Вы знаете, что такое горе?

Если вы сломали свой самокат, или набили себе шишку, или у вас не хватило денег на билет в кино, — знайте, это еще не горе. И не стоит из-за этого печалиться.

Горе — это когда не удалась жизнь.

Что значит «не удалась жизнь» и что надо сделать, чтобы она удалась? У кого спросить? Может быть, у этой бабушки — случайной прохожей, — ведь бабушка давно живет на свете, ей все должно быть известно. А может быть, у нее самой не удалась жизнь?

Ссора в доме началась утром.

Алеша слышал, как за стенкой папа крикнул: «Хватит!» — а мама сказала: «Нет, изволь выслушать!» И она говорила долго и тихо. Потом они говорили оба, перебивая друг друга. Алеша не слышал, о чем они говорили, но по голосу он почувствовал, что каждый старается сделать другому больно. До него долетали обрывки обидных слов.

Алеша не видел отца, но знал, что папа каждое слово сопровождает взмахом руки, словно бросает его, как камень. А мама при каждом слове щурит глаза (как Алеша, когда улыбается), словно ожидает удара.

Алеша встал со стула и подошел к стенке. Нет, нет, не потому, что ему хотелось подслушать разговор родителей, ему не терпелось дождаться, когда наконец кончится ссора и наступит мир.

Но мир не наступал.

— Ты не думаешь о ребенке, — сказала мать.

— При чем здесь ребенок, — ответил отец. — Ребенок здесь ни при чем.

— Вот-вот, — подхватила мама, — я ни при чем, ребенок ни при чем. Один ты.

А мальчик стоял у стены, словно наказанный, и слушал, и слушал этот резкий разговор. Каждое слово ударяло его по сердцу. А глаза его наполнялись слезами, горькими и немыми. Ему хотелось открыть дверь, вбежать в комнату и крикнуть: «Папа! Мама! Я люблю вас обоих. Почему вы ссоритесь? Ведь вы оба хорошие».

Но он продолжал стоять на месте. Ноги не двигались, будто магнит держал подметки башмаков.

Ему было стыдно, что он подслушивает, и кровь ударяла ему в лицо. И от бессилия, от стыда, от горькой обиды слезы накапливались в глазах и текли, текли…

Мама сказала:

— Жизнь не удалась.

И замолчала.

А папа ходил по комнате. Алеша слышал его тяжелые большие шаги. И ему казалось, что с каждым шагом отец все дальше и дальше уходит от него.

Жизнь не удалась… Что значит «жизнь не удалась»? Алеша стоял перед холодной стеной и слушал шаги отца, словно они могли дать ему ответ на этот тяжелый вопрос. И вдруг Алеша понял, что он виновник ссоры отца с мамой. Ведь его имя так часто доносилось из-за стенки: ребенок, Алеша, сын.

А что, если Алеши не будет? Тогда в доме настанет тихая и мирная жизнь: не из-за кого будет ссориться. Разве не так?

Алеша почувствовал, что невидимый магнит, крепко державший подметки его ботинок, вдруг ослаб. Мальчик отошел от стены и тихо направился к двери.

Шубка-дубленка и шапка-ушанка. Шарф. И варежки на тесемочке, чтобы не потерялись…

Никто не слышал, как дверь тихо закрылась за Алешей. Как щелкнул медный язычок французского замка. Как замерли шаги на каменных ступеньках лестницы.

На улице все люди кажутся счастливыми. Никто не плачет. Никто не вздыхает. Никто не жалуется. И поэтому кажется, что несчастлив ты один и нет у тебя товарищей по несчастью, а от этого несчастье еще тяжелее. И Алеша сердито смотрел на людей, которые попадались ему навстречу.

Никто не сказал Алеше доброго слова, не потрепал его по плечу, даже не обратил на него внимания. Ведь на улице все люди кажутся счастливыми. Вероятно, прохожие приняли и Алешу за счастливого.

Мальчику захотелось крикнуть на весь бульвар: «Неправда! Мне плохо! Я навсегда ушел от папы и от мамы!» Пусть все знают, что он несчастливый. И пусть никто не принимает его за счастливого!

Но Алеша не произнес ни слова. Он только ускорил шаги. И от этого снег захрустел еще громче. Алеша старался отвлечься от своих мыслей. Он смотрел по сторонам. Не пропускал ни одной накатанной дорожки, поддавал ногой каждую попавшуюся на глаза льдинку, и она летела, как самая настоящая хоккейная шайба.

Но тяжелые мысли о доме снова и снова возвращались к Алеше, и он шел, уставясь в одну точку перед собой, шел куда глаза глядят. А куда они глядят?

Папа с мамой думают, что он, Алеша, ничего не замечает, что он маленький. Странные люди. Они забывают, что Алеше уже скоро десять. Он все видит. Все слышит. Все понимает. Он понимает, что жизнь не удалась. Ну и что же, что не удалась? Сегодня не удалась. Завтра не удалась. Может быть, послезавтра удастся? Ведь не все же дается легко. Это Алеша хорошо усвоил. И еще он усвоил, что надо бороться.

И он боролся.

Когда папа звал его в кино, он говорил: «Пусть с нами пойдет мама». Когда мама приглашала его гулять, он обязательно старался, чтобы папа тоже шел на скверик. Он появлялся в комнате, когда чувствовал, что начинается ссора. Он знал, что мама тут же скажет: «Что ты говоришь при ребенке?» — и ссора потухнет. Надолго ли?

Иногда он думал так: если у мамы не будет Алешки, то будет у нее один папа, а у папы будет мама. Не может же человек быть одиноким. И они будут вдвоем. А он, Алешка…

И вот его нет. Он шагает по утреннему морозному городу, по родному городу, который сейчас кажется ему холодным и чужим. Он ускоряет шаги, словно надеясь на то, что горе не угонится за ним и отстанет. А если уехать куда-нибудь далеко, то оно и вовсе потеряет Алешу из виду.

И он решил уехать.

Куда?

Не все ли равно? Хоть на край света. Чем дальше, тем лучше.

Если во всем городе снег белый, то у вокзала он всегда черный. Тысячи ботинок, галош, валяных сапог днем и ночью топчут его, оставляя свои большие и маленькие отпечатки. Не успеет метель постелить перед вокзалом свежий половичок, как его тотчас же истопчут. И он будет лежать грязным до следующего снегопада.

Если обычная улица похожа на реку, то привокзальная — на водоворот: здесь люди ходят в два раза быстрее, говорят в три раза громче и носят на своих плечах тяжелые тюки и чемоданы. Возле вокзала каждый куда-то бежит, что-то ищет, кого-то зовет.

Алеша не заметил, как очутился в этом вокзальном водовороте. Сначала он шел не торопясь. Шел, как человек, которому некуда спешить. Он даже умудрился остановиться, чтобы внимательно осмотреть здание вокзала. Вокзал был похож на старинную крепость с башнями и зубцами. Над входом синел циферблат огромных часов. На нем рядом с цифрами были нарисованы разные животные: теленок, скорпион, рак. В древности каждый такой знак имел свой особый смысл. Назывались они «знаки Зодиака». Алеша не успел рассмотреть всех рисунков. Над самым ухом прозвучал басистый голос:

— Эй, посторонись!

Алеша едва успел отскочить, как мимо проехала тележка, нагруженная целой горой чемоданов. Алеша посторонился и тут же попал в поток пассажиров. Как не легко выбраться из речного водоворота, так не просто выйти из потока людей у вокзала. Этот поток тут же подхватил Алешу и внес его в вокзал.

Вокзал гудел как улей. Люди смеялись, кричали, обнимались. Два слова повторялись чаще других: «до свидания» и «здравствуйте».

Но Алеше некому было сказать ни «здравствуй», ни «до свидания». Никто его не встречал и не провожал. Никто не обращал внимания на мальчика в бурой дубленке и лопоухой шапке. Он двигался в потоке людей, как самодельный кораблик с газетным парусом.

Так Алеша очутился у кассы.

Он остановился перед расписанием и, запрокинув голову, стал читать названия городов и станций, куда следуют поезда. «Куда бы это поехать? В Казань или в Свердловск? А может быть, еще дальше — в Ташкент?»

И тут Алеша обратил внимание на то, что рядом со станцией назначения стояла цена билета. Билет до Казани стоил восемь рублей, а до Свердловска еще дороже. Алеша опустил руку в карман и извлек оттуда все свои капиталы — сорок три копейки. Куда можно уехать на сорок три копейки? На такие деньги далеко не уедешь.