Несколько месяцев спустя, к острову Хвар прибыло купеческое судно, но оно привезло не товар, а важную для Луткерия весть. Князь Святослав не вернулся в Киев, по слухам, он погиб на днепровских порогах. Как точно это случилось, никто не знал, но были очевидцы того, что князь, пронзённый несколькими печенежскими стрелами, упал в воды Днепра и утонул, а тело унесло течением вниз по реке. Хотя печенежский хан Куря и бахвалился позже, будто он сделал из черепа Святослава чашу и пил из неё, но это было хвастовство и лукавство. Так хан предавал себе значимости перед византийцами, которые хорошо платили ему за набеги на Русь. Как бы то не случилось, а смерть князя Святослава всё меняла, и подталкивала Луткерия к исполнению основного замысла. Вечером он прибыл в лодке на соседний островок, рядом с его островом Хвар, где на причале его встречали Драган и Вутк.

– Здрав будь, Луткерий! – приветствовал его Драган на русском языке.

– И ты будь здрав! – также на русском ответил Луткерий.

За год с небольшим, что он не был на острове, многое изменилось.

В глубине острова, вокруг поляны, стояли срубы, такие же, как делали на Руси. Все, кто жил здесь, были одеты в славянские одежды, всюду слышалась русская речь.

– Прям, как на Руси Матушке! – подметил Луткерий.

– Ты бывал на Руси? – удивлённо спросил Драган.

Луткерий не ответил, лишь выбил ногами с выходом, как плясали только русы. Затем обратился к Вутку:

– Неплохо всё поделано, словно новгородчина какая, добавить берёз да сосен, точь в точь! Прибудете на Русь и разницы не почуете!

– Хороший секач становится вепрем! – двусмысленно ответил ему Вутк.

Луткерий изучающе посмотрел на Вутка, как опытный охотник он знал, что вепрь очень опасен, и часто, чтобы утолить голод, разрывал поросят, и даже молодых свинок. Жёлтые змеиные глаза Вутка были холодными и непроницаемыми. Хорошо разбиравшийся в людях Луткерий мысленно подметил, что этот человек ни перед чем не остановится, чтобы достичь своего. Жесток до крайности, хотя в смекалке и хитрости не откажешь. Что же это к лучшему, в общем, такой и нужен. Главное, чтобы лишнего не натворил. Глядя в глаза Вутку, Луткерий спросил:

– А что Вутк, коли гнездо с птенцами попадёт на пути вепрю и будет съедено, не жаль тебе пискунов?

– Нет, не жаль, глупая птица, коль не уберегла птенцов! – поправляя на себе кабанью шкуру, ответил Вутк.

– А это что за вонючая дрянь на тебе? – морща нос, спросил Луткерий.

– Шкура кабана-секача, теперь это мой оберег, у далматского колдуна купил! – довольно ответил Вутк.

Прошли по всему острову. Осмотрев его, венецианец за обедом приказал, чтобы всё было готово к отплытию.

– Неужто пора? – с беспокойством в голосе, спросил Драган.

– Да, пора! Время пришло, смотри Драган, я на тебя надеюсь. Вутк молод и горяч, не осмотрителен, ты же мудр, удерживай его от ненужных решений. Думаю отъезд на Русь, лучший выбор для тебя, в Византии места для тебя больше нет, скорей всего, вас улумов уже ищут, чтобы отомстить за ваши деяния, а в Венеции чужаков не жалуют. Там же, среди русов, тебе открывается новая жизнь, всё зависит от того, как будет смекать твоя голова. Не переживай, Русь как Сербия! Ты вон в Византии многого добился, стал начальником тайной службы самого императора, василевс с тобой за одним столом восседал!

Драган прервал Луткерия.

– Когда нам собираться в путь?

– Через неделю в Тавриду отправляются три наших корабля, с купцами и поплывёте! Хорошенько присматривай за Вутком!

Луткерий холодно засмеялся, притопнул ногой, поднял руку, привычным жестом очертил ею круг.

6486 год по русскому календарю. Русь. Деревня Сула подле Новгорода.

Ночью разыгрался сильный ветер, жалобно воя за оконными ставами, разбудил Вераславу. Она с усилием открыла залипшие глаза, тяжело опустила ноги на белую овечью шкуру, что лежала на полу, вместо половицы. Сердце билось до боли в груди, ночная рубаха взмокла от липкого пота, спину холодило, сон не отпускал, держал, словно коршун когтями птаху. Уже неделю подряд ей снился один и тот же страшный сон, который сильно пугал её. Рядом посапывал Краснояр, её муж, его тихое дыхание немного успокоило, страх по чуточку стал уходить.

– Ты что всполошилась? – вдруг спросил он.

– А я думала, ты почеваешь? Сон мне плохой привиделся, вот уж неделю как снится, боязно мне!

– Что за сон, поведай, коль боязно?

– Снится мне, будто к нашему гусятнику, что подле озера, коршун прилетает, а перья у него окрасом рыжие-рыжие, что медь, а в клюве своём воронёнка приносит, и садит того воронёнка промеж гусят. Воронёнок тот вмиг большим оборачивается, клюв страшный, с буграми сверху и с шипами снизу. И давай этот воронёнок гусят клевать, что не клюнет, гусёнок замертво и падает, так всех и заклевал! Опосля на меня стал глядеть, клюв в кровище, жёлтый глаз светится лихим блеском, стал подбираться ко мне, тут я и пробудилась, уж дюже страшно стало. Неделю уж так! Краснояр, пусти к ведуну Дию, пусть посмотрит, чую неспроста, мне сей сон является!?

– Ну, коль так, поезжай с утра, негоже ночами не спать, изведёшься вся!

Утром Краснояр, запрягая кобылу, напутствовал жену:

– Ты шибко не гони, молочная она, Верного возьми с собой, он пёс умный, а серого почует, враз лаем спугнёт. Ну вот, готово, поезжай душа моя, там, у ведуна не мешкай, засветло в обрат, чтобы была!

– А то може вместе, дел вроде у тебя нет?

– Нет, поезжай сама, я ульи отлажу, не тревожься тут ведь недалече, дорогу то хорошо помнишь? У первого ручья, что втекает в Мшагу, и по речке до лесного озера, там избу увидишь, её издалече видать, всё, погоняй!

Пока Вераслава говорила с мужем, жеребёнок всё тыкался мордочкой ей в живот, лизал руки, норовил взять её пальцы в рот, его отгонял Верный, задорно лая на жеребёнка.

– Может оставить его, замотается ведь? – глядя, как резвится жеребёнок, спросила Вераслава.

– Пущай бежит рядышком, крепче будет, пока можно, волки ещё далече держатся, не бойсь, поезжай, засветло возвращайся.

Краснояр поцеловал жену, Вераслава пустила лошадь шагом, выехала со двора и направилась к виднеющимся за пригорком соснам. По пути на холме находилось капище, одно из самых древних в округе и одно из самых почитаемых на Руси. Ещё издали она увидала блеск серебряных шлемов на кумирах, у подножья холма темнели большие каменные требники, вокруг них суетились сизари. Она хотела, было проехать мимо, чтобы не терять время, но не удержалась и свернула к святыне, пустив лошадь на траву, приказала Верному, чтобы стерёг, сама поднялась и вошла в капище. Весь холм был утыкан сосновыми веточками в память о не вернувшихся из дальних походов воинов, обходя их осторожно, Вераслава прошла к кумиру бога Перуна, достала из сумы горсть жита и насыпала в требник.

– Храни сынов Руси синеглазой, не оставь их без своей защиты, ибо сберегают они землю свою! Слава тебе Перун! От круга до круга слава!

Постояв немного на капище, двинулась дальше. На душе было горько, никогда ещё она не видела столько поминальных ветвей, видать много полегло русичей в чужих землях, князь Святослав не один поход совершил, призывая воинов, убеждая, что ворога нужно бить на его же земле, не пускать на священную Русь.

Проехав с версту, упёрлась в ручей, впадающий в речку Мшагу, повернула направо, и узкой тропой, двинулась дальше. Как только она въехала в лес, жеребёнок перестал резвиться, прижался к кобыле и шёл смирно, позади него, бежал Верный. В бору было сумрачно, птицы после утреннего пения смолкли, лишь изредка пищали синицы, да из глубины леса слышался треск падающих сухих веток. Вераслава легко ударила кобылу под бока, чтобы быстрей проехать чащобу, тёмный лес пугал её, она никогда одна сюда не забиралась, на Мшаге места тихие, хоть и недалеко от Сулы, но сюда редко кто захаживает, издревле здесь селились люди ведающие, ищущие одиночества, дабы жить в отшели.