— Готова? Тогда летим!

У отца был бубен, а еще он развесил в своей мастерской бутылки из разноцветного стекла и колокольчики. Они с дядей Мишей установили мощный цветной прожектор. Отец брал в руку барабанную палочку и стучал по бутылкам, аккомпанируя бубном, а дядя Миша перебирал цвета на прожекторе и напевал нечто протяжное.

— Если ты, Олька, умеешь слышать звуки, то рано или поздно ты научишься видеть цвета. Это в сущности одно и тоже.

Однажды отец позвал меня в лабораторию. Он завязал глаза плотным засаленным платком, пропахшим рыбой, а сверху еще и накрутил кокон из плотной черной ткани и велел петь — три ноты — до, ми, ля в разных тональностях. Я запела. Где-то рядом щелкал кнопкой прожектора дядя Миша и каждый раз, когда я брала новую ноту, включал новый цвет, а отец аккомпанировал на бубне и что-то монотонно бубнил под нос.

— Не шевелись! — приказал он мне, и я не шевелилась, только чувствовала, как замерзли ноги в шлепках — была середина сентября, да бурчал голодный живот.

До-о-о! Ми-и-и! Ля-а-а! — снова и снова, и снова, и тут…

Точно внутри моего тряпичного кокона зажглось солнце, и свет его был мягким и густым, как сахарная вата, он пульсировал и вздрагивал, когда я переходила из одной тональности в другую. Свет шел изнутри, точно поднимался из самого моего сердца, оборачивался вокруг шеи и звал за собой. Я потянулась к нему, и тогда передо мной возникло зеркало. Я шагнула навстречу. Зеркало вздрогнуло, по нему пошли волны.

Оно слегка задымилось.

Я сделала еще шаг, и еще….

Ближе, совсем близко.

Зеркало распалось на тысячи, нет, десятки, сотни тысяч зеркал, которые смотрели друг на друга, отражали друг друга. Каждое было покрыто рябью, каждое дымилось. Дым менял цвет, чем выше тональность, тем светлее. В зеркалах менялись картинки, я чувствовала то радость, то гнев, перемещая взгляд со одной картинки на другую, хотя не понимала значение. Тогда не понимала. Оттенки менялись, краски то загорались, то потухали, пока в какой-то момент я не осознала, что цвет картинок зависит от меня.

Я — хозяйка лабиринта цветных отражений.

А потом свет померк, и я очнулась уже в кровати и проболела три дня.

Несколько лет спустя, когда ни отца, ни дяди Миши, ни даже уже Сашки не осталось в живых, Людви объяснил, что я тогда побывала на пересечении граней и выжила только чудом. Людви обходил грани по краю, он действовал осторожно. А я не хотела признавать то, что было там. Тот мир очень много у меня отнял, и где-то в бесконечности зеркал заблудился кусочек моей души. Отражения граней сожгли отца, дядю Мишу, а Сашка…его убили. Я знала, что есть другой мир, я знала, что вокруг нас живут другие существа. Я знала, что другой мир открыт для меня. Что могу видеть то, что не доступно другим.

Но я не хотела видеть.

И я не хотела открывать переход.

— Закрой глаза! Пой! — приказал демон, поворачивая к себе спиной и крепко обнимая за талию.

Я устала, я не хотела, не могла…

— Я потерял много сил, гоняясь за тупой блондинкой и не хочу тратить остатки сил на переход. Конечно, я могу подкрепиться. Кого будем приносить в жертву? Тетку в халате или твоего Роберта? Или сразу обоих? Или все-таки споешь?

Я откашлялась и запела. Сначала с неохотой, а потом меня поймала радуга и мы стали с демоном одним целым. Его горячее тело переливалось — я не видела, я чувствовала, как вокруг меня расползаются горячие волны тепла и света. И я уже не здесь и не там, а в мире тысячи зеркал, каждое из которых поет и мерцает — ждет, что мы сейчас откроем именно его.

— Тшш…Теперь веду я. Глаза не открывай!

Я оборвала ноту и вокруг, точно заплескалось море или зашумел ветер, а мы, тем временем, набирали скорость. Я знала, что нельзя открывать глаза (можно ослепнуть или провалиться в одно из зеркал), но мне и не нужно было это делать. Я здесь видела намного лучше. Я различала все вокруг от крошечных пылинок, что кружили далеко внизу и до мельчайших зеркальных трещин далеко впереди. Я ненавидела этот мир, но он был частью меня, он звенел, как осколки цветного стекла, он ворчал голосом дяди Миши, он бубнил тягучие напевы отца, и я знала,

я чувствовала, что где-то совсем рядом со мной Сашка, и он шепчет:

«Я здесь! Я с тобой!»

А над головой шуршали, поднимаясь, огромные серые крылья демона, тяжелые и пушистые, как пуховое одеяло. И я знала, что вот там впереди меня зовет мое зеркало, нужно лишь немного, совсем немного — несколько взмахов и коснуться холодного стекла, войти туда, где все будет хорошо.

Мы набирали скорость и становилось холодней, хотя спину, точно грелка, припекало горячее тело демона. И я поняла, что мы на неверном пути. Мое зеркало остается где-то позади, а впереди ничего хорошего не предвидится.

— Стой! Вернись! Мы должны вернуться!

Вдруг мы ухнули куда-то вниз так неожиданно, что у меня захватило дух, и я распахнула от неожиданности глаза. Тяжелая рука демона вовремя накрыла лицо. Перед глазами оказалась темнота. Волшебная связь с миром оборвалась, оставив в груди тягостное ощущение чего-то неправильного. Раздался уже знакомый мне писк. Мы прекратили падение. Я заткнула уши, но все равно слышала, как демон что-то быстро-быстро отвечает на непонятном мне языке. В душе еще отчетливей заворочалась тревога. Ладонь демона не давала дышать, а тревога нарастала, вокруг меня что-то жалобно звенело. Мне вдруг стала казаться, что зеркала плачут, плачут обо мне.

— Раш! — закричала я. — Раш, пожалуйста! Давай улетим отсюда!

Раш продолжал разговор, не обращая внимания на мои крики. Я попыталась вырваться. Я закрыла глаза, я запела, хотя каждый звук давался с трудом, словно в легких булькал вязкий кисель.

— Помолчи и не дергайся!

— Раш, мы должны отсюда уйти!

— Угу, — ответил тот, и мы, наконец, тронулись с места. Только я чувствовала — двигались мы совсем не в ту сторону. Я попыталась успокоиться, сделать медленный вдох-выдох и представить каждую ноту в виде цветного пульсирующего пятна — красный, желтый, синий. Я мысленно беру кисть и расчерчиваю кистью пустоту, зажмурив глаза и закусив губу. Грани дрогнули и нехотя разомкнулись. Отражений там, где мы летели, уже не было. Это было царство разбитых зеркал, слепые глазницы которых таращились на нас со всех сторон. А под нами — черная пропасть. Черный цвет нельзя спеть, черный — не цвет, отсутствие света.

Пустота.

— З-зачем мы здесь? — хрипло спросила я.

— Затем. Демонам тоже надо кушать, и не только кашу. — раздраженно ответил демон и добавил несколько мягче, — потерпи, я проконтролирую заправку и перенесёмся домой.

— Домой? — переспросила я, то ли усмехаясь, то ли всхлипывая.

— Угу…отрешенно подтвердил демон. Снова завизжал телефон и тут же в черной пустоте вспыхнуло зеркало, дымящееся по краям и в этом зеркале я увидела город, где никогда не была, но о котором так мечтала. Я рассматривала эту площадь на рекламных плакатах сотни раз. Я так мечтала гулять по ней вместе с…

Они там! Ами и Людви там, в этом зеркале…И сейчас произойдет нечто ужасное. Липкое, противное, как жаба, чувство, поползло по мне, скользя по коленям, цепляясь за живот, сдавливая грудь.

— Твою… — ругнулся демон, прокричал что-то в телефон.

— Там! Они там! Людви и Ами! Они там! Пусти меня к ним!

— Мы уходим! — безапелляционно заявил демон, продолжая крепко меня обнимать.

— Пусти меня сейчас же! Пусти! НЕ смей! Пусти! — я вырывалась отчаянно, из плотно закрытых глаз лились слезы, я кусалась, но демон тащил меня прочь из черной пустоты, где-то там уже рождался свет и звук, но сердце тянулось назад к молчаливому зеркалу, вокруг которого грязным облаком клубился черный туман. Туман становился гуще, он точно высвечивал все краски, выедал цвета, как червь, выгрызал жизнь. И на какой-то миг я точно раздвоилась. Я шагнула внутрь к тем, кто был за дымящимся стеклом. Я увидела десятки перепуганных лиц в длинном узком экскурсионном автобусе. Я увидела Ами и Людви, испуганно державшихся за руки, плачущих детей, побледневших мужчин и людей в масках, у которых в руках были автоматы. Я видела их, а они меня нет. Люди в автобусе закричали, автоматы застрекотали. Я почувствовала вкус крови на губах и меня выбросило из ужасной картинки назад. И тут внизу я увидела других демонов, они с высоты казались маленькими крылатыми муравьями. Они окружили зеркало и выставили вперед руки. К ним из зеркала потек кровавый туман, который стекал в их раскрытые ладони. Демоны раздувались, словно пьющие кровь комары. Раш протянул вниз свободную руку. И хотя мы были далеко и высоко, поймал в свою почерневшую ладонь несколько капель. На меня повеяло ужасом, страхом, болью, отчаяньем. Наверное, я закричала. А зеркало, тем временем, отдав последние хлопья жуткого тумана треснуло и превратилось в пустоту. Я почувствовала резкую боль в районе груди и поняла, что это почти все. Я дернулась, мышцы ломило от напряжения, из глаз потоком хлынули слезы. Рука демона скользнула по мокрой коже, я мотнула головой, распахивая глаза. Свет, точно радужная плеть, стегнул по глазам, как удавка хватая меня за горло и вырывая из рук демона.