Эльза отвернулась, провела пальцем по влажной дорожке на стекле. Вот, значит, как. Оборотень-компаньон может оказаться непохожим на плюшевого мишку.

Эльза, крадучись, направилась к комнате Бруна. Тихонько толкнула дверь, и та открылась нараспашку. Оборотень спал на огромной кровати, раскинув руки, широкие ладони свешивались с краев. Она слышала тихое дыхание, чувствовала, как равномерно бьется большое сильное сердце, разгоняя по телу горячую кровь. Обострившимся зрением она видела даже вены на его запястье. Эльза глубоко вдохнула, втянув звериный запах, и вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь.

– Просыпайся, медвежонок!

Высокий голос Эльзы вошел в его ушную раковину словно сверло дрели.

– Солнышко встало, утро настало!

Брун повернулся на спину, поморгал, разлепляя глаза. Эльза раздвинула шторы, но солнца, вопреки ее обещаниям, не было видно за серой хмарью. Зато аккуратная круглая попа в бежевых шортах выглядела очень симпатично.

– Открывай глазки, мишка!

– Ты что, пьяная? – хрипло спросил он.

– Может быть, – задумалась Эльза. Она села на его кровать, скрестив ноги по-турецки: ногти выкрашены алым лаком, пятки розовые, как у котенка. – Мне теперь почти не нужен сон, так что я пила вино и думала. Скажи, ты не обиделся, что я тебе отказала? Дело не в том, что ты оборотень. Хотя раньше я только с людьми… но не потому, что у меня какие-то предрассудки, нет.

Брун повернулся на бок, страдальчески зажмурился.

– У меня в принципе мало опыта такого рода. Ну, ты понимаешь. Я решила озвучить, что не считаю тебя человеком второго сорта.

– Спасибо, – буркнул он.

– Хотя ты очень волосатый, – заметила она. – Волосатые плечи – это уже перебор. Я могу посоветовать тебе отличный крем для депиляции…

– Ты кофе сделала?

– Сейчас. – Кровать отпружинила под ее весом. – Я решила сделать, когда ты встанешь, чтобы кофе не успел остыть.

Эльза скрылась за дверью, и Брун тихо застонал. Неужели ему придется терпеть ее трескотню всю зиму?

В ванной он едва смог найти пену для бритья среди батареи разномастных баночек, оккупировавших единственную полку под зеркалом, и это тоже не улучшило его настроение. После душа он надел майку и штаны, прошлепал босиком на кухню. Эльза поставила перед ним дымящуюся чашку, тарелку с омлетом.

– Вот. Я приготовила завтрак. Пришлось погуглить рецепт, но я справилась. Я хочу сказать, что благодарна тебе. Мне правда некуда было пойти. Спасибо.

Она уселась напротив. На фоне окна ее волосы отдавали рыжиной, как у лисы.

– Ты гуглила омлет?

– У нас дома есть повар. – Она пожала худенькими плечами.

– Понятно. – Кофе оказался таким, как он любил, и это несколько примирило его с жизнью. – Почему сама не ешь?

– Нет аппетита, после укуса я даже похудела на три килограмма. Так что в этой ситуации есть свои плюсы.

Она что, хвастается?

– Ты очень худая.

– Ну, знаешь, это ты слишком толстый, – возмутилась Эльза.

– Это мышцы!

Эльза скептически на него посмотрела, задержав взгляд в районе живота, и Брун добавил:

– К тому же медведи всегда набирают вес перед зимой.

– Сколько ты весишь?

Эльза – в шортах и белой майке, с волосами, забранными в задорный хвост на макушке, – выглядела совсем юной. Она на третьем курсе, значит, ей лет девятнадцать-двадцать. Десять лет разницы – и целая жизнь. А весит она примерно втрое меньше, чем он. Вот только озвучивать это почему-то не хотелось.

– Давай немного помолчим, – невежливо предложил Брун, зацепив вилкой кусок омлета. Эльза открыла рот и захлопнула. Вот и умница.

Омлет оказался пересоленным.

На парковке Эльза забежала вперед и легко справилась с заедающей дверкой. Усевшись в огромный «Тахо» демонстративно отвернулась к окну, поджав губы. Что интересного она там увидела? Дома, плотно прижатые друг к другу, словно в попытке согреться? Выщербленный асфальт? Брун почувствовал легкий укол вины. Девчонке и так непросто, а тут он – чуткий и внимательный, как медведь.

– Куда тебя подбросить? – спросил он.

Эльза отвернулась сильнее. Еще немного, и шею себе свернет.

– Эльза, с утра я не в духе. И чем дальше зима, тем хуже, – покаялся Брун. – Теперь я проснулся, взбодрился и готов тебя выслушать.

– Знаешь, так даже лучше, – фыркнула она. – Раз ты ведешь себя грубо, то и я не буду с тобой милой!

– Ты была милой? – искренне удивился Брун. – Так куда тебе?

– В смысле – куда? – огрызнулась Эльза. – Куда ты – туда и я.

– Подожди, – нахмурился Брун. – Похоже, нам и вправду надо обсудить наше деловое партнерство. Ты что же, собираешься приклеиться ко мне, как банный лист?

– А ты думал, я сидела всю ночь в твоей халупе, увешанной коврами, в качестве благотворительности? Теперь твоя очередь мне помогать.

– И что конкретно ты хочешь? – Он выехал на улицу, включил дворники, едва поспевающие смахивать мокрую снежную кашу.

– Чтобы ты не дал мне сорваться. – Эльза снова отвернулась к окну.

– Давай определим степень твоего голода, – задумался Брун. – Как сильно тебе хочется вцепиться мне в глотку?

– Тебе – вообще не хочется, – отрезала она. – Ты собираешься что-нибудь делать со своими волосами? Они у тебя только что на веках не растут. Порядочному вампиру и укусить-то некуда. Как представлю – полный рот волос, – она скривилась и сунула два пальца в рот.

– То есть ты все-таки это представляешь, – заметил он. – Мечтаешь и смакуешь детали… Ладно, и как я пойму, что ты собираешься кого-нибудь продырявить?

– Несложно догадаться, – пожала плечами Эльза. – У меня учащается дыхание, начинают выпирать клыки…

– Ты же не думаешь, что я стану ловить каждый твой вздох? Давай придумаем стоп-слово. Что-нибудь нейтральное.

– Гортензия, – предложила Эльза. – У нас во дворе самые шикарные гортензии во всем Центральном круге. Они даже сейчас цветут в оранжерее.

– Сразу нет. Скорее всего, я забуду это слово уже через пять минут, и когда ты его скажешь, не пойму, чего ты хочешь.

– Прости, я забыла, что мозг оборотня плохо усваивает информацию.

– Нормально он все усваивает, – огрызнулся Брун. – Хочешь сложное слово – пусть будет осциллограф.

Эльза замолчала, сосредоточенно перебирая губами, и Брун удовлетворенно хмыкнул.

– Нет, осциллограф слишком заумно, – признала Эльза.

– Давай просто – красный. Цвет опасности и крови, которой обливается мое сердце, когда я думаю, во что ввязался.

– Не жалуйся. Я же тебя разбудила. Причем без особых проблем. Красный! – воскликнула вдруг Эльза, и Брун резко затормозил на зеленый сигнал светофора. Сзади возмущенно засигналили.

– Проверка, – сказала она. – Ты должен был схватить меня за руку.

Брун тихо зарычал и нажал на газ.

– Лобзик, – буркнул он. – Запомнишь?

– Дурацкое слово.

– Не такое дурацкое, как гортензии. А что с твоими родителями? – спросил он. – Почему они не могут держать тебя за ручки?

– Они меня боятся, – помрачнела Эльза. – Они прикрутили на дверь спальни шпингалет и читают брошюрки на тему «Как пережить потерю ребенка». Похоже, я так сильно изменилась после укуса, что перестала быть их дочерью.

– Фигово, – оценил Брун. – А ты на самом деле изменилась?

– Пожалуй, – задумалась Эльза. – Раньше я была веселее, общительней.

– Серьезно? Еще общительнее? Выходит, мне повезло не застать тебя на пике формы.

Эльза криво улыбнулась.

– Когда друзья узнали про укус, то почти все отвалились. А некоторые, наоборот, пытались сблизиться и даже будто завидовали. Моя лучшая подруга просила ее укусить.

– Она бы не стала вампиром. Только альфа может инициировать.

– Я в курсе. Но у нее бзик на упырях. Анализ определил, что она в двадцати процентах счастливчиков, – Эльза дважды загнула пальцы, заключая слово в кавычки, – которые могут обратиться. Ну, знаешь, без аллергии на вампирские слюни. Она каждый месяц ходит сдавать кровь в пункты переливания. И она постоянно выносила мне мозг, что я должна испить ее крови… В общем, с ней мы поругались.