Он пристально наблюдал, как я шагнула к парте и села рядом с Эшли. В воздухе установилась тревожная тишина: притихли все, не исключая Молли Клифтон. Сложив руки на столе, она не поворачивала головы. Учитель Ферару по очереди, медленно оглядел напряжённых учеников, заканчивая круг мной. Мои глаза опустились, когда он резко встал, подошёл к парте, где сидела я и Эшли, и навис телом над моей головой.

– Мисс Чандлер, по какой причине вы опоздали?

Он проговаривал слова с поразительной четкостью, особенно протягивая окончания. Вероятно, английский язык он изучал компромиссно, не забывая румынской манеры произношения. Его низкий голос внушал страх и величие. И я с трудом выдохнула, поднимая на него наигранно вызывающий взгляд.

– Мы вошли по звонку, сэр. Разве это считается опозданием?

– Тсс… – он поднёс к моим губам грубый указательный палец, пахнущий серой, не прекращая буравить моё лицо тьмой своих глаз, перед которыми невозможно соврать. Они будто просвечивали разум и тело насквозь.

– Запомните, мисс Чандлер, в этом кабинете вопросы задаю только я.

Он снова обвёл взглядом класс, затаившийся жертвой, что чует рядом охотников.

– Приступим к занятию.

От сильного напряжения к моим вискам прилила кровь. Пока он изъяснял тему, никто не смел пошевелиться. Я не могла думать ни о чем, кроме шелеста скользящей по полу мантии и глазах могильной темноты, принадлежащих учителю. Чудилось, будто мои мысли, тяжёлые и бесформенные, навек закрылись в плену головы, и сосредоточиться в присутствии Каллена было бы настоящим прорывом в сфере мышления. Часто его взгляд, полный ненависти и высокомерия, останавливался на мне, заставляя отвести взор и свято поверить слухам, овивающим его противоречивую фигуру, словно лианами; поверить, что именно он превратил собственного сына в монстра с расплавленным лицом и телом, которое тот тщательно скрывает.

Наблюдая гнетущую атмосферу в классе, стало очевидным, что уроки Каллена были единственными, где дисциплина служила образцом прилежания, и где Молли самостоятельно показывала уровень своих знаний. Она стремилась заслужить похвалу и весь материал, задаваемый на домашнюю подготовку, учила наизусть. Другие тоже не отставали в стремлении проявить себя, и классные работы выполняли с честью и достоинством, ни одной минутой не помышляя прибегнуть к помощи подручных средств. К тому же в течении урока Каллен мерил шагами кабинет, вездесущим оком держа учеников в треволнении.

Однако при всём старании класса угодить учителю, Ферару скупился воздать сторицей за рвение, достойное быть замеченным. Вместо того он при всяком удобном случае не забывал упомянуть, что школа – сборище тупиц и лентяев, не способных к познанию и совершенствованию того, чем безвозмездно одарила их природа. Страх перед ним был незыблем. Даже когда занятие подходило к концу, и по коридору разносилась трель спасения, все сидели неподвижными статуями до тех пор, пока учитель Ферару, с отвращением забирая литературу со стола, ни удалялся, волоча за собой фату чёрной мантии. С его уроков ученики выходили на год старше под гнётом переживаний, с лихвой внушаемых Калленом.

Мои мысли стали осязаемы лишь на перемене и крутились вокруг гибели Дэвида Кокса. Я понимала, что необходимо соблюдать осторожность, но всеми фибрами души желала узнать, кто скупает котов у мистера Вупера на имя покойного Ньюмана. Чередой разъяснений я убедила Эшли в надобности снова посетить зоомагазин и расспросить продавца о письме поподробнее. Но наши планы нарушил непредсказуемый поворот.

Целый день Молли и её подопечные игнорировали нас: не привязывались, не произносили слов в адрес Эшли и обходили нас стороной. Мы тихо ликовали в душе. Но ликование стремительно рассеивалось, как только Молли украдкой, но торжествующе глядела на меня, оставляя на губах след коварной улыбки. Они перешептывались, и я никак не могла усмирить интуитивного предчувствия передряги, из которой нельзя выйти с добрым именем и непоруганной честью. Я поделилась своими опасеньями с Эшли, но та верила тому, что видит, а не чувствует.

– Нечего тут думать, Кэти, они просто тебя испугались. Наконец-то нашёлся человек, указавший им, где их место! – с гордостью говорила Эшли, похлопав меня по плечу.

Я отвечала Эшли тихим взглядом. Предубеждение, что вскоре небо обрушится проклятиями благодаря нашей беспечности оправдало себя сразу, как я вышла из школы.

Эшли осталась на тренировку по шахматам, и мы договорились, что дождусь её на волейбольной площадке. Спустившись по каменным порогам с закрытыми перилами по бокам, я свернула к площадке, где не было ни одной души, а тем временем кто-то метнулся из-за угла и заломал мне руку. Я стиснула зубы, чтобы не вскрикнуть, а когда обернулась, увидела карающий бич Молли Клифтон – темнокожую американку Шейли. Она оскалилась, как дикий зверь, с кровожадностью в сморщенном носе.

– Пришёл день расплаты, сиротка! – протянула Шейли.

Стараясь вырваться, я собиралась ей ответить, как вдруг почувствовала сильную боль в затылке, такую, что в глазах посыпались искры. Кругом потемнело, и я поняла, что падаю на чьи-то руки.

Вечер опустился на землю, когда я стала приходить в сознание. Голова нестерпимо болела, а по спине полз холод сырого кладбища. Затем обрушился тумак по лицу, следом ещё один, и третий окончательно привёл меня в чувства. В плывущих предметах я пыталась сориентироваться, но поняла только, что лежу на студёных плитах на улице. За волосы меня держала Марта, а обрушивала силу неженских кулаков Шейли, присевшая на корточки. Что-то тёплое упало мне на подбородок и руку, снова и снова – это были капли крови с моей разбитой губы.

– Очухалась, сиротинка! – воскликнула Молли, кружа надо мной, словно гриф над трупом. – Ну? Осталось ещё желание грубить?

Марта и Шейли зловеще хохотали. Я оторвала губы, прилипшие друг к другу. Но произнести ничего внятного не сумела: рот был полон крови. Пока я сплевывала её, Молли продолжала злорадствовать.

– Посмотрим насколько ты смелая. Осмотрись хорошенько вокруг. Что ты видишь?

Повинно подняв голову, я оглядела рассеянную темноту. Перед глазами был особняк доктора Ньюмана. Лунный свет падал на стены, истерзанные часами одиночества и духом присутствия в них загубленных душ. Мы находились у тяжёлых дверей с узором могильных оград, простирающихся вверх на семь футов. Витражные стекла с изображением девяти кругов ада по Данте помутнели и кое-где потрескались. Особняк устремлялся в небо четырьмя этажами безжизненных окон, казалось, молящих прощение за то, что некогда творилось внутри. Вся его мрачность обдавала дыханием смерти. Над крышей его безмолвно парили чёрные вороны. У меня перехватило дух. Я была напугана мыслью, что Молли Клифтон и её бессердечная команда уготовили мне. Но показывать свой страх я не помышляла.

– Чандлер, что скажешь? Тебе страшно? Представь внутри гору неубранных трупов, воняющих хуже трущобной дыры. Забавно будет положить тебя к ним на всю ночь и заставить смотреть в приоткрытые глаза мертвецов.

Она зловеще расхохоталась, и лихорадку смеха подхватили остальные.

Но громкие голоса потревожили сон утомленного дома. Десятки чёрных воронов, кружащих в поднебесье над крышей, издав карканье не менее зловещее, чем хохот Молли, оставили особняк и полетели прочь, теряясь в медном отсвете неполной луны. Оторопевшие мучители задрали головы вверх.

– Какова… чёрта? – протянула Марта, не выпускающая из рук мои волосы.

– Здесь кто-то есть… – неистово прошептала Шейли, поднимаясь в полный рост.

Молли намеривалась что-то добавить и осеклась. В непосредственной близи, прямо за спиной Шейли раздался скрип несмазанных петель: пронзительный, берущий за душу; в привычной тишине он казался оглушительным. Железная дверь плавно покатилась вовнутрь, скрывая в темной полоске дверного проёма силуэт и лицо стоящего за ней. На какое-то мгновение мы приросли каждый на своём месте, а глаза выдавали весь ужас, в котором мы были на равных. Дом доктора Ньюмана ожил. И тот, кто находился в сумрачной тени за дверью: будь он живой человек или мертвец, восставший из пепла, топтал нашу смелость одним своим незримым присутствием. Я тут же забыла о боли, сковывающей лицо и голову; забыла об угрозах шайки – ведь то, что хранилось за этими стенами, было куда опаснее Молли Клифтон и всех её гадких замыслов.