Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Между прочим, хотя Фихте, Гегель, Кант уже в телесном смысле не живут, но можно ретроспективно выразить сожаление, что они не были знакомы с нашею новейшею литературой о строе университетской жизни, о постановке университетского преподавания, практических занятиях и т. п.

Эта литература пояснила бы им, что они совершенно ложно и даже прямо нелепо понимали свое призвание. Если, например, Фихте или его современники воображали, что в их аудитории тысячи слушателей восприняли крещение огнем мысли и возвышенных чувств и массы мелких людей от одного этого огня их лекций, без систематических репетиций с каждым из слушателей, без повторения и совместного заучивания «пройденного» и иных «практических занятий» превращались в людей с возвышенными идеалами, широким горизонтом и высоким полетом мысли, то это только потому, что они не понимали смысла и «надлежащей постановки» университетского преподавания.

Для того чтобы сделать вообще возможным серьезное и надлежащее преподавание, Канту, Гегелю, Фихте и др. следовало ограничиваться малыми группами студентов, лучше всего человек в 20–30, и вести с ними «практические занятия».

Важнейшее значение для надлежащего усвоения курса имеют «собеседования» со студентами по выученной ими дома части курса. Это заставило бы их прилежно учиться, а недоученное заучивалось бы в аудитории путем переспрашивания и совместного повторения пройденного. Особенно успешно мог бы из названных профессоров заниматься этим Кант – человек, как известно, весьма спокойный и терпеливый. Фихте стал бы, пожалуй, нервничать, а Гегель стал бы во вред серьезному и систематическому преподаванию увлекаться течением и изложением собственных идей и несмотря на незначительное число учеников не успевал бы спрашивать каждого по всему курсу и проверять надлежащим образом, все ли выучили уроки. Но надлежащее поставление на вид со стороны начальства, в крайнем случае выговор с внесением в формулярный список, привел бы и их в норму…

Что касается русских университетов, то здесь «закон» соответствия талантливости профессора и количества (фактических) слушателей терпит, как уже указано выше, больше отклонений и нарушений, нежели в Германии.

Тем не менее и здесь соответствующая тенденция действует и осуществляется, хотя и с меньшею правильностью, с большим количеством разных отклонений. Во всяком случае проповедуемая теперь теория «надлежащей постановки» университетского преподавания дает и здесь при сопоставлении с фактами весьма своеобразные выводы, – например, что преподавание и иное влияние на студентов таких профессоров, как, например, Костомаров, Грановский, Вл. Соловьев, Менделеев, не было и не могло быть успешным, разумным и серьезным и т. п.

Очевидно, мы имеем дело с недоразумениями.

И само положение относительно переполнения университетов и аудиторий и отсутствия в них мест для вмещения наличного количества слушателей с чисто фактической стороны следует разуметь cum grano salis, а во всяком случае относить его не к фактическим слушателям, а к канцелярским спискам студентов.

В профессорских сферах русских университетов существует хроническое уныние и сетование именно по поводу обычного числа слушателей в аудиториях. Но только предметом сетования является отнюдь не переполнение, а именно ужасающая пустота аудиторий. Такого профессора, который бы жаловался на переполнение аудитории, на слишком большое число слушателей, я еще в жизни своей не встречал.

Такой беды, в частности отсутствия достаточного количества мест в аудитории, собственно говоря, у нас почти и приключиться не может. Между прочим, заметим, что по наблюдениям автора, перебывавшего в аудиториях более дюжины заграничных, по большей части крупных университетов, размер наших университетских зданий и аудиторий по большей части (если исключить некоторые большие парижские «амфитеатры») превосходит размер зданий и аудиторий заграничных университетов. Во всяком случае аудитории у нас вообще достаточно обширны. У кого бывает много слушателей, тому дается и большая аудитория. А на тот случай, что и большой аудитории мало, есть актовый зал или т. п., так что о недостатке мест для помещения всех желающих слушать лекции у нас говорить не приходится.

Зато бывают у нас (мы, конечно, говорим о мирном времени) такие злоключения: подходит преподаватель к своей аудитории на лекцию, заглядывает и со смущенным видом продолжает свое печальное шествие дальше – в библиотеку pour faire bonne mine a mauvais jeu; неловко бедному возвращаться! Положим, столь печальные происшествия бывают главным образом с лицами, попавшими на кафедру только по недоразумению, хотя и по закону, а именно по Уставу 1884 г. По этому Уставу на кафедру попадают и уважение к университетской кафедре до своего уровня понижают лица, не только никакой научной репутации не имеющие, но никогда никакой научной работы не совершившие, а подчас к таковым работам и абсолютно неспособные: по Уставу 1884 г. для доцентуры вовсе не требуется ученой степени и диссертации – одна из крупных ошибок этого Устава[8]. Значительно умножились случаи хождения в библиотеку и т. п. за полным отсутствием студентов в аудитории со времени введения «обязательных» практических занятий, так что общая картина в последнее время получается совершенно безобразная.

Но и независимо от указанных выше особых обстоятельств не слишком много, а слишком мало студентов в университетских аудиториях.

Как бы то ни было, из разных отмеченных выше недоразумений, парадоксов и противоречий можно и должно вывести заключение, что вопрос о существующих недостатках университетов как учебных заведений и о том идеале надлежащей постановки университетского преподавания, который следует положить в основу предстоящей реформы, далеко не представляется столь выясненным, как это желательно и необходимо для сознательной и успешной реформы.

Но прежде чем приступить к посильному выяснению возникающих здесь вопросов, небезынтересно и небесполезно познакомиться с теми новыми системами университетского преподавания, которые предлагаются на место признаваемой неудовлетворительною теперешней лекционной системы.

Вообще центр тяжести и смысл всякого учебного заведения в преподавании и его успехе.

Поэтому вопрос о системе преподавания и вообще о надлежащей постановке университетского учения следует признать очень важным – более важным, нежели, например, вопрос о выборном или назначаемом ректоре, о надлежащем устройстве университетского суда, и даже более важным, нежели наиболее теперь волнующий общественное мнение вопрос о лучшей системе организации студенческих масс, о курсовой организации, старостах и т. п.

2. Практические занятия

I.

В основу университетского преподавания предлагается с разных сторон положить систему практических занятий.

Выражение «практические занятия», следует заметить, неудачный и сбивчивый термин. Оно вызывает представление таких учебных занятий, которые противоположны теоретическим, имеют практический характер и преследуют практические цели, готовят умелых практиков вольных профессий, государственной службы и т. п. В связи с этим представлением сторонники системы практических занятий питают убеждение, что путем этой системы будет достигнута надлежащая подготовка к практической деятельности, между тем как при теперешней системе преподавания оканчивающие университет являются непригодными ни для государственной службы, ни для свободных профессий.

На самом деле это совершенно поверхностная и ошибочная ассоциация идей – по созвучию слов.

Так называемые «практические занятия» никакого противоположения теории в себе не заключают и особым практическим характером и направлением от других занятий вовсе не отличаются. Сюда относятся: чтение, перевод и разборы разного рода (лингвистический, грамматический, логический, философский, юридический, эстетический и т. п.) каких-либо древних памятников или классических произведений, например ассирийских документов, диалогов Платона, речей Цицерона, поэм Гомера. Сюда относятся, далее, так называемые репетитории – переспрашивание пройденной части курса для проверки знаний, так называемые конверсатории – собеседования для разъяснения и усвоения курса, задавание на дом и разбор в аудитории всякого рода письменных работ, причем все эти и т. п. занятия могут касаться чисто теоретических наук и тем и иметь чисто теоретический характер.

вернуться

8

Еще более крупною и печальною ошибкою в таком же направлении была бы замена теперешнего требования для профессуры двух по крайней мере научных работ, двух диссертаций, одною, как это теперь предлагается, и притом, в удивлению нашему, даже лицами, знакомыми с университетским делом и искренно ему преданными. Не о понижении, а о способах повышения ученого ценза для университетской кафедры следует нам думать! Лозунгом предстоящей университетской реформы следует выставить подъем научного ценза до возможно большей высоты, а для достижения этого создание такой сильной и энергичной конкуренции, чтобы докторская степень действительно лишилась своего значения, но только в противоположном предлагаемому направлении; чтобы докторская степень представляла не слишком много, а слишком мало для занятия кафедры; чтобы только избранники среди многих докторов, только наиболее выдающиеся, достойнейшие из них достигали чести представлять университетскую кафедру. Тогда, между прочим, т. е. если университетская реформа создаст оживленную конкуренцию, обильный приток и надлежащее развитие и подбор выдающихся сил для замещения кафедр, может со временем возникнуть почва для разговоров о переполнении аудиторий желающими слушать лекции, между тем как теперь такие разговоры – горькая насмешка (это относится даже и к Петербургскому университету с его сравнительно очень малым количеством по большей части малых – невзрачных и мрачных – аудиторий).

12
{"b":"635194","o":1}