Несмотря на то, что она старалась заставить сестру улыбнуться, на самом деле Джесс было горько от того, что она ничего не знала о своем отце. Однажды их мать попыталась объяснить, что у них с отцом Джесс был секс всего на одну ночь. Он был высокий, очевидно, очень темнокожий, очаровательный, неотразимый моряк с Карибских островов, перед которым она не смогла устоять. Они несколько часов проболтали, потом пошли в бар выпить, что и привело к быстрому сексу где-то в темном углу за клубом. В результате родилась Джесс – а от ее папаши не осталось ни имени, ни номера телефона, ни шанса хоть как-то его разыскать.

– Должен быть какой-то другой путь, Джесс.

– Ммм, дай подумать. Итак, какие у нас варианты? Ты можешь вступить в какую-нибудь секту за рубежом, обратиться за помощью к отцу или переехать ко мне, – рассмеялась Джесс.

Мадлен тоже рассмеялась:

– Мне – жить в секте? О, Джесс, право же, сомневаюсь, что я смогу там ужиться и демонстрировать смирение. И потом, мне нужно работать. Я хочу работать.

Джесс допила кофе.

– Мэдди, ты – писатель. Я думала, что ты можешь работать где угодно.

Это было правдой. Коль скоро у нее есть ее ноутбук, она могла бы работать где угодно. Но она действительно не хотела переезжать отсюда. Ей нравилось жить в Йоркшире. Нет, не просто нравилось. Она любила Йоркшир. Более того, ей хотелось, чтобы Поппи пошла в школу в Йоркшире, как когда-то ходила она сама.

Мадлен взяла пальто:

– Да ладно, пошли уже. Ты ужасно выглядишь, тебе нужно лечь, а мне пора возвращаться к Лиаму и начать упаковывать вещи.

Мадлен ехала на высокой скорости.

Было начало двенадцатого, и последние пять минут ее телефон просто раскалился от звонков. Она бросила взгляд на экран, в сотый раз увидела на нем имя Лиама и снова отклонила вызов.

Он так предсказуем, так стремится ее контролировать. И всегда звонит ровно в одиннадцать. Более того, она точно знала, что он будет злиться, если она не ответит на звонок, но ей было все равно. Его еще несколько часов не будет дома. И только потом, вечером, она сможет с ним серьезно поговорить и, глядя в глаза, сказать ему о том, что собирается уйти от него.

Загнав машину в гараж, Мадлен вошла в дом через черный ход, выпустила Бадди во двор, а потом направилась наверх, в ту комнату, где обычно писала. Мадлен посмотрела на свой письменный стол и тотчас поняла, что ей нужно больше света – и больше места. Ей было бы гораздо удобнее ближе к окну, и она просила Лиама позволить ей передвинуть стол так, чтобы она могла смотреть на деревья и на вересковую пустошь, которая окружала дом. Но в своей обычной манере Лиам был непреклонен, доказывая, что ее письменный стол должен стоять в темном углу, спрятанный за дверью. Он настаивал, что это единственное место, куда он войдет, но ей этот угол не нравился, и она дала себе обещание, что, как только ей удастся вырваться отсюда в свой собственный дом, у нее будет столько света и простора, сколько она сама захочет.

Она споткнулась о край свернутого ковра. Комната была захламлена – и это было еще одной причиной, почему Лиам поставил стол именно там. Тут хранились клюшки для гольфа, бутсы для игры в футбол, в одном углу стояла старая железная подростковая кровать без матраса. На ней стопками громоздились картонные коробки, и ни одна из них не была подписана, чтобы понять, что там спрятано внутри. Мадлен вздохнула. Джесс права. Все это довольно странно. Особенно ее пугала старая антикварная ваза, вероятно, радость и гордость его матери.

Дом до сих пор принадлежал его родителям, и большинство коробок они оставили, когда много лет назад переехали обратно в Ирландию. Но, как справедливо заметила Джесс, пока Мадлен тут жила, они никогда не приезжали в гости, не звонили и, насколько было известно Мадлен, никак не общались с Лиамом. Приедут ли они когда-нибудь, гадала Мадлен. И если да, то заберут ли они с собой свою жуткую мебель?

– Ну, начнем. – Мадлен посмотрела на сложенную лестницу, ведущую на чердак, опустила ее вниз и поднялась по ступеням, чтобы достать оттуда свои сумки. Она знала, что ей будет непросто упаковать все свои вещи. С тех пор как она переехала, у нее накопилось гораздо больше вещей, чем она привезла с собой. Но она уже приняла решение. Она должна уйти. А значит, ей нужно собирать вещи.

Она села за стол и стала просматривать свои книги. Они все были для нее важны, и их нужно было упаковать. Ее взгляд наткнулся на коробки, которые стопками стояли в комнате. Она решила, что если освободить некоторые из них, то можно использовать эти коробки для других своих вещей. Лиам всегда говорил ей, чтобы она не трогала вещи его родителей, но он не говорил, что нельзя вывалить содержимое и воспользоваться коробками, верно?

Она упаковала уже три сумки и шесть коробок, как вдруг ее что-то отвлекло. Она посмотрела на дверь, уверенная, что услышала какой-то посторонний звук. Она замерла, и тотчас до нее снова донесся какой-то звук – ключ поворачивался в замке входной двери. Потом донеслось хихиканье, а после – громкий пронзительный визг. Мгновением позже дверь открылась и снова захлопнулась.

Мадлен затаила дыхание. Кто-то был в доме. Но кто? Она испугалась. Ключи были только у них с Лиамом.

Мадлен на четвереньках проползла на площадку лестницы и затаилась за комодом, который там стоял. Никто не знал, что она дома. От страха у нее участилось дыхание.

– Не беспокойся, она ходит по магазинам со своей так называемой сестрой, – донесся из прихожей голос Лиама.

Мадлен выглянула из-за комода и посмотрела вниз. Лиам навалился на какую-то молодую женщину, прижав ее к стене. У незнакомки были длинные светлые волосы, а короткая юбка, задранная до талии, напоминала сейчас блестящий пояс. Он лихорадочно шарил по телу женщины рукой, стараясь сорвать с нее нижнее белье и поскорее раздеть, и покрывал торопливыми поцелуями ее лицо, рот, шею – так быстро, что ему не хватало воздуха.

Мадлен задохнулась, а потом зажмурилась.

Голова чуть не лопалась от мыслей, душу разрывали страх и мучительная боль. Она заткнула пальцами уши, лихорадочно соображая, что делать. Меньше всего ей хотелось видеть или слышать эту возню, пыхтение и сопение внизу.

Она хотела уйти. Она собирала вещи и планировала сказать ему об этом, но не представляла, что придется уйти так быстро. Голова шла кругом. Она чувствовала себя так, словно попала на самый опасный, самый экстремальный скоростной аттракцион, где конечные остановки с визгом проносятся мимо, и нужно решить, прыгать или не прыгать. Но каждый из вариантов решения вел к разному сценарию развития событий и разному исходу. И каждый сценарий круто менял ее жизнь и казался одинаково пугающим.

Она выглянула в коридор, ведущий в ее спальню. Это место было для нее домом на протяжении двух месяцев. Здесь жила она, здесь жила Поппи, и, если она решится противостоять Лиаму, они с Поппи окажутся без крыши над головой и без средств к существованию.

Но какой у нее был выбор? Она глубоко вздохнула и позволила ярости захлестнуть душу. Может, он и дал ей крышу над головой, но не имеет права так поступать с ней. Как он смеет изменять ей, приводить эту девицу в мини-юбке в их дом и обжиматься с ней прямо в холле, где только сегодня утром она целовала его на прощание?

Мадлен трясло от ярости. Она выпрямилась во весь рост, готовая столкнуться с ним лицом к лицу.

– Лиам О’Грэди, ты – сукин сын! Надеюсь, она того стоит. – Она задохнулась, ощущая, как пронзительный крик исходит откуда-то изнутри, из глубины ее груди. И она не могла сказать, сорвался ли он с ее губ.

Лиам ахнул, отпрыгнул назад, торопливо выпустил из объятий женщину, и она упала прямо на пол в холле.

– Анджелина, одевайся. – Он сдернул пальто с вешалки, швырнул его на полураздетую женщину и стал торопливо приводить в порядок собственную одежду. Потом посмотрел на широкую викторианскую лестницу, где наверху продолжала кричать взбешенная Мадлен.