Кивнув, девушка прошла мимо Степана и зашла в комнату. Степан решил всё же узнать, кто именно стал причиной столь раннего вызова.

Проследовав в комнату за Татьяной, Степан смог убедиться, что девушка кое в чём права.

На кровати лежит обнажённый труп молодого мужчины. Впрочем, живот и ноги его укрывает лёгкое летнее одеяло. Но и по рукам и плечам видно, что тело, как верно подметила Татьяна, выглядит очень сильным. Наверное, если убрать одеяло, то окажется, что живот трупа будет ввалившимся. Явно при жизни его покрывали квадраты мускулов.

Труп, как, опять же, сказала Татьяна, принадлежит молодому парню. Не больше двадцати пяти лет. Если и не студент, то ещё недавно им был. Большего пока Степан сказать не смог бы. Ну, не обладает он талантами Шерлока Холмса! Да и вряд ли вообще кто-нибудь способен на то, что придумал Конан Дойль! Вообще, Степан не верит во всех этих Шерлоков Холмсов и Пуаро с Мегрэ.

Если же судить по обстановке комнаты, то можно сделать вывод, что принадлежит она явно не очень зажиточному человеку. Но это вообще ничего не даёт следствию. Ведь квартира-то всё же съёмная.

Стараясь придать голосу «профессиональный» тон, Степан спросил:

– Евгений Иванович, что тут у нас? Есть какие-нибудь мысли?

Эксперт, что-то перебирая в своей сумке, не поворачиваясь, ответил:

– А какие тут могут быть мысли? Не наше это дело, похоже. Скорее всего, и в самом деле обычный сердечный приступ. Вот только парень-то слишком уж молод. И силён, кстати сказать. Как-то это странно. Но выводы делать пока рано. Надо дождаться вскрытия. А уж когда получим заключение патологоанатома, тогда и будем делать свои выводы.

Степан недовольно поморщился:

– Ну, вот! Только напрасно время потеряли! И зачем только нас вообще сюда вызвали-то!

Но Степан лукавит. На самом деле он очень даже рад, что ему не придётся заниматься этим делом. Не хватало ещё им трупа в отчёте! Хватает возни и с обычными кражами.

Из прихожей послышался голос Сергея:

– Степан Андреевич, вообще-то нас сюда не просто так вызвали. – Только после этого Сергей появился в дверном проёме. – Здравствуйте все! Танюша, я скоро ослепну от твоей красоты. Я тут поговорил со старушками. И даже нашёл ту, которая нас всех и вызвала. Так вот, она мне сказала, что дверь в квартиру была открыта. Так что она, по-моему, правильно сделала, что позвонила в полицию. Надо бы таким, как она, хотя бы какие-нибудь грамоты выдавать. Думаю, что они на злодеев действуют лучше любой охраны.

Хоть Сергей и перескакивал с темы на тему, это у него получалось как-то столь естественно и непринуждённо, что всем в комнате показалось, что вся его речь выглядит вполне гармонично. Мужчины ему в ответ кивнули и поздоровались. А Татьяна улыбнулась так, что Степану тут же остро захотелось придушить подчинённого. Хотя это и не так-то легко сделать. Потому что Сергей, в отличие от него, Степана, не успел обрюзгнуть и отрастить живот. Конечно же, Степан списывает это на то, что его подчинённый моложе своего непосредственного начальника на пять лет. И только поэтому он пока ещё не утратил хорошей физической формы. А вовсе не потому, что активно занимается спортом.

Старательно делая вид, что доволен проделанной Сергеем работой, Степан кивнул:

– Это кое-что меняет. Если только покойный не забыл запереть дверь.

Сергей усмехнулся:

– Ну, она же не просто была не заперта. Она была открыта. – Он посмотрел в раскрытый блокнот, исписанный его мелким почерком. – Софья Михайловна так и сказала, что дверь была приоткрыта. Не дёргает же бабушка за ручки всех дверей в подъезде!

Татьяна смешливо фыркнула, услышав такое предположение. Должно быть, девушка представила, как семидесятилетняя пенсионерка, спускаясь во двор по лестнице, останавливается на каждой площадке и, воровато посмотрев по сторонам, дёргает все дверные ручки по очереди. После чего, шепнув что-нибудь вроде: «Эх! Сталина на вас всех нет!», снова начинает спускаться по лестнице.

Степан дорого дал бы, чтобы Татьяна хотя бы раз так же посмеялась над его шуткой. Но в том-то всё и дело, что, сколько он ни пытался развеселить девушку, у него это никогда не получалось. Хотя все остальные женщины и девушки охотно смеялись над его даже не самыми смешными остротами.

Оборвав этот раздражающий поток мыслей, Степан требовательно спросил у Сергея:

– Что-нибудь ещё?

На что подчинённый, не упустив, однако, случая бросить на Татьяну улыбчивый лукавый взгляд, задал встречный вопрос:

– А где наряд, который приехал на вызов? Софья Михайловна мне сказала, что они всё ещё где-то здесь. Да и машина их перед подъездом стоит.

Сказав это, Сергей в ожидании ответа посмотрел Степану в глаза. Никогда Степану не нравился этот взгляд подчинённого. Каждый раз, встречаясь с ним глазами, Степан ощущает что-то очень неприятное. Как будто Сергей с помощью этого взгляда говорит: «Ты же знаешь, насколько ты гнилой изнутри. А ещё ты знаешь, что я не такой, и никогда таким не стану».

Вот и в этот раз у Степана возникло это же тяжёлое ощущение, что он во всём хуже своего же подчинённого. Что ему уже никогда не стать тем, кем он мечтал быть с самого детства. И каждый раз, пытаясь разобраться в этих ощущениях, Степан старался вспомнить, в какой же именно момент его жизни он превратился из наивного мечтателя в прожжённого циника. Правда, в этот раз Степан решил отложить самокопание «на потом».

Усмехнувшись с легко различимым презрением, Степан пожал плечами:

– А кто ж их знает, куда они запропастились! Кстати, надо будет потом с их начальством поговорить. Пусть они с ними сами разбираются!

На что фельдшер, слегка прокашлявшись, заявил:

– Да не виноваты они ни в чём. Это я их из комнаты на кухню выгнал. Не люблю, когда над душой стоят.

Сергей, чему-то радостно усмехнувшись, тут же исчез из дверного проёма. «Пошёл с нарядом разговаривать, – зачем-то для себя уточнил Степан, – Ну, и хорошо. Пусть уж лучше там языком чешет, чем будет мне тут глаза мозолить».

Кивком указав на труп, Степан спросил фельдшера:

– Ну, а до заключения патологоанатома что можете сказать? В самом деле – сердечный приступ? Или же всё-таки передоз чего-нибудь там?

Пожав плечами, фельдшер с сомнением в голосе ответил:

– Да кто ж его знает? Очень похоже на сердечный приступ. Но ведь сейчас каждый день какая-нибудь новая дрянь появляется. Может, и выкурил чего. Или выпил. Сейчас молодёжь всякую пакость готова глотать, чтобы кайф словить. Это только наша Танечка – исключение.

Степан со злостью подумал: «Вот подброшу ей пакетик герыча! Будет вам всем тогда исключение!»

Но, следуя примеру фельдшера и эксперта, постарался улыбнуться девушке как можно более дружелюбно.

Наконец, эксперт, видимо, удовлетворившись проделанной им работой, театральным жестом указал на труп:

– Ну, я закончил! Теперь вам с ним возиться!

В районном отделе полиции Степан, привычно пройдя ритуал пожатия руки дежурному, поднялся в кабинет.

Так как его подчинённые пока ещё не приехали, да и приедут совсем не скоро, он решил заняться «делами». Вот только все его «дела» свелись к банальному перекладыванию папок и бумаг с места на место. Ну, нет у него способней сыскаря! Он вообще и в милицию-то пошёл работать только из-за желания его отца. Семейная традиция, видите ли! Степан вспомнил, как покойный отец настойчиво вдалбливал ему, как это важно, чтобы традиция работы в милиции не прерывалась. Вот и пришлось Степану, душа которого никогда не лежала к работе по охране закона и порядка, заняться тем, что ему кажется пустой тратой сил и времени. Ему всегда казалось, что их работа – совершенно пустое занятие. Разве можно заставить людей не совершать преступления?

Как бы там ни было, но пришлось не просто начать работать в милиции, но и постараться сделать на этом поприще хоть какую-нибудь карьеру. И Степану это удалось. С трудом, но всё же. Конечно же, все его достижения сводились и сводятся к простому руководству. Всю же работу по сыску проводят его подчинённые. Каждая новая должность, каждое новое поощрение или премия в послужном списке Степана – это заслуги его подчинённых. И, как только он получал от начальства очередное поощрение, Степан старался избавиться от тех, благодаря кому он это самое поощрение получил. По его мнению, ни в коем случае нельзя оставлять рядом тех, кому хорошо известно, каким именно образом раскрыто то или иное преступление. Пусть они работают где-нибудь ещё. В другом месте. Где-нибудь, где они не смогут рассказывать всем и каждому, что их непосредственный начальник – бездарь, укравший у них вполне ими заслуженное поощрение.