мне трудно сказать когда — дела, служба, — сами понимаете. Я вам позвоню, хорошо?

— Я буду ждать Вас.

Небольшой акцент, который был у вудуиста на первой их встрече, теперь совсем исчез… Что-то тут не так. Надо подготовиться к встрече и пробить этого старика. Хоттабыча. Старцев уже набирал номер Ирмы — как бы ему не хотелось обращаться к ней, но собрать данные на африканца дело не шуточное, и ему нужны были ее связи…

Мастер Лиссати положил мобильный в резную деревянную шкатулочку. Конечно, он был современным, образованным человеком, но все-таки у каждой вещи должно быть свое, особое место. Пусть звонки будут с хорошими вестями и от добрых людей… Сделав глоток ароматного темного отвара он открыл другую шкатулку и достал фотографию.

На ней перед зданием университета стояла тоненькая девушка, в свободном светлом плаще. Накинутый на плечи платок, кудри, слегка рыжеватые, стянуты сзади в пучок. Девушка улыбается светло и искренне, теплый ветерок играет слегка выбившейся прядью медных волос, — впереди вся жизнь, полная надежд…

Эта фотография — все, что осталось от Ати. Своего внука он отправил в далекую Россию, в надежде на то, что там он женится, обживется, и будет далеко от беды… Не получилось. Он не сберег ни сына, ни внука. Не смог. При всем своем опыте, при всей своей силе — он ничего, ничего не смог сделать…

— Немедленно уходите отсюда! — услышал Старцев, когда еще поднимался по знакомым ступеням.

Привычно раскланялся с фигурой алеутского шамана, застывшего в позе ритуального танца — он искренне считал его живым — и даже немного опасался — в чем, разумеется, никому ни за что бы не признался.

Ему показалось — или шаман на самом деле вздохнул с облегчением, когда увидел Старцева — и чуть повел глазами в сторону «Кабинета натуралий» — как любил называть свое детище Петр I.

— Немедленно уходите отсюда! — уже кричали громче и истеричнее.

Видимо, скандал в «Кабинете натуралий» разгорался не на шутку.

— Вы пьяны, — кричала молодая дама, не обращая внимания на посетителей.

«Новая формация начальства, — оценил Старцев, — кто такая, почему не знаю?»

Начальница была свежая, подтянутая, в светлом костюме с иголочки. Личико изображало брезгливую гримасу, словно она, бедная, все не могла понять, какая нелегкая занесла ее на эти галеры…

«Странно…, — оглянулся вокруг Егор Иванович, — посетители никак не реагируют на скандал. Стоят, уставившись на витрины, как завороженные. Даже дети не шушукаются, не хихикают».

— Егор Иванович! — кинулась к нему, как к спасителю, самая пожилая и уважаемая из сотрудниц, присматривающих за залами музея. — Я вам хотела звонить!

— Добрый день, Александра Ильинична. Я так смотрю, пора уже…

— Нам только собутыльника не хватало! — всплеснула руками начальница. — Давайте-ка, любезные, идите отсюда! А то я охрану вызову.

— Что-то мне все это напоминает сцену из «Бриллиантовой руки», — печально проговорил Старцев, принципиально обращаясь только к Александре Ильиничне. — Ну что же, давайте еще добавим сходства.

И он достал красную гербовую книжечку.

— Начальник Особого отдела охраны музеев при Президенте Российской Федерации. Где у вас можно поговорить спокойно?

— Егор Иванович, — шептала ему по дороге в кабинет старая и проверенная сотрудница. — Я прихожу по утрам — а формалином пахнет. И брызги на полу…

— Пить надо меньше! — отрезала начальница, которая этот нервный шепот все-таки услышала — и Александра Ильинична смущенно замолкала — такой грех за нею, действительно, водился.

— Я молюсь за упокой души этих младенцев. Я не знаю, как это делать правильно — но молюсь… — едва слышно выдохнула она на ухо Старцеву, когда они входили в кабинет.

— Проходите, присаживайтесь, — обратилась начальница к Старцеву.

— Спасибо, — широко улыбнулся Егор Иванович — но сначала усадил старейшую сотрудницу.

С удовольствием посмотрел на ее начальницу.

— Давайте разбираться… — проговорил он. — Как давно в музее неспокойно и почему нас не известили?

— У нас все хорошо.

— Вы посетителей видели? Все столпились в одном зале и не шевелятся. Не разговаривают… Куда уж спокойнее!

— Вот только не надо в государственном музее «Секретные материалы» устраивать! — зашипела молодая дама.

— Вас же уведомляли при приеме на работу, что обо всех странностях необходимо извещать наш отдел, — Старцев говорил практически нежно, как с ребенком, которого нужно уговорить садиться на горшок. — О том, что вы должны рассуждать — необходимо это или нет — в ваши должностные обязанности ведь не входит? И вообще…

Он хотел продолжить свою патетически-воспитательно-гневную речь… Но вдруг осекся.

Чувство опасности — а оно было у него весьма и весьма развито — вдруг буквально завизжало:

— Беги. Беги отсюда!!

Старцев привык доверять этому чувству как никому и ничему другому. С того самого момента, как он поменял сытую и безопасную жизнь маменькиного сынка на армию — был в его жизни такой период, бастовал он так. Все пытался себя найти. И попал в Афганистан. Вот там-то он впервые и узнал о том, что в нем есть этот дар — внутреннее чутье на опасность. И что этому чутью надо верить как никому.

Немедленно поднялся со стула — получилось резко. Потом понял, что на него удивленно уставилась начальница и обеспокоено — Александра Ильинична. Пришлось как-то выходить из беседы:

— Так что примите мой совет, уважаемая…

— Яна Борисовна, — прервала его девица.

— Хорошо, Яна Борисовна. Если вы хотите работать в этой сфере — то научитесь звонить нам. И слушать опытных людей.

И он кивнул на Александру Ильиничну.