…Пока я, пережидая попеременно накатывающие волны жара и холода одевалась, Лумумба, оторвав красный лепесток, пел:
Лети под музыку рок, под стук железных дорог,
Лети под музыку джаз, лети и помни всех нас,
И вместе с пением птиц, едва достигнув границ,
Скажи, что с той стороны никто не хочет войны…
— Зачем нас гоняли на кладбище? — спросила я, завязывая шнурки на кроссовках. — Если мертвяк вернулся в город, зачем…
— Цветик — штука неразумная, — ответил Лумумба, следя за лепестком. — Учуяв моё желание найти мертвеца, он просто шел по следу… Не переживай, — сказал он уже на ходу. — Осталось недолго.
Мы нашли его в канаве — так или иначе, мертвяк обрел упокоение. Дождь намыл на него ила, нанес веток, прелых листьев и размокшей травы, так что уже трудно было узнать в этой куче мусора мертвого человека. Маленькие звездочки разрыв-травы усыпали могилу, придавая ей вид обыкновенного холма.
Лумумба, прикрыв глаза, простер руки над его последним пристанищем. А потом удовлетворенно кивнул.
— Ну, вот я тебя и нашел, — сказал он ласково. — Теперь ты всё мне расскажешь.
Глава 16
Иван
И тут я увидел Бел-Горюч камень. Он был совершенно не похож на другие сейды: камень Алатырь сверкал, как маленькое солнце. От него исходили вполне ощутимые волны света и тепла, а на макушке рос молодой ясень, корни которого, оплетая трещины, уходили в землю.
Подступив к самому камню, я положил на него руки — не знаю почему, просто очень захотелось это сделать. Когда отнял, на ладонях остались светящиеся золотые следы, а на камне, напротив, отпечатались мои ладони.
— Ну, видишь, Кукса? Принял камень нашего Спасителя, — довольно проворчал Илюха.
— Принял? — переспросил я.
— Если б ты ему не понравился, камень бы тебя сжег. И пепла бы не осталось, — пояснил нойда и жизнерадостно улыбнулся.
— А предупредить? — я разозлился. В самом деле: а если б я чертову камню не понравился?
— Дак обошлось же, чего зря базарить? — похлопал меня по голому плечу Илюха и обратился к нойде: — Кукса, найди ему барахло. Не гоже новому Привратнику голым гузном отсвечивать, — и снова повернулся ко мне: — Идем, Спаситель, народ ждет.
«Народ» ждал у большого костра посреди стойбища. Что характерно: раньше, когда мы бродили здесь с Куксой, я никого не видел.
Было их человек двадцать — и мужчин и женщин, старых и молодых. Некоторые разглядывали меня недоверчиво, как неожиданную диковину, другие — дружелюбно, третьи — с затаенной надеждой. Женщины обрадовались иголкам, а один из мужчин, молодой парень по имени Миха, с дредами и в джинсах, прижал к сердцу ампулу. Объяснил, что это — новые штаммы Пыльцы, специально заказанные через нашу бабку из Бразилии, и теперь можно вывести гибрид, устойчивый к повышенной влажности…
По поведению нойд, по их взглядам, по намекам, бросаемым Авторитетом, я понимал: что-то им от меня надо, но не мог понять что. А они не говорили. После трапезы — все как один, пристально наблюдали, как я глодаю кусок сушеного оленьего мяса.
— Спасибо за гостеприимство, — подсев к авторитету, я поплотнее закутался в толстовку с капюшоном, только чуть траченную на локтях и по вороту.
На тыльной стороне ладони Мурманского была вытатуирована половинка солнечного круга с бегущим внутри оленем и надписью «Север». На пальцах, коротких и покрытых седым волосом, тоже что-то синело, но слишком мелкое, не разобрать. Дальше, до закатанного по локоть рукава тельника, была женщина, ноги которой оплетала змея.
— А тебе уважуха за грев, — Илюха вновь улыбнулся и похлопал меня по плечу. — Наш ботаник твоему хабару больше всех рад. Что-то он там химичит, я не в теме, но Зоне с этого прибыток капает. Так что всё путем.
— Но сами вы не употребляете.
— А у нас своей дури хватает, — Илюха постучал себя пальцем по лбу. — Когда камень убивает, он же делает тебя сильнее. Ты это очень скоро поймешь.
— Вообще-то… Я к вам по делу.
— Ну ясен пень, не с зайцами в футбол играть. Спокуха хрящ, болото наше. Поживешь, осмотришься…
— Да не могу я у вас тут жить! Мне назад, на тот берег как можно быстрей надо.
Глаза Илюхи, похожие на два прозрачных голубых буравчика, вдруг сощурились.
— А… как же камень?
— Да к черту ваш камень! — я вскочил. — Я о вашем Алатыре в первый раз слышу, а вы заладили…
— Но Камень тебя принял, — к нам подошла женщина. Лицо её, тёмное и обветренное, было будто высечено из твердого, как гранит, куска дерева. — И тебя впустила Зона — это верный знак. Ты принимал подарки, ел нашу пищу и не обеспамятел. Ты — Привратник.
— Кто-кто?
— Таможня, — охотно пояснил Илюха. — Между Тем светом и Этим. Сечешь? Чтобы обмен шел беспрепятственно, нужен на воротах человечек с понятием. Зона без грева загнется, а воля не получит рыжевья. Так что привыкай, Ванюха.
— Князь Игорь! — до меня только дошло. — Он был вашим человечком, то есть, Привратником. А теперь он мертв и вы думаете, что я его заменю, — я горько рассмеялся. — Но вы опоздали. Князем стал воевода Сварог, а ему на зону начхать.
— Привратнику не обязательно быть князем, — сказала женщина с твердым лицом, которую все звали Наст. — Это так, приятный бонус. Таможенником стать может кто угодно, хоть кладбищенский сторож. Что, по правде говоря, было бы даже удобней.
— Ага. Тело закопал, а душу сюда, на поселение…
Я засмеялся, думая, что они оценят: хорошая ведь шутка вышла! Но почему-то никто даже не улыбнулся. Все смотрели строго и выжидающе, только Кукса, тяжко вздохнув, покачал головой. Осекшись, я по очереди заглянул в глаза Илюхе, Наст, Михе… Нет, они точно не смеялись.
— То есть… Вы серьезно насчет души.
— А ты думал, мы тут так просто сидим, для собственного удовольствия, — наконец хмыкнул Миха. Затем взял прутик, растопырил пальцы и вонзил его себе в ладонь. Прутик прошел насквозь, не оставив никакого следа, не говоря уже о крови.
Сев на бревно, заменяющее лавку, я обхватил голову руками. Спаси и помилуй, Твоё Макароннейшее святейшество! Так они реально все до единого мертвые. Но… Как они тогда здесь живут? Выращивают оленей, растят детей… Я вспомнил ребятишек, играющих возле большого костра. Вечно им бегать в рубашонках, с соплями до пояса. Никогда они уже не вырастут, пусть земля им будет пухом…
— Но я же вас трогал! — я поднял глаза на Илюху. — Вы не призраки, не духи бестелесные!
— Я ж тебе талдычу: камень Алатырь дает силу. Благодаря ему мы здесь и живем.
— Ты ел нашу еду, тебя принял камень, а это значит, теперь ты наш. Нет тебе дороги назад, — вставила Наст.
— Нечего меня раньше времени хоронить, — буркнул я, уставившись в землю. А затем вскинулся: — Игорь жил в Мангазее! Он даже в Москву ездил…
— Коли в Закон войдешь — и тебя отпустит. Алатырь камень добрый, с понятием. А Мангазея? Город специально построили на границе миров, для пущего удобства, — сказал Илюха. — Так что, Ванюха-Спаситель, быть тебе таможенником.
— Но я не могу! Я не хочу жить в Мангазее, у меня другие дела. И… Я ведь из-за Ольги пришел! — я вновь вскочил. — Через два дня жену Игоря казнят. Сварог думает, что это она князя убила. Нас с учителем вызвали расследовать, правда ли это. Вот я и пришел к вам, чтобы расспросить князя, потому что Кукса сказал, что он где-то здесь. Я сыщик, понимаете? Мне бы только со свидетелем поговорить и — сразу назад. На тот берег.
— Тут мы тебе помочь ничем не можем, уж извини, — ласково улыбнулся Илюха.
— А я у вас помощи и не прошу, — удивился я. Я вам просто объяснить пытаюсь, почему остаться не могу. Я же Завесу — в любой момент… — а Муромский всё смотрел на меня, и продолжал улыбаться. Добро так, с пониманием. — Что, не верите?
