Жена прославленного художника обречена на постоянное ревнивое внимание, вынуждена встречаться и мило общаться с людьми, с которыми в иных обстоятельствах не имела бы ничего общего. А если в глубине души она боялась этого мира и занимала оборонительную позицию?

Чтобы не утонуть окончательно в бесконечных версиях, Тремейн запретил себе искать ответы на неожиданно возникшие вопросы. В любом случае его романтично настроенная душа с радостью встретила предупредительность, проявленную Адрианом в отношении супруги. В то время как святость брака нередко катится под откос вместе с другими моральными ценностями, особенно приятно найти человека, прилюдно ухаживающего за собственной женой.

Прощаясь с хозяйкой дома, Мордекай Тремейн поделился своими впечатлениями. Выдержанное вино смягчило чувства, и мир предстал в преувеличенно сентиментальных красках. Анита Лейн взглянула на него с любопытством и сухо осведомилась:

– По-прежнему читаете «Романтические истории», Мордекай?

Несмотря на лирическое настроение, он уловил в голосе критическую ноту и уточнил:

– Что вы имеете в виду?

– Ничего особенного. Забудьте. Порой лучше витать в облаках.

Тремейну хотелось продолжить беседу, однако хозяйка уже отвернулась, чтобы проститься с другими гостями, а в его блаженно-приподнятом состоянии все сомнения казались преувеличенными.

Возможно, это произошло потому, что Мордекай Тремейн часто вспоминал о художнике, а в последующие недели его имя попадало в поле зрения так много раз, словно было предначертано судьбой. Газеты печатали сообщения о выступлениях Адриана Картхэллоу на различных собраниях и встречах. Как правило, высказывания носили резкий, язвительный характер и вызывали недовольство определенной части общества, чем неизменно привлекали к себе внимание. Не возникало сомнений, что ради этого скандальные речи и произносились. В прессе появлялись фотографии Адриана Картхэллоу во время светских раутов – всегда рядом с очаровательной супругой.

Мордекай Тремейн заинтересовался. Начал читать все, что было написано о блестящей творческой карьере, проследил восхождение от картины к картине, начиная с того момента, восемь лет назад, когда неизвестный художник явился в Лондон с рулоном холстов под мышкой и начал упорное наступление на Королевскую академию искусств.

Игнорировать Картхэллоу было невозможно. В этом заключалось основополагающее свойство мощной натуры. Его картины вызывали бурные дискуссии, но их техническое совершенство не вызывало сомнений. Сразу укрепилось мнение, что мастер умел держать кисть и уверенно стоял на своем в публичных обсуждениях творческого метода того или иного художника. Эти качества позволили преодолеть антагонизм, который неизменно встречает новичка, стремящегося проникнуть в круг избранных и при этом не голодать на чердаке, умирая в печальной безвестности.

Во всяком случае, Картхэллоу никогда не признавался в том, что голодал, хотя его умения, несомненно, требовали долгих лет неустанного труда. Даже гений должен каким-то образом поддерживать свое физическое существование, пока творческий дух витает в облаках, а рука учится точно передавать тонкости замысла.

Неизвестно, где и как жил Адриан Картхэллоу, прежде чем из Парижа приехал в Лондон – центр мира, который твердо вознамерился завоевать. Говорят, он жил в Буэнос-Айресе, Чикаго и Бостоне. Кто-то слышал, как сам он однажды признался, что учился в Риме, у неизвестного широкой публике талантливого художника, в полной мере владевшего секретами Микеланджело и Тициана. Картхэллоу утверждал, будто подружился со стариком в последние, отягощенные бедностью годы, и оплатил лечение его дочери в швейцарском санатории. В знак благодарности мэтр поделился священными тайнами ремесла.

Версия представлялась чрезвычайно экспансивной, вполне соответствовала натуре Адриана и вызывала серьезные подозрения. Никто не мог доказать ее правдивость, но в то же время до сих пор не опроверг.

Постепенно, фрагмент за фрагментом, Мордекай Тремейн собрал историю жизни художника после приезда в Англию. Однако в то время еще ничто не предвещало грядущей драмы, где ему самому предстояло сыграть отнюдь не последнюю роль. Тремейну казалось, будто его действиями руководят исключительно любопытство и давняя привычка классифицировать человечество. Встречая новых людей, он неизменно стремился выяснить, кто они, откуда явились и чем занимаются.

Особый интерес представляли явления, так или иначе связанные с искусством. Неожиданно его внимание привлекла новость о визите в Англию бизнесмена Уоррена Белмонта. Богатый американский гость не должен был попасть в поле его зрения, но в данном случае тот приехал специально, чтобы вложить немалую сумму в различные произведения искусства, в том числе картины. Тремейн пытался понять, счел ли коллекционер работы Картхэллоу выгодной покупкой с точки зрения будущего или художник сумел убедить его в выдающихся достоинствах собственных произведений.

А вскоре разразился скандал с Кристиной Нил.

Шум вокруг «Триумфального марша человечества» начал стихать. Следовательно, настало время бросить в стоячую воду новый камень. Вне всякого сомнения, Адриан Картхэллоу безошибочно чувствовал, когда необходимо сделать следующий шаг.

Целую неделю газеты изо дня в день развивали пикантный сюжет. Внезапное исчезновение Кристины Нил; появление разгневанного отца в клубе, завсегдатаем которого считался Картхэллоу; откровенное интервью, данное художником на следующий день – все эти события оказались на первых полосах. Странно, что знакомые джентльмены выразили художнику определенную поддержку, хотя и считали Картхэллоу позером. Они заявили, что Кристина Нил вела себя неприлично: открыто преследовала его, а потому в полной мере заслужила правдивый портрет. И только она сама была виновата, что Картхэллоу изобразил ее такой, какой увидел.

Мордекай Тремейн узнал, причем встретил открытие со смешанными чувствами, что Адриан Картхэллоу завораживал женщин. Ради внимания кумира многие из поклонниц забывали себя; особенно отличались такие избалованные, пустые особы, как Кристина Нил.

Пока, разумеется, история в очередной раз повторяла хорошо знакомый сюжет. Талантливый художник, обладающий безмерной властью над женщинами и беспечно идущий своей дорогой, не замечая ни разбитых сердец, ни взбешенных мужей, представлял собой любимый образ плодовитых романистов. Однако Адриан Картхэллоу не вписывался в привычную схему. Дело в том, что готовые броситься к ногам впечатлительные особы ничуть его не привлекали. Репутация верного супруга оставалась безупречной. Ни единый скандал не запятнал его имени.

Мордекай Тремейн, чье мнение о художнике колебалось в зависимости от последних новостей, воспринимал данный факт с глубоким удовлетворением. Он помнил безупречное внимание Картхэллоу к жене, а потому с пониманием относился к недостаткам его характера и даже был готов признать наличие симпатии.

Зимние дожди сменились морозом; и вот, наконец, настал яркий, бодрящий март. Солнечным днем, когда Лондон казался особенно грязным и неухоженным, Мордекай Тремейн решил посетить Тауэр.

Сам визит прошел без особых происшествий. Как обычно, любознательный джентльмен с интересом осмотрел экспонаты музея, поскольку его живое сознание всегда оставалось открытым для восприятия атмосферы прошлых дней. Короткая прогулка по тропе Рейли, взгляд на зеленую поляну, где когда-то возвышалась виселица, помогали ему проникнуться историческим духом вековых камней. С сочувственной дрожью вспомнив несчастных узников, Тремейн прошел сквозь Ворота изменников, постоял возле Кровавой башни, а потом целый час бродил среди экспонатов, представленных в главном зале Белой башни.

Он покинул Тауэр с намерением прогуляться в направлении собора Святого Павла и на одной из узких, переполненных прохожими улочек в районе Монумента увидел Адриана Картхэллоу. Художник стоял у входа в переулок, ведущий в лабиринт обшарпанных домов. Каждое из мрачных строений представлялось логовом порока, но на деле вполне могло оказаться совершенно безобидным, мирным жилищем бедняков. Картхэллоу разговаривал с неряшливо одетым человеком. Мордекай Тремейн, всегда готовый пополнить и без того богатую коллекцию странных типов, пригляделся к незнакомцу. Низенький, толстый, с абсолютно лысой и на удивление плоской головой, тот напоминал опытного рыночного носильщика, череп которого от долгих нагрузок принял наиболее подходящую форму.