– Кто этот незнакомый господин?
– Не знаю, – ответил её спутник; – но его присутствие не должно нас стеснять: он не понимает по-английски.
– Но он смахивает на англичанина.
– Сомневаюсь, – засмеялся господин в очках. – Его платье – совсем не английского покроя, чемодан – немецкий и путеводитель – тоже.
– Он мне неприятен. Нам следовало бы ехать в первом классе.
– Это, душа моя, не спасло бы нас от его присутствия. У него тоже билет первого класса, и он поместился здесь только потому, что видел, что я курю.
– Ах, это твое курение!..
Разговор прервался и господин в синих очках бросил ещё раз испытующий взгляд на соседа, который не обращал ни на что внимания и был весь целиком погружен в свою сигару и книгу. По временам господин в очках поглядывал в обе стороны на мелькавшие пейзажи и, будто мимоходом, скользил взглядом по незнакомцу.
Господин в очках обладал красивой и стройной фигурой, был изящно и даже чересчур заботливо одет, как человек, который старается придать себе вид важной особы. Руки его действительно заключали в себе что-то аристократическое: они были белы и нежны. Во время разговора он показывал два ряда безукоризненно белых зубов. Волосы его были темны и слегка вились, но усы были совсем черные, как будто накрашенные. Глаза трудно было рассмотреть за синими стеклами очков. Несмотря на то, что говорил он, как казалось, только по-английски, его одежда была сшита по французской моде. Но молодая дама по дорожному костюму, по украшениям и по чертам лица резко напоминала англичанку. Её спутника можно было скорее принять за француза, нежели за сына Альбиона.
Довольно много станций они проехали, занимая купе только втроем. Дама устала и стала дремать – насколько это допускала качка вагона. Но в Гиссене оказался новый прилив пассажиров и в купе вошли ещё господин и дама – оба англичане. Дама, не взирая на свой довольно приличный возраст, была в длинных, завитых в виде стружек локонах, спускавшихся почти до пояса; господин – в широкополой войлочной черной шляпе, с маленькими, тощенькими усиками и с сигарою во рту, служащей воспоминанием о путешествии по материку, – воспоминанием, которое тотчас же исчезнет, как только владелец её снова ступит на родную землю.
Мужчины обменялись между собою холодно-вежливыми поклонами, но дамы, казалось, с первого же взгляда узнали друг в друге единоплеменниц и новая пассажирка, едва успев занять свое место, тотчас же начала оживленный разговор со своею молодой соседкой, которая очень этому обрадовалась, так как её супруг или просто спутник не очень баловал ее беседой.
Англичане на материке – разве этого мало для того, чтобы завязался разговор? Разве их не объединяют общие страдания и бедствия? Разве они не одинаково натерпелись горя от хозяев гостиниц, кёльнеров, извозчиков, носильщиков и проводников? И разве истый англичанин может на материке обойтись без проводника, так как он здесь говорит исключительно только на одном своем родном языке? – Из сотни может, пожалуй, только один.
Разговор – после обмена вопросов: куда и откуда, – стал вращаться около этих предметов и господин в широкополой шляпе скоро принял в нем живое участие.
Он со своею супругою, само собою разумеется, – из Лондона, назначил на поездку четыре недели; две недели уже использованы, И остающиеся две должны быть употреблены точно таким же образом, т. е. на остановки в более или менее значительных городах Германии, на то, чтобы злиться на хозяев гостиниц в частности и на весь немецкий народ в общем и чтобы затем вернуться домой с гордым сознанием, что на свете существует только одна Англия.
Молодая дама – по её рассказу – ехала с мужем из Ганновера, где они прожили целый год у друзей. Теперь они решили провести месяц во Франкфурте или, быть может, на соседних водах для того, чтобы поправить здоровье, пошатнувшееся от долгого пребывания в сыром климате.
– А где вы будете жить во Франкфурте?
Они ещё и сами не знали этого – господин в широкополой шляпе остановился было на гостинице «Город Гулль», как на очень дешевой и особенно рекомендуемой. Во всяком случае, не мешало бы наперед справиться о ценах за содержание и помещение – как он это делал всегда в случаях сомнения, – потому что немецким хозяевам класть в рот пальца нельзя.
Обе пары согласились поэтому переночевать в «Городе Гулле» и есть вместе – «потому что это обойдется дешевле». Завтра можно будет взять общего проводника, – чем сократится половина расходов, – завтрашний же день будет весь целиком занят, потому что – как гласит путеводитель – во Франкфурте много достопримечательностей и их нужно будет осмотреть непременно все без исключения, чтобы поездка не пропала даром.
Господин в синих очках принимал участия в разговоре мало. Он, по-видимому, не находил в этом особенного удовольствия. И на решение остановиться вместе в «Городе Гулле» он ответил двусмысленно, тогда как молодая дама согласилась тотчас же. Затем он откинулся в свой угол и заснул – по крайней мере он не шевелился, а синие очки не позволяли видеть, закрыты ли у него глаза.
Между тем стемнело. Остальная компания тоже устала и установившаяся тишина была нарушена только на предпоследней станции, когда кондуктор стал отбирать билеты до Франкфурта.
Господин в синих очках, казалось, спал на самом деле. Когда кондуктор, появившийся в окне, осторожно потрогал его за плечо, он, как будто испуганный, привскочил, дико осмотрелся кругом, как человек, не понимающей спросонья, зачем его потревожили, и уже после этого начал искать билет в жилетном кармане.
При этом из кармана на пол выпал клочок белой бумаги и незнакомец, сидевший прямо против господина в очках, наступил на этот клочок ногою. Затем опять наступила тишина. Господин в очках откинулся снова в свой угол, а его визави, вынул из кармана платок, уронил, будто нечаянно и поднял вместе с ним бумажку. Это была багажная квитанция.
Скоро поезд, после продолжительного свистка, остановился у платформы станции «Франкфурт». Незнакомец с маленьким чемоданчиком вышел из купе первым и поспешил к багажному вагону. Вероятно им руководили недобрые намерения, потому что время, которое протекло, пока на свет появился сундук с замеченной им ранее медной дощечкой, показалось ему вечностью и пока владелец этого сундука узнал в нем свой багаж. Но напрасно он искал во всех карманах квитанцию и напрасно клялся на языках немецком, английском и французском: – служащие без квитанции сундука не отдавали.
Незнакомец отошел немного назад, стал в тени столба – и при этом сделал открытие, что господин в синих очках прекрасно говорит не только по-немецки, но и по-французски. Он на обоих этих языках просил вскрыть его сундук и убедиться таким путем что хозяин его – он.
Наконец, появился на сцену начальник станции и предложил ему обождать до тех пор, пока не будет разобран весь остальной багаж. Если после этого его ключ подойдет к замку, то ему выдадут сундук.
Господин в очках сначала очень нетерпеливо объяснял, что ему с ближайшим поездом надобно ехать дальше, в Майнц, но начальник станции резонно заметил ему, что в таком случае следовало бы получше беречь квитанцию и что на Майнц он все равно не поспел бы, потому что скорый опоздал на полчаса, а майнцский ушел за четверть часа до его прибытия. Ему не оставалось, таким образом, иного выхода, как последовать преподанному совету. Он выждал, когда сундук действительно остался одиноким, доказал с помощью ключа свои права на него и только после всего этого получил и велел снести – один большой сундук и другой поменьше – на открытые дрожки извозчика, заранее нанятого дамою.
Тотчас же за извозчиком поехали следом крытые дрожки без багажа. К этому времени экипажи от гостиниц и даже омнибусы уже разъехались и извозчик, по требованию путешественников стал держать путь не в «Город Гулль», а в «Отель Метлейн».
Вторые дрожки следовали за первыми в двадцати шагах и остановились в некотором отдалении, когда первые подъехали к дверям отеля. Путешественник с маленьким ручным чемоданом вышел из своего экипажа, заплатил кучеру, велел ему ждать и пошел пешком в дверь того же самого отеля.
